День в истории. 18 февраля: расстрелян главный дореволюционный «русский правозащитник»
Булацель родился в 1867 году в Малой Николаевке Екатеринославской губернии (ныне поселок Малониколаевка в составе ЛНР).
Интересно, что в том же месте и в том же году родился другой известный русский публицист Василий Катков. Правда, он был выходцем из крестьянской семьи, а Булацель — из видного дворянского рода с молдавскими корнями. Его отец был уездным предводителем дворянства, семье принадлежало около 30 тысяч десятин земли, т.е. они были очень крупными землевладельцами. Впрочем, старосветскими помещиками они не были.
Булацель уехал учиться в императорское училище правоведения — самое престижное и элитное юридическое учебное заведение в империи. Окончив его, он начал карьеру присяжного поверенного, или, как их называют сейчас, адвоката.
По своим взглядам Булацель был русским национал-монархистом. Вскоре после создания Русского собрания (РС) он вступил в его ряды. Изначально РС было не совсем партией, скорее чем-то средним между политическим клубом и общественным движением. Оно объединяло национально мыслящих деятелей культуры, ученых, чиновников, публицистов, священнослужителей и т.д.
На фоне начавшегося революционного насилия на улицах городов Булацель становился все более активным и непримиримым публицистом. Примириться он не мог ни с радикальными левыми, ни даже с либеральными кадетами.
Мысль, которую отстаивал Булацель, была проста: что вы делаете? Опомнитесь! Разве вы не видите, что все это принесет русским людям разорение и погибель?
Несмотря на некоторую однообразность публицистики Булацеля, стоит отметить, что он не был лишен провидческого дара. В одной из статей он писал:
«Понимаете ли вы весь ужас того положения, в каком очутилась бы наша родина в тот день, когда в угоду кружку неопытных мечтателей и международных слишком опытных банкиров Россию объявили бы республикой?
Зарево от горевших степей, деревень и городов, уничтоженных дикими ордами Тамерлана, будет ничтожным в сравнении с тем заревом, каким запылают города и села многострадальной России в тот день, когда республика станет свершившимся фактом».
По мере того, как террор перерастал в полноценную революцию 1905 года, Булацель все более решительно был настроен попробовать силы в политике. Собственно, именно он стоял у истоков первой организованной национал-монархической партии Союз русского народа (СРН) наряду с Александром Дубровиным и Аполлоном Майковым.
Тогда же Булацель переквалифицировался в правозащитники. Тогда такого слова не было, но суть была примерно та же.
Он по мере возможности брался в качестве адвоката за все дела, от резонансных до не очень, где в качестве противоборствующих сторон выступали русский и представитель национальных меньшинств. Например, в одном из самых громких дел он защищал одного из лидеров СРН — выходца из Таврической губернии Николая Юскевича-Красовского — по делу о подстрекательстве к убийству депутата I Государсвенной Думы — выходца из Херсонской губернии Михаила Герценштейна.
Впрочем, это не мешало Булацелю выполнять обязанности редактора газеты «Русское знамя» — главного издания Союза.
Тем временем в СРН появился бессарабец Владимир Пуришкевич, очень энергичный и очень амбициозный. Своей неуемной активностью он заслужил симпатии многих членов движения и наконец организовал раскол, попытавшись сместить лидера организации Дубровина.
Отвратительные дрязги закончились тем, что Пуришкевич увел с собой значительную часть актива, организовав Союз Михаила Архангела, в котором стал уже полновластным лидером. Булацель ушел к нему. Он связывал с Пуришкевичем определенные политические надежды и сам пытался попасть в Думу, однако проиграл выборы. Харизмы Пуришкевича, пусть и дикой, он не имел.
После неудачи на выборах Булацель сосредоточился на публицистике. С успокоением революционных страстей Булацель избрал новую мишень для нападок — «либерал-масонов» и «кадюков», которые являются марионетками злокозненных англичан и пытаются внедрить в России порядки, которые разрушат ее основы и превратят в британскую колонию.
Кадеты действительно почти сплошь были англоманами, из-за чего у Булацеля в отношении англичан появился особый пунктик:
«В столице «дружественного королевского английского дома» собрались вчера все отребья русско-польско-шведско-еврейско-латышско-армянского союза анархистов с целью обсудить меры и способы, как усилить массовый террор и бомбометание в России. И правительство знает об этом чудовищно-злодейском собрании, которому дает приют «милая корректная Англия»;
а русский министр иностранных дел не считает своею обязанностью напомнить английскому правительству, что есть пределы долготерпения и для гостеприимства, оказываемого убийцам. Что сказало бы английское правительство, если бы в Петербурге Союз русского народа устроил бы съезд «для обсуждения планов и способов, как посредством бросания бомб в богатых жителей лондонского Сити — уничтожить масонов-англичан и помочь освободить Индию от английской эксплуатации»?
О, такого съезда английское правительство в России не допустило бы, а вот русские министры допускают чудовищный съезд в Лондоне, имеющий обсуждать вопрос о том, как залить кровью Русского народа все села и города России…».
Англофобия Булацеля в конце концов привела его к изгнанию из движения.
Хотя в советской литературе различий между националистами и монархистами не делали, именуя всех скопом черносотенцами, в действительности отличия имелись. Например, киевлянин Василий Шульгин был националистом, Пуришкевич скорее национал-популистом, а вот Дубровин и Булацель — национал-монархистами. Первые двое вполне могли представить Россию и без императора (и в конце концов этому даже лично поспособствовали), а вот для последних двоих монархия и русский народ находились в неотъемлемой связи.
Вернемся к изгнанию Булацеля. В 1916 году, в разгар мировой войны, англичане озвучили идею — после победы над Германией предать суду императора Вильгельма. Для Булацеля это было такое чудовищное кощунство, что он не стерпел и опубликовал в «Российском гражданине» статью, которая привела к международному скандалу.
Булацель вовсе не призывал сдаться Германии или прекратить войну. Он лишь выразил недоумение по поводу того, что прощелыги, авантюристы из парламента и просто-напросто «либерал-масоны» осмеливаются вслух мечтать о суде над императором, фигурой, которая стоит неизмеримо выше их. Для него это был просто подрыв основ, сообразный Французской революции.
Англичане статью прочитали и через посла устроили выволочку российскому премьеру Борису Штюрмеру, и без того крайне непопулярному из-за подозрений в тайной германофилии.
В итоге, чтобы замять скандал, публицисту пришлось пойти с извинениями в посольство, где он объяснил, что вовсе не желает победы Германии, а только лишь обеспокоен влиянием Англии на внутренние российские дела.
Пуришкевич, к тому моменту уже переметнувшийся в революционный лагерь, воспользовался случаем, чтобы изгнать Булацеля и всех его сторонников, обвинив их в германофильстве.
После этого Булацель отошел от дел.
После революции он не занимался политикой, живя частной жизнью. В сентябре 1918 года, через три недели после начала красного террора, объявленного в ответ на убийство председателя петроградской ЧК, выходца из Киевской губернии Моисея Урицкого, Булацеля арестовали большевики. Никакой контрреволюционной деятельностью он не занимался, но они арестовывали заложников по спискам, в которых он числился как черносотенец.
В итоге Булацель четыре месяца просидел под арестом, а 18 февраля 1919 года был расстрелян по решению петроградских чекистов.