Владимирский собор Казани: хитрости топонимики и похабные песенки о русском святом
"Под сенью Святого Владимира" краеведа Алексея Клочкова. Часть 29-я Одним из самых любопытных районов Казани является Забулачье — в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова "Казань: логовища мокрых улиц". С разрешения издателя "Реальное время" публикует отрывки из главы "Под сенью Святого Владимира" (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28). И снова о топонимике Своим внешним обликом Владимирский собор резко отличался от остальных храмов Казани — его высоченная колокольня, увенчанная островерхим шпилем, была бы более уместной где-нибудь в Санкт-Петербурге или даже в западноевропейских столицах. Не случайно же приезжавшие в наш город по своим делам питерцы все как один узнавали в ней знакомые "аристократические черты" колокольни собора Петра и Павла северной столицы России, величественного творения Доменико Трезини. Подобно питерской, колокольня Владимирского собора являлась главным ориентиром в Казани, правда, высотою она более чем вдвое уступала 122-метровому аналогичному сооружению Санкт-Петербурга. Тем не менее всю вторую половину XIX столетия "Владимирский шпиль" (как его частенько называли) делил лавры самого высокого сооружения Казани с 55-метровой колокольней Казанского Богородицкого монастыря. В 1897 году обе эти высоты перекрыла 74-метровая колокольня Богоявленского собора, возведенная архитектором Генрихом Рушем на красной линии Большой Проломной улицы на средства почившего купца Ивана Кривоносова. Последняя и поныне является высотной доминантой нижней части исторического центра Казани. Храмовый комплекс Владимирского собора, состоявший из нескольких культовых сооружений и целого ряда вспомогательных жилых и хозяйственных построек, занимал довольно обширную территорию внутри квартала, ограниченного участками нынешних улиц Лево-Булачной, Чернышевского, Московской и Кировским переулком, в просторечье — "Трещиной". Вид на Мокрую слободу с колокольни Воскресенского собора. 1895 г. Архив группы "Kazan Nostalgique" Эти места были в свое время буквально нашпигованы топонимами, в которых так или иначе фигурировали производные от имени "Владимир". Так, кусочек современной Московской, улица Владимирская, начинавшаяся от нынешнего Кировского переулка (который до 1935 года тоже именовался Владимирским), завершалась в точке ее пересечения с Поперечно-Владимирской, забулачным участком нынешней улицы Чернышевского. Следующий по счету за Жарковским Ложкинский мост через Булак, успевший на своем веку побыть еще и Кузнечным, и Гостинодворским, в народе тоже именовался не иначе, как "Владимирский мост", причем едва не до середины ХХ века. Как мы видим, топонимы "Владимирская", "Владимирский" были в этих краях достаточно широко распространены и, между прочим, имели самые различные "звучания" и "толкования", с которыми нам стоит разобраться более подробно. Забегая вперед, следует подчеркнуть, что Владимирский храм был возведен вовсе не в честь Святого Владимира, как преподносят некоторые казанские авторы и экскурсоводы, но во имя Владимирской иконы Божией Матери, а это, как говорят в Одессе, "…две большие разницы". Вместе с тем, в защиту казанских бытописателей, стоит отметить, что эта распространенная ошибка имеет весьма давние корни, и связана она с особенностями дореволюционной топонимики, о которой, откровенно говоря, мы мало чего знаем, но вот тут-то вопрос как раз предельно ясен. Все дело в том, что в старые времена уже известную читателю колокольню в народе именовали не иначе, как "Святым Владимиром": "…гулял у Святого Владимира", "…ночевал под Святым Владимиром" и даже "…напился под Святым Владимиром" — подобные выражения были в ходу не только у "мокринских" аборигенов, но практически среди всех простых и не очень простых казанцев. Отчего это сооружение ассоциировалось у наших предков не с известной иконой, а с именем Крестителя Руси, равноапостольного киевского князя Владимира Красное Солнышко, остается только гадать. Причем в устах острых на язык жителей Мокрой слободы, и особенно в студенческой среде бедный Владимир Святославович предстал отнюдь не былинным героем, но сделался персонажем весьма легкомысленного городского фольклора, иногда просто шутливого, а подчас и вовсе похабного. Казань. Студенты. Фотоателье С. Фельзер на Воскресенской улице. 1905 г. Рискуя вполне заслуженно получить по шее от поборников православия, я все же позволю себе привести подцензурный отрывок самой популярной в XIX веке песни казанского студенчества (текст ее в разных вариациях известен с 1840-х годов), стало быть, ее свободно могли в свое время исполнять и Лев Толстой, и Александр Бутлеров, и Евгений Чириков, и даже небезызвестный Владимир Ульянов. Кстати, текст этой песни не только четко обозначал локализацию самого злачного района Казани — Мокрой слободы и собственно Мокрой площади, средоточия борделей и притонов, но и весьма прозрачно характеризовал времяпрепровождение тогдашних казанских студентов. Итак, перекрестясь, поехали: Там, где тинный Булак Со Казанкой-рекой Словно брат и сестра Обнимаются, От зари до зари, Как зажгут фонари, Все студенты По улицам шляются. Они песни поют, Они горькую пьют И еще кое-чем занимаются. Через тумбу-тумбу раз, Через тумбу-тумбу два, Через тумбу три-четыре Спотыкаются. А Владимир Святой С колокольни большой На студентов глядит, Удивляется. Он и сам бы не прочь Провести с ними ночь, Да на старости лет Не решается. Через тумбу-тумбу раз, Через тумбу-тумбу два, Через тумбу три-четыре Спотыкается… Студенты Казанского Императорского университета. Салон С. Фельзер. 1905 г. Тут Владимир скорей С колокольни своей Прям на Мокрую на площадь Спускается И к студентам идет, С ними песни поет И еще кое-чем занимается. Через тумбу-тумбу раз, Через тумбу-тумбу два, Через тумбу три-четыре Спотыкается. А Святой Гавриил В рай донос учинил, Что Владимир-де Святой — Горький пьяница, Что он песни поет, Что он горькую пьет И еще кое-чем занимается. Через тумбу-тумбу раз, Через тумбу-тумбу два, Через тумбу три-четыре Спотыкается… Если честно, знаю сию песню наизусть целиком, причем в различных вариациях (спасибо деду) — и про то, как Святой Гавриил был наказан за донос "…И Святой Гавриил …чего-то там получил — так доносчикам полагается…", и про то, как за него вступился "Варламий Святой" с близлежащей колокольни, в дело вмешался "Святой Илья" (прикиньте, с каким словом рифмуется это имя), и много чего еще. Но, к сожалению (а вернее — к счастью), дальнейшее цитирование сего опуса не выдержит никакой цензуры. Студенческий билет М.А. Лаврентьева, будущего выдающегося математика. 1918 г. В этой связи интересно, что в некоторых редакциях песни "Святой Варламий" выступает в роли главного героя. В данном варианте второй куплет песни звучит так: Где Варламий Святой С золотой головой Меж горелых домов Возвышается, И как хочешь гляди Ты хоть в оба, хоть в три — Не узнать, чем они занимаются! Через тумбу-тумбу раз, Через тумбу-тумбу два, Через тумбу три-четыре Спокыкаются... Не подлежит сомнению, что под "Варламием Святым" имеется в виду колокольня Варламовской церкви, до 1932 года стоявшей в середине улицы Большой Варламовской (Мартына Межлаука), на месте сегодняшнего Колхозного рынка. Между прочим, официально храм назывался "Церковь Смоленской иконы Божией Матери", а простонародное прозвище "Варламовский" он получил по приделу во имя преподобного Варлаама, чудотворца Хутынского. К этому уничтоженному храму мы еще подробно вернемся в своем месте — в данном случае нас интересуют только два момента: во-первых, очередной топонимический казус, а во-вторых — тот факт, что упоминание "Святого Варламия" в студенческих песнях лишний раз очерчивает границы Мокрой в ее "широком" толковании. Продолжение следует
