Лина Костенко: к 90-летию украинской поэтессы

Лину ненавидят и обожают, Лину не понимают и презирают, Лину хвалят и превозносят. Лина так же многолика, как и её триста поэзий. Исключительно украиноязычная, научившая украинских женщин говорить словами Маруси Чурай: «Моя любов чолом сягала неба, а Гриць ходив ногами по землі» (Моя любовь лбом достигала неба, а Гриц ходил ногами по земле). «А крила має…» Сегодня, 19 марта 2020 года, известной украинской поэтессе исполняется 90 лет. В детстве Лина мечтала стать лётчицей. Желание девочки было настолько сильным, что однажды она смастерила себе самодельный парашют из старого маминого зонтика и простыни, поднялась со всей этой конструкцией на чердак и прыгнула. В тот день маленькая Лина едва не погибла, с мечтой детства было покончено. Родилась Лина Костенко в городе Ржищеве Киевской области. По легенде, отец девочки, Василий Костенко, был полиглотом-самородком, знал 12 языков. А ещё был врагом народа. Через шесть лет после рождения Лины семья переехала в Киев, где будущая поэтесса окончила школу и начала посещать литературную студию при журнале «Днепр». В послевоенные годы Костенко начала посещать литературную студию при Союзе писателей Украины. В 1946 году были опубликованы первые стихи Костенко. После школы девушка поступила в Киевский педагогический институт им. М. Горького, но оставила его и уехала учиться в Московский литературный институт им. М. Горького. Институт Костенко окончила в 1956 году, в течение года после получения диплома вышла первая книга украинской поэтессы «Лучи земли». Второй сборник «Паруса» был опубликован в 1958 году, третий — «Путешествия сердца» вышел в тот год, когда советский парень покорил космос и сказал своё знаменитое «Поехали». В стол Начиная с 1962 года Костенко перестают издавать. На своём литературном пути Лине Костенко пришлось около 15 лет писать в стол. Писание «в стол» как известно всегда стимулирует настоящих поэтов, невозможность печати заставляет автора брать всё более высокую ноту. Именно в течение этих полутора десятков лет Костенко и написала свою знаменитую «Марусю Чурай», и «Берестечко», а также стихи, составившие книги «Над берегами вечной реки» и «Неповторимость». За роман в стихах «Маруся Чурай» и сборник «Неповторимость» поэтесса в 1987 году получила Государственную премию Украины имени Т.Г. Шевченко. Роман в стихах «Маруся Чурай», изданный в 1979 году, имел чрезвычайный, беспрецедентный успех. Работая над романом, Лина использовала скупые и, по сути, полулегендарные сведения о певице-поэтессе из Полтавы Марусе Чурай. «Ранняя Лина Костенко, — делится со мною киевский поэт Евгения Бильченко, — это чудесное сочетание ахматовской ясности и хрустального классического слога. Это и есть подлинная Украина, без русофобии и налёта моды. Она запомнится ранней лирикой. Высшая форма чистой «нецветочной» аполлоновской гармонии». Гений в деменции Один из главных вопросов, который хочется задать и Костенко, и Бильченко, и себе — это должен ли поэт смешивать поэтическое и политическое, и чем смешение несмешиваемых веществ может грозить автору? Не обернётся ли слово-оружие против поэта? Да что там против поэта! Против человечества и человечности. Лина Костенко поддержала Евромайдан, в 2014 году неоднократно выезжала в зону конфликта с выступлениями перед бойцами добровольческих батальонов, Нацгвардии и ВСУ. Киевский поэт и издатель Дмитрий Бураго, недавно подаривший миру антологию «Русский стих Украины», говорит о Лине Костенко так: «Лина Костенко — замечательный украинский поэт, творчество которого, к сожалению, отторгается современными тенденциями в украинской интеллигенции. Александр Блок писал в заметке о поэме «Двенадцать», что политика — это Маркизова лужа в океане вселенной. Наверное, когда политика в творчестве затмевает вселенную, то поэт уже ничего не должен — его нет». «Поэт может и обязан обострять политическое, — отвечает на мой вопрос Бильченко, — в мире, где репрессивная политика называет себя антиполитикой, обострять политическое следует поэту самым радикальным образом, чтобы выйти из репрессивной зависимости. Писать о цветочках в такой период — грешно и недостойно поэта. Писать о цветочках и не замечать, как обстреливают людей на Донбассе. Но ещё страшнее — служить этому самому репрессивному политическому. Особенно страшно это от великих поэтов, коих взрастила культура, которую они теперь в грош не ставят и унижают. Это манкуртизм — форма старческого забвения корней. Поэт без корня — лакей политики». Чтобы не называть ничьих имён и никого не подвести. «Лина Костенко активно участвовала в травле моих близких друзей, — рассказывает Бильченко, — в частности, известного украинского поэта, на которого она с дочерью писала доносы в СБУ по теме «Предательство Родины», только лишь потому, что он желал мира Украине». Настоящие поэты, как правило, прозорливы, как же так вышло, что Костенко растеряла своё поэтическое и стала насквозь политизированным существом? И слова её, теперь обмельчавшие, уже не бьют, а всего-то застревают в зубах. И снова, чтобы никого не подвести, процитирую, не называя имён. «Я не знакома с Линой лично, — комментирует одна дончанка, реально разбирающаяся в украинской литературе, что для донбассовцев всё же исключение, а не правило, — в юности обожала её «Марусю Чурай», разочаровалась, прочитав «Записки сумасшедшего». Она сложный человек, жёсткий, талантливый, харизмат, идейная националистка. Имеет ли поэт право смешивать поэтическое и политическое? Поэту, конечно, никто не указ, зачастую смешивается само. И у Пушкина, и у Бродского, и у Лины с Лесей Украинкой». Меж двух войн Как же так вышло, что Лина, чья жизнь расположилась аккурат меж двух войн, девочка, которая помнит Великую Отечественную войну, жительница города-героя Киева, приняла сторону убийц? У моего друга, поэта Русанова, есть украиноязычные тексты, вот цитата из одного из них от 4 мая 2014 года: «Боролися зі злодієм, / прокинулися вбивцями…» (Боролись со злодеем, проснулись убийцами). Это к слову о том, что запад с востоком понять друг друга не могут не потому, что говорят на разных языках, русском и украинском, а потому, что понимание невозможно, кажется, на каком-то генетическом уровне. Всё, что нам любо, ненавидимо западом, презираемо. Как так вышло, что пронзительнейший текст «Мій перший вірш, написаний в окопі» ("Мой первый стих, написанный в окопе") ещё во времена СССР, сегодня отрицаем самой Линой на уровне поэтического бытования? Для русскоязычной аудитории я сделала свою собственную попытку перевода с украинского на русский этого потрясающего бьющего текста, текста-сироты, текста, авторка которого давно мертва, хотя и коротает ещё свой век на этой планете. Мой первый стих, написанный в окопе, на артобстрелянной ощеренной стене, когда, утративши все звёзды в гороскопе, погибло моё детство на войне. Лилась пожара огненная лава, горела хата. Ночь казалась днём. Захлёбывалась наша переправа через Ревучий — дымом и огнём. Земля гудела. Мальчик плакал громко, крестилась баба, и кончался хлеб. И барабанные взрывались перепонки, в окопе, где мы все сошли на нет. О первый страх совсем недетских зрелищ, какой оставил он на сердце след! Как выразить в стихах? Да и сумею ль? Иль суждено душою онеметь? Всё было раньше, ни косым, ни волком, кровавый мир, заря — сплошная гарь. Я выводила, кажется, осколком свои стихи, едва познав букварь. Тот первый стих, что примостился с краю, чтоб посветила за полночь война. Каким он был? Не помню и не знаю. Снаряд упал — осыпалась стена. И в завершение скажу: от всего сердца я желаю Лине Костенко здоровья и долгих лет жизни. Долгих лет потому, что каждый человек, а тем более поэт, имеет право на раскаяние, на то, чтобы занять правильную сторону. Пусть и перед самой смертью. А правильная сторона всегда там, где Бог. А Бог, как известно, всегда на стороне убиваемых, но никак не убийц.