Новая Польша (Польша): в поисках «Третьей России»
Формулировку «Третья Россия» впервые использовали члены знаменитого петроградского литературного триумвирата, которые, спасаясь бегством из охваченной Гражданской войной северной столицы, в январе 1920 года добрались до Минска, находившегося тогда под контролем поляков. Это были литературный критик Дмитрий Философов, поэтесса Зинаида Гиппиус и писатель Дмитрий Мережковский, а также сопровождавший их секретарь Владимир Злобин. Почти в то же время, после многомесячного зондирования почвы при посредничестве Кароля Вендзягольского (участника Белого движения и большого сторонника демократической России), из Парижа в Варшаву на переговоры с главой польского государства Юзефом Пилсудским прибыл Борис Савинков — известный эсер, в прошлом — террорист. Петроградским беглецам удалось тогда установить с ним контакт при помощи телеграфа. Сперва переговоры носили конфиденциальный характер, но вскоре, в конце января — начале февраля 1920 года, Философов сделал первую публичную политическую декларацию на страницах «Минского курьера». Как вспоминала Гиппиус, «Когда Дима впервые напечатал у Гзовского [редактора «Минского курьера»], что пресловутые границы [17]72-го года — только справедливость, — под этим как бы мы все подписались. Дима даже написал, что Саксонская площадь [сейчас — площадь Пилсудского] в Варшаве была бы красивее без памятника русского самодержавия — Собора, и его следовало бы срыть». Это заявление было повторено обоими Дмитриями в интервью выходившему в Вильно журналу «Наш край»: «Оба мы с г. Мережковским — сказал г. Философов — стоим на почве прав Польши на границы 1772 г. Признание этих прав должно быть исходным пунктом при установлении польско-российских отношений». Неудивительно, что лекции гостей из Петербурга пользовались огромным интересом у поляков. Это отметил в своих воспоминаниях русский журналист Сергей Поволоцкий: «Я попал на доклад Мережковского благодаря журналу „Театральный обзор" (Przegląd Artystyczny), так как получить билет было почти невозможно. Популярность Мережковского тогда в Польше была действительно огромна. […] Когда я попал в зал (это обширный актовый зал Университета Стефана Батория), то в нем нельзя было поместить шпильку». Ни «белые», ни «красные» никогда не брались за столь радикальный план переустройства России: несмотря на идеологические различия, и те, и другие защищали имперское наследие. Для Бориса Савинкова, возглавившего «третью Россию», группа стала сильной поддержкой. Переговоры между ним и Пилсудским увенчались в 1920 году учреждением Русского политического комитета (РПК) со штаб-квартирой в Варшаве. Заместителем Савинкова стал Философов. Органом Комитета была газета «Свобода», созданная по инициативе «литературного триумвирата». Россия Савинкова должна была быть ни «белой», ни «красной», а просто демократической, в духе февральской революции. Несомненно, именно группа Савинкова, а не партия Ленина провозгласила по-настоящему революционную и позитивную политическую программу для России. Именно так следует понимать лозунг ее демократизации, а также отказ от наследия самодержавия. Представители этого движения выдвинули также четкую программу в отношении Польши, признавая ее независимость и право на земли, отобранные в результате оккупации. Вместе с тем, политическая ситуация вынуждала и к вступлению в переговоры с представителями Украинской народной республики Симона Петлюры. Столь противоречивая политическая программа порождала естественный вопрос о мотивах деятельности Савинкова, шансах на успех его инициативы, а также долговечности идеи третьей России. Говоря о мотивах, следует обратить внимание, что непосредственной причиной самостоятельных действий Савинкова были поражения «белых». Именно катастрофическое положение их лидера генерала Деникина склонило политика к тому, чтобы вступить в переговоры с поляками. Сам Деникин, исходивший из принципа неделимости земель Российской империи, был неспособен договориться с польским государством. Даже в критическом положении, прося Пилсудского о немедленной военной помощи, он не сумел избавиться от покровительственного тона: «Конечная победа наша несомненна. Вопрос лишь в том, как долго будет длиться анархия, какою ценою, какою кровью будет куплено освобождение. Но тогда, встав на ноги, Россия вспомнит, кто ей был другом». Но «белая» Россия не встала на ноги. Угнетенное состояние Савинкова передает его личное письмо того периода: «Не верю, чтобы мир можно было построить из злобы и ненависти, и если я останусь один, то даже тогда скажу: „большевиков не признаю и сражаться с ними буду до последнего". Тем временем, вся моя надежда в союзе Польши с Россией, Пилсудского с Деникиным. […] Деникин ничему не научился. Был генералом, им и остался. Боже! […] Он спасает Россию. Что за несчастный, недоразвитый народ, заплутавший между трех сосен народ — мы, русские, православные, славяне. „Черти меня догадали родиться русским"[1]. […] Что я сегодня могу сказать Пилсудскому?». Соглашение между Савинковым и Пилсудским было для русских последним шансом предпринять контрнаступление с территории Польши и Крыма, где держался генерал Врангель. В силу секретного договора между главным командованием Войска Польского и Савинковым, все русские части в Польше политически были подчинены ему. Свидетельством атмосферы тех событий является брошюра Дмитрия Мережковского «Юзеф Пилсудский», выпущенная в 1920 году на русском, английском, французском и итальянском языках, где польский лидер изображен как мессия, который поведет наступление против «царства сатаны» — большевиков. Почему не вышло в 1920-м? Формирование русских частей проходило не в самой лучшей атмосфере: многие офицеры не хотели подчиняться Савинкову. Его террористическое прошлое, симпатии к Польше, а также контакты с генералом Станиславом Булак-Балаховичем и атаманом Симоном Петлюрой не вызывали доверия в рядах русских офицеров, находившихся на польской территории. Многие из них предпочитали отправиться окружной дорогой в Крым к войскам генерала Врангеля, нежели участвовать в совместных действиях с Польшей и ее союзниками. В начале 1919 года «красные» заняли Вильно, что в Варшаве сочли актом агрессии. Началась советско-польская война. В апреле 1920 года польские войска заняли Киев. Однако скоро Красная армия смогла перегруппироваться и в результате контрнаступления подошла вплотную к Варшаве, где в август 1920 года потерпела поражение. В результате подписания 12 октября 1920 года поспешного, невыгодного для польской стороны перемирия с большевиками, была потеряна возможность военной поддержки похода Савинкова на Москву и Петлюры на Киев. Против таких условий мира выступал глава МИД Евстахий Сапега, они противоречили также намерениям Пилсудского и военных кругов, которые хотели дать союзным антибольшевистским отрядам еще какое-то время для подготовки наступления. Но окончательное решение было за возглавлявшим польскую делегацию заместителем министра иностранных дел Яном Домбским, которого поддерживал премьер Винценты Витос из Польской крестьянской партии, склоняя к скорому заключению перемирия. Даже глава государства не обладал формальными инструментами, чтобы повлиять на позицию главы делегации. Для русских эмигрантов весть о перемирии стала шоком — Мережковский и Гиппиус, чувствуя себя преданными, уехали во Францию. Подписанное соглашение означало, что дальнейшую борьбу русско-казацко-белорусско-украинским силам придется вести без поддержки Войска Польского, что сводило шансы на достижение успеха к минимуму. Одинокое наступление Савинкова с генералом Балаховичем на севере и генерала Бориса Пермыкина с Петлюрой в направлении Крыма быстро захлебнулось; к началу декабря 1920 года все его участники, не попавшие в руки красноармейцев, отступили на территорию Польши. Это произошло вскоре после эвакуации войск генерала Врангеля из Крыма на Балканы. Тем самым провалилась последняя попытка антибольшевистского контрнаступления. Эта операция могла иметь какие-либо шансы на успех лишь в случае удержания линии Днепра и развития украинской государственности после того, как в мае 1920 года у большевиков отбили Киев. Она также требовала согласия и сотрудничества не только между союзными народами, но и между самими русскими, чего, однако, достичь не удалось. В конце 1920 года позиции РПК резко пошатнулись, что проявилось даже в смене названия на Русский эвакуационный комитет (РЭК). Еще в конце августа — начале сентября 1920 года Савинков искал украинскую партию, готовую принять проект федерализации Украины с Россией. В конце октября, опасаясь окончательного прекращения военных действий, он, ради продолжения борьбы, вынужден был идти на уступки. Об этом свидетельствует проект создания Союза Государств на территории бывшей Российской империи, признание независимости Эстонии, Латвии и Грузии (о Литве в нем не упоминалось), а также соглашение с Украинской народной республикой. Договор, который был подписан представителями обеих сторон 17 марта 1921 года, накануне ратификации польско-советского мирного договора в Риге, поддерживал положения конвенции, заключенной между РПК и УНР 18 ноября 1920 года, в которой признавалась независимость Украины и правительство во главе с Петлюрой. В начале января 1921 года состоялось секретное собрание РЭК, на котором было решено возобновить деятельность Народного союза защиты Родины и Свободы[2], создать при нем информационное бюро, а также созвать в Варшаве съезд антибольшевистских организаций. Он действительно прошел в июле того же года: во встрече приняло участия около 140 делегатов, в том числе представители украинских, белорусских, казацких организаций; в числе гостей были представители польских властей и послы западных государств. На съезде подчеркивалась необходимость взаимного сотрудничества между народами бывшей империи для создания той самой «третьей России», уважающей права других народов и государств. Однако это мероприятие можно считать последним успехом Савинкова и его единомышленников. В конце октября 1921 года ему пришлось покинуть территорию Польши из-за давления советской стороны, требовавшей соблюдения положений рижского договора, по которому оба государства обязались не предоставлять на своей территории убежище и поддержку политическим силам, угрожающим независимости второй стороны. Когда Савинков уезжал, провожаемый одним из близких помощников Пилсудского Богуславом Медзинским, то, не скрывая горечи, сказал: «my heart was glad that I was leaving that accursed country» (Мое сердце радовалось, что я покидаю эту проклятую страну (англ.). Вынужденный отъезд не миновал и Дмитрия Философова, который, однако, вскоре вернулся в Польшу. Члены Народного союза защиты Родины и Свободы действовали на территории советской России, но не только. В 1921-1924 годах Философов выполнял функции руководителя польского отделения организации: оно представляло собой резерв сил для разведывательной организации «Волк», сотрудничавшей со II отделом Генерального штаба Войска Польского. В планах у Савинкова, как и пристало матерому террористу, были, например, покушения на видных советских политиков. В организации одного из них, на народного комиссара по иностранным делам Георгия Чичерина в Париже, участвовал и Философов. Но оно так и не состоялось. Жертва ОГПУ или собственных разочарований? По мнению известного российского историка Михаила Геллера, Савинков еще с декабря 1921 года, более или менее сознательно, мог быть советским агентом влияния, предпринявшим из патриотических побуждений некую игру с большевиками и не осознававшим, что на самом деле разыгрывают его. 10 декабря 1921 года в Лондоне у него состоялась беседа с Леонидом Красиным, близким соратником Ленина, который в то время хлопотал о признании власти большевиков и займах для них. Савинков получил из разговора с Красиным приукрашенный образ советской России, который распространял в частных письмах, в т.ч. к Пилсудскому. В результате операции ОГПУ, известной под кодовым названием «Синдикат-2», в 1924 году Савинкова заманили в СССР и посадили в тюрьму на Лубянке, откуда он стал писать знакомым эмигрантам, убеждая их признать советскую власть. Получив такое письмо, Философов отмежевался от бывшего соратника, лично проинформировав о полученной корреспонденции Пилсудского, который, кажется, не поверил в предательство Савинкова. Юзеф Чапский записал: «Это был удар! Удар по всей политике. Я слышал, что он [Философов] даже потерял сознание и упал». В результате «судебного процесса» Савинков был приговорен к 10 годам тюрьмы, однако не отбыл наказания полностью. По официальной версии, он совершил самоубийство в мае 1925 года, а по неофициальной (которую высказывал, в частности, Александр Солженицын) — был убит после того, как отыграл свою роль. Такой сценарий вполне вписывался в тогдашние методы работы советского репрессивного аппарата и кажется весьма правдоподобным. После смерти прежние коллеги и сторонники считали его благородным и преданным делу человеком, павшим жертвой провокации. Поскольку, вероятнее всего, к Савинкову применялись пытки и психологические манипуляции, искренность его тюремных дневников остается под вопросом, однако их стоит процитировать, чтобы попробовать разобраться в мотивах его возвращения в СССР: «Андрей Павлович, вероятно, думает, что „поймал" меня, Арцыбашев думает, что это — „двойная игра", Философов думает — „предатель". А на самом деле все проще. Я не мог дольше жить за границей. Не мог, потому что днем и ночью тосковал о России. […] Словом, надо было ехать в Россию. […] Почему я признал Советы? Потому, что я русский. Если русский народ их признал […], то кто я такой, чтобы их не признать?». Весьма вероятно, что среди причин возвращения Савинкова — ухудшение политических условий для дела освобождения России, отсутствие результатов его деятельности в эмиграции, а также раздражение от переговоров и отчасти вынужденных уступок в пользу народов бывшей Российской империи. Поражения Савинкова, без сомнения, делали его все более податливым к влиянию советских агентов, пытавшихся использовать патриотические чувства политика в своих интересах. Преемником Савинкова в Европе стал Философов, до конца своей жизни продвигавший идею польско-российского сотрудничества. Он был одним из немногих русских эмигрантов, имевших возможность часто встречаться с Пилсудским. И если остальные преимущественно видели в польском лидере русофоба, то Философов воспринимал его как союзника: «Странно […], что польские москалефобы любят в России то, что мы любим, и ненавидят в ней то, что и мы ненавидим». Хотя идея антиимперской «Третьей России» разделялась не всей эмиграцией, она представляет собой важный эпизод в истории политической мысли русских демократических кругов, а также польско-российских отношений. Перевод Владимира Окуня [1] Перефразированная цитата из письма А.С. Пушкина: «Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!". [2] Союз защиты Родины и Свободы — военная антибольшевистская организация, созданная Савинковым в марте 1918 года с санкции командования Добровольческой армии.