«К выселению приступить немедленно…»
«Пользоваться покровительством русских законов…»Первое официальное известие о появлении корейцев на российских землях датировано 30 ноября 1863 года — начальник Новгородского поста поручик Василий Резанов обратился с рапортом к военному губернатору Приморской области Петру Казакевичу. Поручик докладывал, что два десятка корейских семей просят разрешения поселиться в долине реки Тизинхе неподалёку от русского пограничного поста.Ныне Тизинхе — это река Виноградная в Хасанском районе на самом юге Приморского края. До границы Китая отсюда всего десяток километров, а до Кореи — не более сорока. Просивший за корейцев 154 года назад поручик Василий Резанов командовал ротой 3-го Восточно-Сибирского линейного батальона — именно эта пограничная часть за несколько лет до описываемых событий основала Благовещенск и Хабаровск, пережив немало страшных трудностей во время освоения берегов Амура.В 1863 году не прошло и трёх лет, как земли Приморья по договору с китайской империей Цин отошли к нашей стране. Русских поселений, кроме редких пограничных постов, здесь ещё не было — и корейским поселенцам предстояло стать первыми гражданскими обитателями этого дальнего региона России. Поручик Резанов писал губернатору Казакевичу, что корейские переселенцы уже построилиа на берегу Тизинхе шесть «фанз» - традиционные для стран Дальнего Востока крестьянские избушки из соломы — и просят русские власти отправить к месту их поселения хотя бы пять солдат для защиты от китайских бандитов-«хунхузов», которые грабят и убивают корейцев. Если Россия обеспечит их безопасность, передавал Василий Резанов слова корейских старейшин, то множество их родичей готовы переселяться на новые земли.Первый губернатор Приморской области контр-адмирал Пётр Казакевич ранее немало сделал для освоения Приамурья, столь же деятельно отнёсся он и к закреплению Уссурийского края. Губернатор разрешил корейским крестьянам селиться на новых землях России и приказал поручику Резанову принять «самые энергичные меры к ограждению их безопасности и спокойствия», чтобы переселившиеся «могли пользоваться полною свободою и покровительством русских законов».Уже в январе 1864 года недалеко от Новгородского поста (ныне посёлок Посьет в Хасанском районе Приморского края) возникло первое корейское поселение на территории России. С берегов речки Тизинхе губернатору Приморской области отправилось сообщение: «14 семей в числе 65 душ обоего пола перешли из Кореи в январе месяце сего года в Приморскую область, построили фанзы в верстах 15 от поста Новгородского, успешно занимаются огородничеством, земледелием и обещают по своему трудолюбию быть вполне полезными хозяевами».Первое корейское селение на нашем Дальнем Востоке официально назвали «слободой Резаново» - в честь поручика Василия Резанова, оказавшего помощь беженцам из Кореи. Весной 1864 года тутздесь появились первые огороды, окрестные поля засеяли ячменем, гречихой и кукурузой. Летом в «слободе Резаново» проживало уже 30 корейских семей, а в следующем году на берега Тизинхе переселилось ещё 65 семейств, почти четыре сотни крестьян. Переселение корейцев становилось массовым: — на их родине в то время свирепствовал голод, на новых же землях переселенцам не только обеспечивали не только защиту, но и предоставляли внушительные льготы. «Уличенных в желании эмигрировать пытали и казнили…»В середине XIX века Китай и Япония вполне справедливо считались отсталыми государствами, но Корея, управлявшаяся королями-«ванами», вассалами правивших в Пекине маньчжурских императоров, выглядела отсталой даже на фоне своих азиатских соседей по Дальнему Востоку. Жизнь в «Стране утренней свежести» оставалась абсолютно средневековой и феодальной, как будто застыв на несколько веков. Разнообразие в течение времени вносили лишь природные катаклизмы, нередкие именно на севере Корейского полуострова. Летом 1864 года сильные дожди не дали созреть хлебу, а ранние заморозки осенью окончательно погубили урожай, начался массовый голод. Не прошло и пяти лет, как из-за сильного наводнения голод повторился. Крестьяне, обитавшие в северных провинциях Кореи, спасая свои жизни, бежали в ставшее российским Приморье, где было много свободной земли. Правительство Российской империи, чтобы быстрее заселить обширные и почти безлюдные земли на Амуре и в Приморье, предоставляло внушительные льготы всем будущим колонистам, как русским, так и иностранцам. Переселенцы бесплатно получали сотню гектаров на семью и освобождение от налогов. Не удивительно, что подгоняемые голодом крестьяне из соседней страны быстро оказались самыми многочисленными среди переселенцев в новый край России.Только в июле-декабре 1869 года в Приморье, где в то время обитало менее 20 тысяч человек, переселилось более шести тысяч корейцев. Если российские власти приветствовали переселенцев, то власть феодальной Кореи всячески пыталась их запретить. Корейские солдаты устраивали настоящие облавы на беглецов, расстреливая их из луков: — армия отсталого королевства тоже оставалась полностью средневековой. По словам российских очевидцев, после 1869 года на берегах пограничной реки Тумен-улы (ныне Туманная) ещё долго валялись трупы и обглоданные кости убитых.Чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Восточной Сибири и брат первого губернатора Амурской области Фёдор Буссе в то время писал: «Уличенных в желании эмигрировать из Кореи пытали и казнили; партии переселенцев преследовались войсками; их грабили и убивали; но народ, узнав, что сородичи живут под охраной русских законов и быстро достигают довольства, не останавливался перед опасностью побега…» «Часто можно встретить корейца, едущего верхом на корове…»Земли Приморья в ту эпоху стали спасением для многих тысяч корейцев — и до открытия пароходного сообщения Дальнего Востока с европейской частью России количество переселенцев из Кореи здесь даже превышало численность русского населения. По официальным данным приамурского генерал-губернатора, на 1882 год в Приморской области жило 8 358 русских и 10 137 корейцев.К тому времени на юге Приморья существовало уже два десятка больших корейских селений. Вот как их описывал очевидец, чиновник российского МИДа Владимир Граве: «Всюду корейские фанзы, всюду встречаются корейцы в своих национальных одеждах: белые куртки, очень длинные, одеты поверх белой же рубахи, громадные белые панталоны, очень широкие и завязанные внизу. На голове косы, к которым пришпиливаются небольшие шапки в форме цилиндров с прямыми полями; цилиндр помещается не на голове, а на прическе. От привычки привязывать к спине грудных детей они держаться очень прямо и осторожно выступают при ходьбе… По дороге попадаются национальные корейские двухколесные арбы, запряженные иногда лошадьми, но чаще всего волами и коровами, которые держатся здесь не для доения, а для работы. Часто можно встретить корейца, едущего верхом на корове…"Появлявшиеся в то время в Приморье и Приамурье мигранты из Японии и Китая жили и работали в основном в городах, занимаясь различными ремёслами и промыслами. Корейцы же, наоборот, большей частью проживали в новых сёлах, основанных посреди тайги Уссурийского края — их уделом был нелёгкий крестьянский труд. Однако к началу XX века количество заселявших регион корейцев уже стало беспокоить местные российские власти. Первые опасения прозвучали ещё в 1893 году, когда глава Приамурского генерал-губернаторства Андрей Корф собрал в Хабаровске съезд «сведущих людей». Дальневосточные чиновники, промышленники и купцы тогда высказали обеспокоенность по поводу роста численности корейских мигрантов: «Поселившиеся в Южно-Уссурийском крае корейцы, хотя и приносили ему в начале пользу как производители хлеба, то теперь, с увеличением здесь русского населения, надобность в них уменьшается из года в год, к тому же способ обработки ими почвы хищнический, так как они выпахивают почву до того, что на ней перестает родиться даже трава…»Хотя к началу XX века, благодаря пароходному сообщению и Транссибирской железной дороге, русское население Приморья и Приамурья значительно выросло, но рост числа переселенцев из Кореи тоже оставался внушительным. С 1882 по 1899 годы количество корейцев, живущих на российских землях Дальнего Востока, выросло в три раза. В реальности их стало даже больше, местные власти смогли посчитать отнюдь не всех мигрантов. Почти половина сёл, окружавших тогда Владивосток, были корейскими. «Объяпонить Корею и обкореить Южно-Уссурийский край…»Новый толчок переселению корейцев в Россию дала неудачная для нашей страны русско-японская война. С 1905 года Корея попала под власть Японии, что вызвало массовый поток корейских беженцев в русское Приморье. Сюда же отступили воевавшие против японцев корейские партизаны — российские власти их негласно поддерживали, но в итоге заселенные корейцами районы к югу от Владивостока контролировались не русской администрацией, а вооружёнными корейскими старейшинами и атаманами.Все попытки наладить учёт такого количества мигрантов провалились. Как писал вВ 1908 году отвечавший за охрану границы Южно-Уссурийского края с Кореей действительный статский советник Евгений Смирнов писал: «Многие корейцы откочевали в другие части края, продав свои имена выходцам из-за границы, которые и были записаны в сельские и волостные списки в качестве русских подданных… Так как дело это очень запутанное и сложное, то едва ли может быть решено высшей властью в крае…» Если японцы на нашем Дальнем Востоке селились только в крупных городах, а китайцы были рассеяны небольшими группками по всему Приморью, то корейцы компактно заселяли целые сельские районы на границе с Корейским полуостровом. Наличие рядом множества «выходцев из-за границы» уже беспокоило и русских переселенцев, и государственные власти. Первые конфликтовали с корейскими сёлами из-за земельных угодий, а вторые опасались политических последствий. На фоне масс неучтённых мигрантов и недавнего поражения от стремительно набиравшей силы Японской империи, такие опасения не казались напрасными.Первым в отечественной истории, кто предложил выселить корейцев из пограничных районов России, стал Приамурский генерал-губернатор Павел Унтербергер. В 1908 году он докладывал в Петербург: «После войны 1904−1905 гг., когда японцы сделались хозяевами в Корее, переселение к нам корейцев еще более усилилось… Огромная опасность этого явления очевидна. Захват значительных площадей корейцами, выселение которых в будущем может встретить всевозможные препятствия, равносилен ослаблению нашего положения на берегах Тихого океана. Рассчитывать, что корейцы, даже перешедшие в наше подданство и принявшие православие, будут ассимилироваться с русским населением, нет никакого основания, так как опыт показал, что проживающие в Южно-Уссурийском крае уже 40 с лишним лет корейцы сохранили свою национальность в полной мере и остаются во всех отношениях чуждым нам народом. Нельзя также надеяться на лояльность этого элемента в случае войны с Японией или Китаем; напротив того, они тогда представят из себя чрезвычайно благоприятную почву для широкой организации врагами шпионства. Следует здесь заметить, что вселение к нам корейцев является весьма выгодным для японцев, которые поэтому и поощряют это движение. В Корее, например, образовалось утвержденное японским правительством общество, имеющее целью содействовать переселению корейцев в Южно-Уссурийский край…»На ассимиляцию корейцев, однако, у русских жителей Дальнего Востока в то время существовал и противоположный взгляд. «По своему характеру и политическому положению корейцы единственные из представителей желтой расы, имеющие склонность сделаться верными русскими подданными и любить Россию, как свою новую родину», — писал в 1911 году Спиридон Меркулов, юрисконсульт Владивостокского городского самоуправления, а в будущем, в годы гражданской войны, один из видных деятелей «белого» Приморья. Корейцы по сравнению с японцами или китайцами, действительно, отличались куда большей лояльностью к России и её культуре, — со временем это породит феномен «корё-сарам», русскоязычных корейцев. Но даже положительная по отношению к выходцам из Кореи брошюра Спиридона Меркулова всё же называлась «Меры борьбы с наплывом желтой расы в Приамурье» - наличие на наших дальневосточных границах многомиллионных масс иноплеменников пугала даже тех, кто не был заражён расизмом и шовинизмом.При этом власти Японской империи в те годы, действительно, активно содействовали переселению корейцев на русские территории — это снижало социальное давление в оккупированной самураями Корее и создавало удобные рычаги влияния на ситуацию в Приморье. Именно в 1908 году в Японии учредили особое «Восточно-колонизационное общество», для поощрения и финансирования корейской миграции в Россию. Известный российский этнограф начала XX века Владимир Арсеньев так охарактеризовал эту ситуацию: «Японцы стремятся объяпонить Корею и обкореить Южно-Уссурийский край…»Не удивительно, что в первой четверти XX века доля корейцев в населении юга Приморья росла быстрее остальных этнических групп. Если по статистике в 1914 году выходцев из Кореи здесь проживало около 15%, то спустя десятилетие уже свыше 25%. При этом речь идёт только об учтённых мигрантах, реальная их доля была ещё выше — до трети. «Массовый переход границы корейцами принял угрожающие размеры…»После 1917 года проживавшие в России корейцы тоже оказались участниками гражданской войны. Тысячи мигрантов, бежавших из оккупированной японцами Кореи, сражались в партизанских отрядах на стороне большевиков против японских интервентов на несколько лет оккупировавших и наш Дальний Восток. «Красных корейцев» привлекали не только интернациональные и социальные идеи коммунистов — ярко выраженная антияпонская направленность дальневосточных большевиков была им ещё ближе.Среди «красных корейцев» оказалось немало националистов, для которых главным была война с Японией и освобождение Кореи. Однако, это не только укрепляло советское влияние в среде корейской диаспоры Приморья, но и создавало новые очаги напряжения. К концу гражданской войны отряды корейских партизан на нашем Дальнем Востоке насчитывали порядка 30 тысяч штыков — естетственноне удивительно, что среди них порой возникали лозунги даже об учреждении на российских землях «Корейской республики». Среди атаманов и полевых командиров «красных корейцев» не раз вспыхивала и жестокая борьба за власть, порой доходившая до открытых столкновений. Так, 28 июня 1921 года в городе Свободный (на берегу реки Зея в Амурской области) произошел настоящий бой между конкурирующими силами «красных корейцев», счет убитым шёл на сотни. Две революции в нашей стране и многолетняя гражданская война, вызвавшие массовую эмиграцию русских за границу, не только не прекратили, а ещё более подхлестнули переселение корейцев на российский Дальний Восток. Ещё в 1919 году японцы жестоко подавили в Корее массовые восстания против их власти. И за несколько следующих лет на территорию России в уже имевшиеся корейские сёла бежало свыше 100 тысяч новых корейских переселенцев. При этом власти Японской империи не только жестоко подавляли сопротивление в Корее, но и умело работали с корейской диаспорой на нашем Дальнем Востоке, считая всех корейцев своими подданными. Для Токио эта задача облегчалась тем, что до 1922 года Владивосток и Хабаровск контролировались японскими войсками. В столице Приморья почти пять лет открыто работал специальный комиссариат «Корейского генерал-губернаторства», занимавшийся прояпонской агитацией и организацией лояльной Токио власти в корейских деревнях южнее Владивостока. Получалось, что корейская диаспора на российском Дальнем Востоке разрывалась двумя центрами притяжения — внутри неё были как активные противники японцев, ориентировавшиеся на советскую власть, так и сторонники подчинения сильной Японии, которая тогда многим казалась куда более могущественной и развитой, чем Россия, лежавшая в разрухе после итогам гражданской войны.С 1922 года, когдапосле произошло возвращениея Приморья в состав единой страны и образованиея СССР, новые советские власти попытались вести активную социальную и просветительскую работу внутри корейской диаспоры. В корейских селах организовывались школы с преподаванием на национальном языке, издавались газеты и журналы на корейском. Однако Тем не менее все это не решало комплекс проблем, связанных с наличием в Дальневосточном регионе пугающе огромной иностранной диаспоры, которая частично контролировалась с территории откровенно враждебной Японской империи. Первая советская перепись населения 1926 года показала 167 400 корейцев в Дальневосточном крае (для сравнения китайцев по той же переписи в крае было 71 643). Если брать границы современного Дальневосточного федерального округа, то 90 лет назад там каждый десятый житель был корейцем. Но выходцы из Кореи в основном селились в Приморье, где они в то время составляли свыше четверти населения. При этом на юге региона их численность достигала 60%, а в Посьетском районе, на стыке границ Китая, Кореи и России — даже 89%.Неудивительно, Так что при всём интернационализме большевиков первые мысли у советских властей о массовом выселение корейцев были озвучены еще в феврале 1923 года на заседании Дальневосточного бюро ЦК РКП(б). Поводом стало «распространение в крае японского влияния через корейцев»: — сторонники Японии активно влияли на проведение выборов местных властей в корейских сёлах Приморья.В те годы столь радикальные меры, как выселение, не стали реальностью, ограничились лишь депортацией из Охотска и Аяна одной тысячи корейских рабочих, имевших японское гражданство. Однако всё первое десятилетие советской власти на Дальнем Востоке вопрос о стремительно растущей корейской диаспоре поднимался регулярно. Так 17 октября 1925 года Президиум Приморского губисполкома с паникой констатировал, что «массовый переход госграницы корейцами принял угрожающие размеры».Взрывной рост корейской миграции провоцировал не только политические опасения. «Самовольное вселение корейцев и явочный порядок занятая ими земель, — докладывали 26 ноября 1926 года в Москву власти Дальневосточного края — срывает всякую возможность какого-либо планового регулирования земельного устройства как корейского населения Приморья, так и русского крестьянства…» «Признать целесообразным расселение корейцев…»Принципиальное решение о переселитьении корейцев в другие районы СССР было принято задолго до рокового 1937 года. «Признать целесообразным расселение корейцев из наиболее угрожаемых в стратегическом отношении пунктов Приморья в Хабаровский округ» - гласил протокол № 368 заседания Совета труда и обороны СССР от 12 апреля 1928 года.Совет труда и обороны в то время был высшим органом, который планировал стратегические решения в сфере безопасности государства. На 1927 год пришёлся один из внешнеполитических кризисов в непростых отношениях Советского Союза и Японской империи. Состоящее сплошь из генералов правительство «Страны восходящего солнца» демонстративно отказалось подписать с СССР договор о ненападении, и в Москве всерьёз задумались о перспективах войны с Токио. Перспективы пугали: — вооружённые силы Японии в то время по праву считались одними из лучших на планете, тогда как оборона российского Дальнего Востока на тот момент была даже слабее, чем в 1904 году, — накануне неудачной для нас войны.Переселение огромной корейской диаспоры рассматривалось властями СССР именно как один из элементов укрепления обороны и стабильности на юге Приморья у сухопутной границы с «Корейским генерал-губернаторством Японской империи». Решение «о расселении корейцев» от 12 апреля 1928 года предусматривало за пять лет выселить с юга Приморья примерно половину диаспоры, — 87 749 человек. Планировалось, что корейцев переселят подальше от границ с Японией — на берега Амура западнее Хабаровска, где для них выделялись сельскохозяйственные угодья.Данный План, однако, не предусматривал насильственную депортацию, за два следующих года добровольно переселись всего 14 тысяч корейцев. Ещё спустя год и так напряжённая внешнеполитическая ситуация усложнилась радикально: — империя самураев резко передвинула свои границы на тысячу километров к Западу. В 1931 году Япония всего за несколько месяцев открыто захватила всю Маньчжурию — огромную часть Китая, протянувшуюся от Кореи до Монголии и примыкавшую к дальневосточным границам СССР. Если прежде наш Дальний Восток на протяжении почти двух с половиной тысяч километров по рекам Уссури и Амур граничил только со слабым и раздробленным тогда Китаем, то с 1931 года обстановка резко изменилась. Отныне вся сухопутная граница дальневосточной России соприкасалась с мощной и неприкрыто агрессивной империей, обладавшей на тот момент первоклассной армией. И в те годы было совершенно неясно, куда дальше устремится внешняя экспансия Японии — нельзя было исключать, что следующей целью станут дальневосточные земли СССР. В этих условиях вопрос о корейской диаспоре становился вопросом целостности наших границ. Тем временем ситуация на Дальнем Востоке продолжала давать основания для самых мрачных прогнозов. — вВ июле 1937 года японские войска захватили Пекин и начали захват Шанхая. Стало очевидно, что Японская империя, поглотившая всю Корею, готова проглотить и весь Китай. Не сложно представить себе потенциальное могущество такого государства, где техническая и военная мощь самураев будет опираться на гигантские ресурсы.Летом 1937 года начались и первые бои на новой советско-японской границе. Так, 5 июня произошло столкновение у озера Ханка, а 30 июня 1937 года на Амуре японцы потопили советский пограничный катер, полностью уничтожив его экипаж. Дальний Восток накрывала тень большой войны, и нервы в Кремле на этом фоне не выдержали — 21 августа 1937 года Сталин подписал печально знаменитое постановление «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края». «В целях пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край…»Принятое ровно 80 лет назад решение о выселении, обосновывалось кратко: «В целях пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край». Мотивы, по которым высшие власти СССР сочли корейскую диаспору Дальнего Востока потенциально опасной, зародились еще в годы русско-японской войны. Проиграв сражения 1904−1905 годов власти Российской империи с неприятным удивлением выяснили, что однаой из причин поражения -явилась прозрачность нашего Дальнего Востока для японской разведки, которая активно использовала местных китайцев и корейцев. Деятельность спецслужб Японии на нашем Дальнем Востоке не прекращалась и после 1905 года. Архив внешней политики в Токио и архивы царской России сохранили немало тому свидетельств об этом. Например, в 1910 году во Владивостоке, Иркутске и Чите ежемесячно арестовывали по несколькоу японских агентов из числа местных китайцев или корейцев. После гражданской войны первая японская резидентура в советском Владивостоке была раскрыта уже в 1924 году, впо итогеам были высланы сотрудники японского консульства. Все последующие годы ситуация оставалась столь же напряженной. В декабре 1934 года начальник Управления погранохраны Дальневосточного края Василий Чернышёв докладывал в Москву: Оперативные сводки тех лет пестрят сообщениями о разоблаченных агентах японской разведки корейской и китайской национальности. Отнюдь не все они являются плодом шпиономании 30-х годов — активные действия японских спецслужб против СССР подтверждаются современными исследованиями в архивах. К примеру, отнюдь не склонный симпатизировать сталинизму шведский профессор-историк Леннарт Самуэльсон, выпустивший семь лет назад книгу «Сталин, НКВД и репрессии», отмечает, что для шпиономании были и вполне реальные основания: только в 1934 году персонал разведывательных органов Японии в сопредельных с СССР странах увеличился в три раза, резидентуры японской разведки были созданы даже в странах Прибалтики. Именно японцы организовали самую эффективную, по сравнению со спецслужбами других государств, разведсеть на территории СССР.Власти нацеленной на экспансию Японии тогда не стеснялись ни в методах, ни в средствах шпионажа, работая фактически по законам военного времени. Полностью контролируя Корейский полуостров и весь север Китая, они имели мощный рычаг воздействия на корейскую диаспору нашего Дальнего Востока, тесно связанную семейными и хозяйственными отношениями с исторической родиной. В августе 1934 года офицеры японской разведки создали нелегальное «Общество Единой Азии» с подпольными филиалами во Владивостоке, Хабаровске и других крупных городах российского Дальнего Востока. В 1936 году в захваченной японцами Маньчжурии заработала «школа» по обучению корейцев шпионажу и подрывной работе на территории Приморья. Главной целью была подготовка в Посьетском районе, расположенном к югу от Владивостока, восстания корейцев под лозунгом борьбы за автономию и присоединение к японской Корее.Летом 1937 года, накануне постановления о выселении корейцев, штаб Тихоокеанского флота с тревогой сообщал в Москву: «Оперативная обстановка в регионе схожа с периодом русско-японской войны 1904−1905 гг., когда на территории Приморской области действовало свыше 2 тыс. японских агентов из числа корейцев, которые нанесли серьезный ущерб обороноспособности».Читая такие сообщения на фоне масштабной агрессии Японии и нешуточной угрозы войны, в Кремле приняли жестокое решение разом покончить с азиатскими диаспорами на Дальнем Востоке. Судьбы тысяч людей безжалостно сломала большая политика. «Затруднительно отличить японских шпионов от местного корейского населения…»Кан Сан Хо, один из многих тысяч российских корейцев, позднее так вспоминал окончившийся 80 лет назад август: «В 1937 году я работал секретарем Посьетского райкома комсомола… В августе к нам в Посьетский район приехал уполномоченный крайисполкома, он сообщил нам о решении правительства по переселению корейцев в глубокий тыл страны и разъяснил причины, вызвавшие такое решение. Официальная версия была такова: в случае военного нападения японцев на Советский Дальний Восток затруднительно будет выявить японских шпионов и отличить их от местного корейского населения…»«Японские империалисты, завоевав корейское государство, превратив его в свою колонию, действительно вербовали себе приспешников среди корейцев, и именно их направляли для шпионажа в СССР. Однако, разве можно было ставить эту малую горсть в одну шеренгу со 100-тысячным населением советских корейцев, которые проливали кровь в боях против белогвардейцев и японских интервентов наравне с русскими партизанами, самоотверженно трудились на колхозных полях и рыбных промыслах?» - горько восклицал Кан Сан Хо, вспоминая август 1937 года. Надо отметить, что подозрениям со стороны высших властей СССР способствовала и обстановка, сложившаяся внутри корейской диаспоры, которую раздирала борьба различных групп в местных органах власти. Даже на территории Кореи находившаяся в глубоком подполье и жестоко преследуемая японцами, корейская коммунистическая партия умудрилась расколоться на несколько враждующих фракций, а на землях российского Дальнего Востока корейские коммунисты открыто делились на «иркутян», «шанхайцев» и «нацсоветчиков», как прозвали эти конкурирующие группы ещё со времён гражданской войны.К 30-м годам среди корейских коммунистов Приморья появилась ещё одна фракция — так называемые «нововыдвиженцы» из молодых коммунистов и комсомольцев, провозгласившая своим лозунгом борьбу с фракционными склоками путем передачи руководства от партии к комсомолу. И вся эта внутренняя конкуренция зачастую сопровождалаось жалобами и откровенными доносами друг на друга, только подогревавшими шпиономанию.Существовала и проблема доверия между русскими и корейскими членами правящей коммунистической партии: — многие партийные руководители во Владивостоке считали, что корейские товарищи «не совсем коммунистичны и пропитаны националистической идеей». Одним словом, на фоне грозных внешнеполитических событий у корейской диаспоры не оказалось общепризнанных лидеров, способных своим авторитетом защищать соплеменников и доказать высшей власти их лояльность. «Японское правительство не привилегировано вмешиваться в проблемы корейцев…»Постановление, подписанное Сталиным ровно 80 лет назад, приказывало: «К выселению приступить немедленно и закончить к 1-му января 1938 года». На выселение 170 тысяч человек отводилось чуть более четырёх месяцев.Корейцев с Дальнего Востока отправляли в Среднюю Азию, на земли Казахстана и Узбекистана. По меркам будущих депортаций народов в годы Второй мировой войны, переселение 1937 года выглядит относительно гуманным: — корейцам оплачивали стоимость оставляемого имущества, выделялись средства для обустройства на новом месте и даже выплачивали «суточные» по 5 рублей в день на каждого члена семьи. В общей сложности из бюджета СССР на переселение корейцев было израсходовалино 190 миллионов рублей. Однако, как подсчитали современные историки, выделенных средств хватило в лучшем случае на четверть реальной стоимости оставляемого переселенцами имущества. Никакого открытого сопротивления или массовых протестов не зафиксировали ни документы тех лет, ни позднейшие мемуары переселяемых, написанные в более поздние годы. Лишь архивы сохранили отдельные высказывая потрясённых людей. Так, крестьянин села Барановка (Гродековский район Приморья) Ли Пин Су, узнав о выселении, говорил: «Лучше умереть здесь, чем ехать туда, куда переселяют, у меня много детей и нет денег». Его сосед по фамилии Пак восклицал: «Из-за двух-трёх шпионов выселяют всех корейцев…» Ли Дон Хын, работник колхоза имени Сталина (ныне в Уссурийском округе Приморского края) жаловался: «В этом году получили хороший урожай, но не придется им пользоваться, это равносильно, что достанется собакам…» Бригадир соседнего колхоза «Приморский партизан» Ким Дун Фа говорил: «Советская власть боится, чтобы корейцы не перешли к японцам, ибо будет война…» Хотя сталинское постановление требовало «к выселению приступить немедленно», но из-за уборки урождая начало депортации задержали — и первый железнодорожный эшелон с корейцами покинул Приморье только 9 сентября 1937 года. За следующие 45 суток с Дальнего Востока убыло в общей сложности 124 эшелона, увозивших в теплушках 36 442 корейских семьи — всего 171 781 человека. Переселение менее чем за два месяца такого количества людей почти на пять тысяч километров, естественно, породило массу трудностей и трагедий. Так, оОдин из поездов, следовавший с корейскими переселенцами в Казахстан, 12 сентября 1937 года потерпел крушение у станции Дормидонтовка (ныне Вяземский район Хабаровского края), погиб 21 человек, более полусотни покалечились.Было немало и маленьких, семейных трагедий. Как спустя десятилетия вспоминал Владимир Ким: «У нашего соседа по вагону Ким Ивана погибли двое детей — сын, которому было около шести лет, девочка трех лет. Девочка сильно обожглась, а мать, растерявшись и пытаясь помочь дочери, неловко опрокинула котел с супом, который находился на буржуйке, на сына. Сын, получив большой ожог головы, шеи и груди, на третий день скончался, несмотря на то, что его пытались спасти. Смерть детей родители пытались скрыть, молчали об этом и соседи. На фоне большой войны в Китае мир не заметил насильственное переселение 170 тысяч людей. Лишь правительство Японии, которое в тот момент само многими тысячами убивавшеело корейцев и китайцев, 12 ноября 1937 года направило Москве дипломатический протест. Дипломаты Токио основывались на законах Японской империи, которая после аннексии Кореи, официально провозгласила всех корейцев своими подданными независимо от места проживания.В тех условиях этот протест мог только убедить сталинское руководство в правильности решения о выселении. Из Москвы последовал официальный ответ: «Японское правительство не привилегировано вмешиваться в проблемы корейцев, которые являются советскими гражданами».Так 80 лет назад волей большой политики закончилась история корейской диаспоры на российском Дальнем Востоке. Через пару лет после депортации перепись населения 1939 года всё же зафиксировала в дальневосточных регионах 246 корейцев — 142 в Хабаровском крае, 64 в Приморском, 21 в Амурской области, 10 на Камчатке и 9 на северном Сахалине. От некогда крупнейшего нацменьшинства остались считанные единицы.