Многоцветный графит

Существует неглавное правило или традиция: на книгу, в составе которой несколько произведений с самостоятельными названиями, переносят то заглавие, которое важнее всего для автора. Если отталкиваться от этой закономерности, для Миронова самое важное слово "Графит". Хотя рядом стоят, казалось бы, более лиричные "Многоточия огней" или "На все воля ветра". На первый взгляд, "графит" рождает скучные и деловые ассоциации: простой карандаш, чертеж или план, черно-белый рисунок… Попробуем разобраться, чем так привлекло поэта это слово. Думается, самое важное здесь то, что графит используется для рисования. Миронов – вообще автор "изобразительного" свойства. Даже по названиям поэтических главок прослеживается визуальная составляющая его поэтики. А в аннотации к сборнику сказано, что в него "вошли стихи, объединённые темой творчества, созерцания пейзажности морских просторов и побережья, особым выразительным чувствованием городской среды и места человека в социуме". При чтении понимаешь, что книга в огромной степени составлена из пейзажей и зарисовок. Автор сравнивает себя с пейзажистом, порой с лёгкой иронией: Прости меня, ненастный день. Забыл сказать, что ты прекрасен. В наряды жёлтые одет, Ты пребываешь в сонном трансе, Но я не сплю, я – пейзажист… Сергей Миронов говорит о себе, что в большей степени он не пишет стихи, а рисует. Так и есть. Рисование как таинство сотворения нового мира волею автора в его стихах присутствует буквально: Чист фрагмент сырой картины. В смелом замысле твоём Жизнь течёт ручьём обильным Через смерти бурелом. Пожалуй, к Миронову в прямом, а не переносном смысле относится расхожая формулировка "художник слова". Первая глава сборника посвящена творчеству, процессу создания картины. Стихи в ней "перекликаются" этим сквозным мотивом. Порой явственно, как в диптихе, расположенном на обороте: *** Ты нарисуешь тонкий лист В ветвистой патине прожилок. За ним просвет далёк и мглист, Где краски дня пока что живы, И волен сам ты выбирать На неизведанной странице Садам безудержным наряд И оперенье редким птицам. *** Лежит под лампой карандаш простой, заточенный умело. Лист на столе белее льда. Берёшься вечером за дело. Непредсказуемый сюжет затёрт под инеем зернистым. Пружинит грифель, лёгкий жест – и в окружении тенистом растут в графитовом саду на клумбах странные растенья… Порой же образ рисования не очевиден, а строится на уровне семантическом: повторением существительных "графит", "грифель", "штрих", "линия", "контур", "ватман" и соответствующих им глаголов. Это тоже характерная примета поэтической манеры Миронова. Реальность его поэзии довольно размыта и выстраивается через росчерки, тени, блики, мазки. Иногда (реже, чем краски) в стихах автора появляются звуки: шелест осени, вой электрички, гул моторов… Они у Миронова (как и вся его фонетика) не громкие и бравурные, а, скорее, фоновые, или вообще отзвуки и отголоски. Но и такая "аудиовизуальная" описательность работает на создание цельной метафоры непрерывного творчества, отображения мира в стихах. Загадка разгадана. "Графит" – важнейшее слово для Сергея Миронова, так как обозначает инструмент художника, а именно таковым себя воспринимает поэт. Фото из личного архива Сергея Миронова. Поэтому в главе под названием "Графит" цветопись соответствующая, черно-белая. И порой в серой гамме: "Ты любишь серые тона, / Дождей косые пиктограммы" . Но эксперименты с визуализацией поэтического слова на этом не заканчиваются. Логичным образом в главе под названием "Многоточия огней" пестрят огни (в том числе техногенные мигающие огоньки аппаратуры), лучи, солнечный свет и сопричастные ему закаты и рассветы, вспышки прожекторов и светофоров, звезды и созвездья. Местами встречаются не "освещенные", но от того не менее яркие образы: …река, собор, булыжник стёртый, песчаник, вспоротый дождём, и день, как хлеб насущный чёрствый, раздавлен грузным сапогом. В главе "Два незначительных узора" царит осенняя гамма: "красно-жёлтые чары", "кленовое пламя", листопад и "разноцветье садовых дорожек", "С тобой унылые дожди / Звенят, как медные монеты", "сырая картина пейзажиста" и одинокая скамейка в октябрьском дворе. "Вдоль тонких линий побережья", разумеется, объединяет приморские зарисовки и решается в цвете морской волны и атрибутике портовых пейзажей: *** Не живи ожиданием – оно подведёт. Лучше выйди к туманному морю. У воды постоянен лишь чаек полёт, Контур судна, затёртый в просторе. Тут не ждёшь ничего, ни о ком не грустишь. Кромкой пляжа идёшь к белым дюнам. Беспросветная мгла, бесконечная тишь – В колыбели над зимней лагуной. Или: Я люблю эти сосны у моря, Бронзоватый оттенок коры. Есть в гудящем над пляжем просторе Отзвук стылой осенней поры. Где-то рядом проносится шелест Потревоженной ветром листвы. Здесь песок хлёстким вихрем отбелен, Над волной ощущается высь. И, наконец, венчающая книгу глава "На всё воля ветра" представляет собой любование Божьим миром во всей его полноте и многообразии и осознании, что он не кончается ни с линией горизонта, ни с чертой земной жизни. На всё воля ветра, солнца воля на всё, И промыслом божьим скреплён день грядущий. Плывёт над землёй королевский осётр В едва различимые райские пущи. Оттого, что мир велик, изобилен и неописуем в красоте своей, поэт складывает его панораму из колоритных фрагментов, используя броские и насыщенные цвета и живописные сравнения: …Ковёр люпинов фиолетов, Широк звенящий горизонт. Раскрыло вкрадчивое лето Над бездорожьем тонкий зонт. …Из кафе за малиновым чаем Наблюдаем сентябрьский закат, Розовеющий дивно над краем Старых вязов, посаженных в ряд …Будто снег белокурый паришь, Ты, вплетённый в пространство, как люрекс. В облаках, что плывут под ногами, Ты идёшь сквозь белёсую вязь. Среди улиц в полуденном гаме Виснет солнца хлопчатая бязь, …Провожал ты рассеянным взглядом Облаков ускользающий ряд. Ничего тебе больше не надо – Только этот пурпурный закат, Только эти прохладные камни На истёртых косых мостовых, Силуэт чей-то призрачный ранний В колыхании летней листвы, Оттиск времени, ветра автограф… Книга стихов заканчивается призывом автора самому себе: Описать нашу комнату, вечер, Поступь стрелки в настенных часах. Так бы жить, будто день этот вечен… В материальном мире день, увы, не длится вечно. Но в стихах Сергея Миронова он, схваченный графитом точного метафоричного слова, останавливается, как прекрасное мгновенье Фауста. ...Миронов упоминает в стихах побережье. Как известно, на побережьях порой находят древние окаменелости, сохранившие точный облик доисторических существ. Такая ассоциация у меня с текстами нашего автора. Пусть в них будет запечатлено как можно больше обаятельных моментов и красивых картин!