Что читать: желтое заточение, иранец в Израиле и неудобная Фелиса
"Реальное время" выбрало три книжные новинки октября
Литературная обозревательница "Реального времени" Екатерина Петрова выбрала три книги октября — о границах, памяти и свободе думать иначе. Американка Шарлотта Гилман показывает, как женщина пытается вырваться из комнаты, где ее держат забота и медицина. Колумбиец Хуан Габриэль Васкес возвращается к фигуре художницы Фелисы Бурштын, чья жизнь стала отражением эпохи диктатур и культурных переворотов. Иранец Джалал Але-Ахмад описывает Израиль 1960-х как зеркало, в котором Восток видит собственные противоречия.
Шарлотта Гилман. "Желтые обои. Женландия", Inspiria (перевод с английского Ольги Редковой, 256 стр., 18+)
Книга Шарлотты Перкинс Гилман "Желтые обои. Женландия" объединяет два текста, которые написаны с разницей в 20 лет, но говорят об одном — о границах, внутри которых женщину пытаются удержать общество и медицина. В "Желтых обоях" Гилман использует формат личного дневника. Молодая женщина, недавно ставшая матерью, по настоянию мужа-врача отправляется "на покой" в загородный дом. Ей запрещают писать и даже размышлять о работе. Комната, куда ее поселяют, когда-то была детской: решетки на окнах, грубая мебель, стены, покрытые желтыми, местами порванными обоями. Сначала героиня описывает их как безвкусные и неприятные, потом замечает, что рисунок будто живет своей жизнью, а за узором проступает фигура женщины, запертой внутри. Каждый день комната кажется другой — то растягивается, то темнеет, то наполняется запахом бумаги. Изоляция усиливает тревогу, и героиня решает освободить "ту женщину".
История повторяет личный опыт самой Гилман. После родов ей назначили лечение, известное как "полный покой": запрет писать, читать, общаться. Через три месяца она почувствовала, что теряет рассудок, нарушила предписание и вернулась к работе. "Желтые обои" она написала, чтобы показать, как врачебная опека превращает женщину в пленницу. Писательница отправила рассказ доктору Сайласу Митчеллу — тому самому, кто лечил ее "от усталости ума". Ответа не получила, но утверждала, что этот текст помог ей самой не сойти с ума.
Вторая часть книги, "Женландия", показывает другой тип заключения — уже не телесного, а культурного. Три американца отправляются в экспедицию, чтобы проверить слухи о стране, где живут одни женщины. Они сомневаются, что такое общество возможно: кто тогда рожает детей? Как сохраняется порядок без мужского управления? Но попав в Женландию, мужчины сталкиваются с системой, где все устроено иначе. Женщины живут без войн, иерархий и собственности. Они воспроизводят потомство без мужчин, воспитывают детей сообща, ценят труд учителя и инженера, а не воина. Рассказчик, социолог по образованию, наблюдает, как его собственные представления о женской "слабости" рушатся. Его спутник Терри воспринимает женщин как добычу, другой, Джефф, как существа, которых нужно защищать. Но женщины Женландии не подходят ни под один из этих шаблонов. Они сильные, образованные и рациональные. "Женландия" — не просто фантазия о женском утопическом обществе, а лаборатория, где проверяются экономические и социальные теории самой Гилман. Ее интересовало, как общество меняется, если убрать зависимость женщины от мужчины как кормильца.
Обе истории соединяются общим вопросом: что происходит, когда женщине дают возможность говорить? Не от лица болезни, социальной роли или ожиданий общества, а от собственного имени. В "Желтых обоях" голос возвращается через письмо. В "Женландии" он становится коллективным и рациональным, встроенным в общество. Гилман показывает движение от одиночного протеста к социальному проекту.
Хуан Габриэль Васкес. "Имена Фелисы", "Лайвбук" (перевод с испанского Анны Берковой, 384 стр., 16+)
Книга "Имена Фелисы" предлагает читателю погрузиться в жизнь скульптора Фелисы Бурштын — женщины, чья история выходит за рамки личного пути и становится зеркалом колумбийской культуры и политики. Васкес берет биографические факты и складывает из них повествование с оттенком расследования. Точка отсчета — реальный жизненный контекст художницы, но роман расширяет его неизвестными деталями. Сюжет начинается с биографии Фелисы Бурштын: она родилась в Боготе в семье с еврейско-польскими корнями, выросла в климате консервативной Колумбии, под контролем католической церкви и партии. Ранний брак, рождение трех дочерей, потом — развод и лишение родительских прав. Васкес прослеживает ее жизнь через переезды: Париж, Нью-Йорк, выставки на Кубе и Мексике, встречи с интеллектуалами и художниками.
Читатель узнает, как история одной женщины переплетается с политикой целой страны: убийство лидера Хорхе Элиесера Гайтана, диктатура 1950-х, режим "Национального фронта", влияние холодной войны на латиноамериканскую действительность. Фелиса не выступала как политический активист в обычном смысле, но ее "неудобность" для режима стала поводом для преследования: участие в авангардной культуре, связи с интеллектуалами, въезд на западные маршруты в стране, где попытка заменить культурную трансформацию на подавление обозначалась как "борьба с субверсией".
Роман исследует не только героиню, но и самого автора: Васкес рассказывает, как, еще будучи молодым читателем, он заметил заметку Габриэля Гарсиа Маркеса о смерти Фелисы. Это стало импульсом к написанию книги. Он собирает архивные данные, свидетельства, интервью, воспоминания. В итоге перед читателем — рассказ об эпохе, о культурном поле Колумбии и о творческом пути, в котором пересекается география и временные пласты.
Джалал Але-Ахмад. "Путешествие в Израиль", Ad Marginem (перевод с фарси Евгении Никитенко, 136 стр., 16+)
В феврале 1963 года иранский писатель и мыслитель Джалал Але-Ахмад отправился в Израиль. Его поездка длилась чуть больше двух недель, но именно она стала основой для одной из самых обсуждаемых книг в послевоенном иранском литературном поле. Але-Ахмад не ставил перед собой задачу описать страну, он пытался понять, как выглядит Израиль глазами иранца, выросшего в тени ислама и наследия Персии, наблюдающего за Востоком, который ищет свой путь между традицией и модернизацией. Книга была опубликована только в 1984 году, спустя 15 лет после смерти автора. Ее составил брат писателя, Шамс Але-Ахмад, из заметок, черновиков и журнальных публикаций. Первые две главы, вышедшие в 1964 году, были написаны сразу после поездки и назывались "Путешествие в Израильское наместничество". В них автор описывает свои впечатления от молодой страны, которую он сравнивает с "грозным кулаком на столе Плодородного полумесяца". Он видит в Израиле концентрат воли, дисциплины и идеологического импульса, способного оживить регион.
Название книги — Safar be velāyat-e ʿAzrā'il — дословно переводится как "Путешествие в Азраильское наместничество". Слово velāyat в персидском языке имеет сразу несколько значений: власть, провинция, святость. Але-Ахмад сознательно использует его, чтобы подчеркнуть двойственность восприятия Израиля: как небольшой территории и как земли, чьи правители чувствуют себя наместниками Бога. Термин "Азраиль" он заимствует из мусульманской традиции: это имя ангела смерти. Сочетание этих понятий делает заголовок идейным — попыткой обозначить Израиль как место силы, опасности и сакрального напряжения. Але-Ахмад путешествует по кибуцам, встречается с писателями, политиками, учеными, наблюдает за сельским хозяйством и городской инфраструктурой. Он обращает внимание на коллективный труд и дисциплину, на то, как еврейское государство строится буквально на пустом месте. Для иранского читателя 1960-х это рассказ очевидца о том, как может работать проект национального возрождения.
Писатель не считает себя специалистом по Израилю, но знает, что обладает редким опытом — личным наблюдением. С 1948 года он следил за новостями о стране, читал об устройстве кибуцев и писал о модернизации Востока. Его интерес к Израилю — продолжение разговора о будущем Ирана. В книге автор рассуждает не о том, как живут израильтяне, а о том, что их пример говорит о Востоке вообще. Израиль становится моделью развития — не западной, не советской, а особой, "восточной". В этих главах звучит симпатия, интерес и стремление понять механизм, позволивший небольшому обществу создать устойчивую систему. Завершает книгу текст под названием "Письмо парижского друга", опубликованный уже после Шестидневной войны. Его тон другой — эмоциональный и резкий, антиизраильский. Исследователи считают, что этот фрагмент был добавлен братом автора уже после смерти Джалала. Контраст между частями книги показывает, как сильно изменилось восприятие Израиля в Иране после 1967 года и как память о писателе стала частью политического контекста.
После прочтения книги становится ясно: это не столько о путешествии, сколько о столкновении мировоззрений. Але-Ахмад, сын богослова и выпускник Тегеранского университета, соединяет в себе исламскую традицию и опыт светской интеллигенции. Он видит в Израиле зеркало, в котором отражается Иран со всеми его противоречиями, зависимостью от Запада, попытками догнать время. Этот текст — личный анализ эпохи, когда понятие "модернизация" для Востока еще не имело единого значения.
Екатерина Петрова — литературная обозревательница интернет-газеты "Реальное время", ведущая телеграм-канала "Булочки с маком".