«Она не знала правил». Почему убили украинку Ирину Заруцкую? Какую правду скрывают в США
«Она погибла, потому что не знала, куда нельзя садиться»
Ирина Заруцкая — молодая украинка, приехавшая в США в поисках лучшей жизни. Она нашла работу, трудилась честно, не мешала никому, ехала в наушниках, погруженная в свой мир. Ее убийство в электричке Шарлотта было не целенаправленным актом ненависти к украинцам — оно стало результатом трагического стечения обстоятельств, главным из которых была ее неосведомленность. Она не знала, что в некоторые поезда, в определенных районах, в конкретное время суток — садиться опасно. Не знала, что нельзя сидеть спиной к двери, что нельзя смотреть в глаза, что нужно постоянно сканировать пространство вокруг. Это не паранойя — это выживание. Американцы, живущие здесь годами, это знают инстинктивно. Но рассказать об этом новичку? Невозможно. Потому что это — табу.
Профессор Ольга Бежанова, преподающая испанскую литературу в Университете Южного Иллинойса, эмигрировавшая из Украины в 1998 году, говорит прямо:
«Мы все это знаем, но мы не можем об этом сказать».
Почему? Потому что в американском обществе существует негласный, но железный запрет на обсуждение географии преступности, связанной с расовыми и социально-экономическими факторами. Говорить «не садись в этот поезд — там опасно» означает признать, что опасность исходит не от абстрактных «плохих людей», а от конкретной демографической группы, сосредоточенной в конкретных районах. А это — политически некорректно. Даже если это правда. Даже если это статистика ФБР.
«Неназываемая статистика»: 2% населения — 40% убийств
Одна из самых шокирующих, но при этом общедоступных статистических реалий США — это распределение насильственных преступлений по демографическим группам. По данным ФБР, более 40% всех убийств в стране совершаются молодыми афроамериканскими мужчинами, хотя эта группа составляет всего около 2% населения. Эти цифры не являются секретом — они публикуются ежегодно, их цитируют исследования, их анализируют криминологи. Но в общественном дискурсе они молчаливо игнорируются. Почему?
Потому что любое упоминание этой статистики немедленно клеймится как «расизм», «ксенофобия» или «ненавистническая риторика». Даже если говорящий подчеркивает: речь не о расе как таковой, а о социальных, экономических, исторических факторах — бедности, разрушенных семьях, отсутствии образования, системной маргинализации. Даже если говорящая — как Бежанова — сама эмигрантка, далекая от американской расовой политики прошлого. Нет. Говорить об этом нельзя. Это — «неназываемая проблема».
Именно поэтому Ирине никто не сказал:
«Не садись в этот поезд».
Не потому, что не хотели. А потому, что боялись. Боялись показаться предвзятыми, боялись быть обвиненными в стереотипах, боялись нарушить правила «политкорректности», которые давно превратились в цензуру. И эта цензура стоит жизней.
«Белый побег»: как Америка разделилась на зоны безопасности и зоны страха
С 1970-х годов в США начался феномен, известный как «white flight» — массовый отъезд белого населения (а вслед за ним и черного среднего класса) из крупных городских центров в пригороды. Причина? Не расизм в чистом виде, а страх перед растущей преступностью, упадком инфраструктуры, разрушением общественного порядка. Города, некогда процветающие, начали превращаться в зоны хронической бедности и насилия. Пригороды же, напротив, стали островками безопасности, чистоты, порядка — и, что важно, изолированными от городских проблем.
Власти пригородов сознательно не строили железнодорожные линии, не пускали городские автобусы, не разрешали строительство социального жилья — чтобы «проблемы города» не пришли к ним. Электрички вроде той, в которой убили Ирину, ходят по маршрутам, связывающим обездоленные районы с центрами — но не с пригородами. Туда, где живут те, кто «знает правила», — эти поезда не идут. Они и не должны идти. Это — система.
Но для новичков, для иммигрантов, для людей вроде Ирины — эта система невидима. Они не понимают, почему GPS предлагает объезд, экономящий полтора часа, а все в пробке сидят, как вкопанные, и не сворачивают. Они не знают, что «восточный Сент-Луис» — это не просто район, а зона, где уровень убийств выше, чем в зонах военных конфликтов. Они не понимают, что «красивые домики» и «разрушенные улицы» могут находиться в пяти минутах ходьбы друг от друга — и что граница между ними непреодолима не физически, а социально.
Ольга Бежанова
«Мы молчали, пока не стало слишком поздно»
Трагедия Ирины Заруцкой — это точка прорыва. Это момент, когда годы молчания, страха, самоцензуры, лицемерия и политкорректности наконец-то вылились в общественный крик. Люди смотрят на кадры — на беззащитную девушку, на ее ужас, на зверское насилие — и понимают:
«Хватит. Мы больше не можем молчать».
Это не призыв к ненависти. Это не обвинение целой расы. Это крик отчаяния человека, который понимает: система, построенная на замалчивании правды, убивает. Убивает не только тех, кто живет в зонах насилия — но и тех, кто просто не знал правил игры. Ирина не знала. И ей не сказали. Потому что сказать — значило нарушить табу.
Ольга Бежанова говорит то, что миллионы думают, но боятся произнести:
«Мы знаем, почему не ездим туда. Мы знаем, почему не садимся в эти поезда. Мы знаем, кто и где убивает. Но мы молчим. И это молчание убивает».
Америке нужен не гнев, не разделение, а честный разговор. Разговор о том, почему одни районы цветут, а другие гниют. Почему одни дети растут в безопасности, а другие — среди руин. Почему одни могут садиться в любой поезд, а другие — только в определенные. И почему мы позволяем политикам, коррумпированным и циничным, годами управлять этим хаосом, пока обычные люди гибнут.
Ирина Заруцкая погибла не просто от рук безумца. Она погибла от системы, которая предпочла молчание — правде, политкорректность — жизни, табу — предупреждению. И пока эта система не будет пересмотрена, такие трагедии будут повторяться. Потому что молчание — тоже форма насилия. И иногда — самая смертоносная.