У кого власть? Как новый президент Ирана изменит курс страны
В Иране состоялись досрочные выборы президента после гибели в мае 2024 года в авиакатастрофе главы государства Эбрахима Раиси. В первом туре голосования 28 июня ни один из шести кандидатов не набрал необходимых для избрания более 50% голосов. Во втором туре кандидат-реформист Масуд Пезешкиан победил ультраконсерватора Саида Джалили, получив 53,7%.
Вероятно, что результаты президентских выборов в Иране скорректируют внутренний и внешний курс этой страны, но не вызовут революционных изменений.
Программы Пезешкиана и Джалили
Бывший кардиохирург Пезешкиан, депутат национального парламента и экс-министр правительства страны, предлагал изменить политику государства, добиваясь снижения напряженности с Западом, восстановления соглашения по ядерной проблеме Ирана и смягчения санкций. Также Пезешкиан призывал ослабить соблюдение публичного дресс-кода для женщин, ставшего одной из причин массовых антиправительственных выступлений осенью 2022 года.
Его конкурент Джалили занимает пост представителя верховного лидера (рахбара) аятоллы Али Хаменеи в Высшем совете национальной безопасности Ирана. Он выступал за ограничение гражданских свобод и доступа к интернету, насаждение ношения женщинами хиджабов и против любых соглашений с США. Считается, что именно из-за непреклонной позиции Джалили на посту главного переговорщика (2007–2013) по иранской ядерной программе против Тегерана приняли ряд жестких резолюций Совета Безопасности ООН и усилили антииранские санкции. Во многом это стало причиной того, что в 2021 году он проиграл президентские выборы Раиси. При этом Саид Джалили выступал за расширение связей с Россией и Китаем, чтобы подорвать "гегемонию Запада в мировой финансовой и политической системе", а также за усиление поддержки антиизраильских и антиамериканских группировок на Ближнем Востоке.
Причина поражения "партии рахбара"
Поражение консерваторов было во многом обусловлено их неспособностью выставить в первом туре единого кандидата — против Пезешкиана их выдвинули сразу пять.
Как считают, например, американские аналитики из Soufan Сenter, позволив Масуду Пезешкиану участвовать в выборах, иранские власти надеялись, что он, как малоизвестный реформист, провалится. Поэтому из гонки исключили более популярного представителя реформистов, бывшего первого вице-президента Эсхака Джахангири.
В результате в первом туре Пезешкиан набрал из 24,5 млн голосов 10,4 млн, а Джалили — 9,4 млн. Ключевым же итогом этого тура можно назвать провал умеренного консерватора, спикера парламента Ирана Мохаммада Багера Галибафа. Он считался фаворитом рахбара Али Хаменеи, но набрал, не без влияния коррупционных и политических скандалов с его участием, лишь 3,5 млн голосов.
Другой неприятностью для властей Ирана стала рекордно низкая явка избирателей в первом туре — менее 40% (для сравнения: на выборах 1997 года было 80% избирателей, 2017-го — 73,33%, на голосовании в 2021-м — 48%). Этот показатель во многом является барометром отношения населения страны к правящему режиму — даже более важным, чем итоги выборов. Недаром Хаменеи призывал иранцев массово явиться на выборы, дабы одобрить исламскую систему правления.
Однако неявка на голосование, судя по всему, стала некой формой протеста против правящего режима, особенно относительно его курса против оппозиции и женщин, отказывающихся соблюдать ряд законов, требующих полного покрытия головы. Также часть избирателей не пришли на участки, полагая, что выборы не принесут реальных изменений. На это же повлияла и расплывчатая программа кандидатов относительно решения усугубившихся социально-экономических проблем.
Перед вторым туром выборов, который состоялся 5 июля, консерваторы пытались объединиться вокруг Саида Джалили. За него агитировало шиитское духовенство, декларируя, что Пезешкиан, мол, намеревается повысить цены на бензин и товары первой необходимости. Тактика, видимо, не сработала.
Многие неопределившиеся, а также, конечно, сторонники реформистов, бойкотировавшие первый тур, теперь проголосовали за Масуда Пезешкиана. Явка составила более 49%. Также за Пезешкиана во втором туре отдали голоса и многие сторонники умеренных консерваторов, опасающиеся усиления конфронтации с Западом и еще большей изоляции Ирана.
Роль президента и будущий курс Пезешкиана
Как отметил в беседе со мной специалист Центра анализа стратегий и технологий (ЦАСТ) по Ирану Юрий Лямин, "власть президента в Иране ограничена системой сдержек и противовесов". "С одной стороны, президенту придется договариваться с консервативным парламентом и Советом стражей Конституции, а с другой — с рахбаром Али Хаменеи, который с помощью силовых структур и судебной системы гарантирует стабильность и неприкосновенность конституционного исламского строя", — уверен Лямин.
Вместе они фактически разделяют высшую власть в стране, определяют и контролируют иранскую политику. Поэтому президент Ирана, как ни крути, не может слишком сильно отклоняться от политического курса аятоллы Али Хаменеи и корректировать стратегию национальной безопасности страны единолично.
При таком раскладе роль президента, по сути, техническая — некоторые и вовсе сводят ее до подчиненного религиозной теократии "помощника" рахбара как исполнителя и проводника политических решений его и руководства КСИР (Корпус стражей Исламской революции). Ведь на деле практически любое действие президента, включая назначение Совета министров Ирана и глав ключевых госучреждений, возможно лишь с их одобрения. Верховный лидер может надавить на президента или даже отменить распоряжение, например в отношении попыток облегчить соблюдение дресс-кода для женщин на публике (так, за подобное рвение президента Махмуда Ахмадинежада (2005–2013) в 2010-м подвергли жесткой критике).
В связи с таким положением дел наблюдается скептицизм (особенно на Западе) относительно возможности Пезешкиана реализовать свои громкие предвыборные обещания и перешагнуть установленные рахбаром и КСИР красные линии по внутренней и внешней политике. Поэтому, думаю, куда большее внимание будет уделяться предстоящей перспективе поиска преемника Али Хаменеи, обладающего реальной властью в стране.
Тем не менее президент вполне существенно может повлиять на экономическую политику страны и все же создать условия для корректировки внешней политики Ирана. Так, президент Хасан Роухани (2013–2021) пошел Западу на уступки, подписав соглашение 2015 года, ограничившее ядерную программу Ирана в обмен на ослабление санкций.
Тогда это отвечало намерениям рахбара и КСИР. Не исключено, что и сейчас, дойдя до опасной черты в отношениях с США и Израилем, избрание Пезешкиана будет использовано для нового маневра. Тем более что все участники голосования прошли через жесткий политический фильтр в лице Наблюдательного совета и получили от него официальное одобрение участвовать в выборах — новый президент должен проводить лояльную рахбару и КСИР политику. Да и сам Пезешкиан выражал готовность следовать "политике верховного лидера" и при этом заявлял, что его страна постарается поддерживать отношения со всеми государствами, кроме Израиля.
В свою очередь, как отметил Лямин, "из договоренностей по ядерной программе вышел не Иран, а США, и именно они возобновили санкции". "Переговоры относительно договоренностей вело и правительство Эбрахима Раиси, но они были безрезультатны. А в США предстоят выборы, на которых вероятна победа Дональда Трампа, который и вышел из всех договоренностей, являясь сторонником максимального санкционного давления на Иран. В свою очередь, Тегеран хоть и готов возобновить компромисс на основе договоренностей 2015 года, но не собирается ради ослабления санкций идти на новые уступки по критически важным вопросам и отказываться от основ независимой внешней политики и безопасности", — считает аналитик. Гарантом этого "опять же является позиция и полномочия рахбара Ирана Али Хаменеи".
"Что же касается будущего российско-иранских отношений, ставших при Раиси особенно тесными, то недавно временно исполняющий обязанности президента Ирана Мохаммад Мохбер заявил: стратегия глубоких отношений Ирана с Россией исходит от рахбара, и он постоянно следит за ее реализацией", — подытожил специалист.
При этом Пезешкиан пока все же не отказался от противоречащих установкам Хаменеи пунктов своей программы от либерализации ношения хиджабов до уступок Западу по ядерному вопросу. Соответственно, в будущем между ними возможен конфликт. Как это уже было с предшественниками Пезешкиана относительно властных полномочий (речь заходила даже об упразднении должности выборного президента), экономической политики (например, Хаменеи критиковал по этому поводу Раиси) и назначений. Но и корректировка политики нового президента, как я уже отмечал, вполне логичная. Президент-реформатор Сеид Хатами (1997–2005) в предвыборной программе обещал стране широкие гражданские свободы, диалог с Западом, "свободный рынок" и иностранные инвестиции, что не осуществилось, конечно, по многим причинам, но очевидно, что консерваторы после избрания реформаторов усиливают контроль, стремясь показать, что ситуация сохраняется в их власти.
Однако не стоит упускать, что аятолла Хаменеи и руководство КСИР находятся в довольно сложной ситуации. Прошедшие выборы и победа малоизвестного реформиста наглядно показали, что иранцы жаждут перемен. И если власти торпедируют попытки Пезешкиана по либерализации внутренней и внешней политики, то они рискуют похоронить авторитет выборов и диалог с населением, подтолкнуть людей к жесткой оппозиции.
И эту проблему придется решать при новом президенте (а может, и совместно с ним). В противном случае иранские власти рискуют столкнуться с куда большими проявлениями недовольства, чем ранее.