Год назад боевики «Талибана» (террористическая организация, запрещена в России) подняли над Кабулом свой флаг и провозгласили возрождение Исламского Эмирата Афганистан. Талибам за считаные недели удалось захватить почти всю страну: афганские военные, деморализованные уходом американских войск и союзнического контингента НАТО, практически не оказывали сопротивления. Тысячи жителей Афганистана, памятуя ужасы прежнего правления талибов, пытались бежать из страны: кто эвакуационными рейсами для афганцев, сотрудничавших с Западом, кто своим ходом в сопредельные государства, а кто-то — буквально цепляясь за шасси американских самолетов, покидавших кабульский аэропорт. В годовщину падения Кабула афганцы, сумевшие разными путями бежать из страны, рассказали «Ленте.ру», через что им пришлось пройти на родине и как их приняли в новых странах.

«Если вернусь на родину — меня убьют»

Мохаммед Реза Хасани, 35 лет, в прошлом сотрудник иностранной НКО и туристический гид

До 15 августа 2021 года я работал в американской НКО International Medical Corps (IMC) в городе Мазари-Шариф. Это на севере Афганистана. Наша организация занималась вопросами здравоохранения, а также отчасти правами женщин. Я отвечал там за логистику. А еще у меня была своя туристическая фирма: я возил иностранных туристов по Афганистану. Можно сказать, у меня была замечательная жизнь. Хотя начиналось все не так радужно.

Я ведь уже второй раз стал беженцем: моя семья уехала из Афганистана в Иран, когда талибы пришли к власти первый раз — в 1990-х. Я вырос в лагере для беженцев, но десять лет назад вернулся на родину. Поначалу у меня не было ни работы, ни крыши над головой, но я очень упорно работал и учился. Мои старания окупились: я стал весьма успешным человеком, с хорошим достатком и замечательной жизнью. Но ее у меня украли.

Мне тогда казалось, что боевики так стремительно и легко продвигались потому, что где-то закулисно об этом договорились с США или правительством и потом правительство Ашрафа Гани и ‎«Талибан» сядут за стол переговоров и заключат мирный договор.

Но 14 августа талибы захватили Мазари-Шариф — я, мои близкие и коллеги были шокированы. Мы с семьей решили отправиться в Кабул, но на следующий день пал и он, а президент сбежал из страны.

До IMC, в 2017 году, я работал на проекте немецкого правительства по развитию афганской полиции и уже тогда стал получать угрозы от талибов. Мне пришлось бросить работу и уехать в Мазари-Шариф. Но сейчас под властью «Талибана» оказалась вся страна, и от них было нигде не спрятаться. Боевики преследовали всех, кто работал на иностранцев, а наши старейшины им в этом помогали: давали адреса разыскиваемых, а если тех не оказывалось дома — подсказывали, где найти родственников, у которых они могут скрываться.

Все, что нам оставалось, — бежать из страны. Поэтому мы, взяв минимум вещей, отправились к аэропорту Кабула — я, жена и трое детей, младшему тогда было всего два месяца. Мне удалось включить нас в списки на польский эвакуационный рейс, но мы никак не могли попасть внутрь: на входе столпились сотни людей, никого не пропускали. Мы провели там две ночи и три дня.

Сначала нас отвезли в Узбекистан, а оттуда уже в Польшу. Местные власти разрешили нам остаться, но я решил, что у меня будет больше возможностей в Германии, раз я работал на их правительство. У меня никак не получалось связаться с немецким посольством по этому вопросу, поэтому я пересек границу нелегально. Десять дней я провел в отеле, обзванивая всевозможные ведомства и организации, но безуспешно.

Но я не отчаивался. Моя работа на американскую НКО давала право претендовать на помощь США. Меня включили в списки беженцев — правда, присвоили вторую категорию, «Приоритет-2», которая предполагает, что я должен находиться в третьей стране, пока жду разрешение на въезд.

У меня были друзья во Франции — туристы, которых я возил по Афганистану в мирные времена. Они пообещали помочь мне и моей семье, поэтому я решил перебраться туда из Германии. Друзья сняли мне квартиру в небольшом французском городке Макон и наняли адвокатов. Дело в том, что, согласно Дублинскому регламенту, я мог претендовать на статус беженца только в той стране ЕС, в которую впервые въехал — то есть в Польше. Но узнал я об этом правиле, только оказавшись во Франции.

В итоге нам все же предоставили политическое убежище, после чего мы перебрались в Лион — это крупный город, поэтому возможностей там значительно больше, чем в Маконе. Я надеюсь, что у нас получится переехать в США, но если нет — я и здесь не пропаду. Я знаю английский и успел немного выучить французский.

Моим детям, конечно, лучше будет в Европе, я это понимаю. Но мне невыносимо грустно от того, что пришлось оставить свою жизнь в Афганистане. Я мечтаю однажды вернуться на родину, но путь туда мне закрыт: я работал на иностранцев, я хазареец и шиит. Если вернусь на родину — меня убьют, я уверен.

«С приходом талибов моя жизнь превратилась в ад»

Зарифа Саланги, 24 года, активистка движения за права женщин

Я старшая из семи детей в небогатой и малограмотной семье. Мой отец одно время занимался собственным делом, а потом пошел на военную службу. Он умеет только писать и читать. Мать — домохозяйка, никакого образования не получила. Моя семья родом из провинции Парван, но сама я родилась и выросла в прекрасном Кабуле.

Окончив школу, я не смогла поступить в государственный университет, поэтому после долгих и упорных поисков нашла недорогой частный институт. Правда, мизерных доходов моей семьи не хватило и на него, поэтому пришлось занять денег у родственников. Два года я проучилась на журналиста. Я была первой в нашей семье, кто поступил в университет, и никто не предупредил меня, что полученного за два года образования ни на что не хватит, — нужно было продолжать учиться, а журфак я позволить себе уже не могла, поэтому остальные два года изучала экономику.

Зато за время учебы успела поработать на телевидении и радио — и в маркетинге, и в дубляже, и в качестве репортера и ведущей. Я работала волонтером от культурных и общественных организаций, участвовала в различных конференциях и семинарах. До падения Кабула даже два года проработала на госслужбе. Я помогала своему народу и своему состарившемуся отцу, которому в одиночку было все сложнее прокормить нашу большую семью.

Я была полна энергии и надежд, но 15 августа все перечеркнуло.

США отдали нашу страну террористам. Это моя страна, мой народ, но отчего-то его судьба оказалась в руках Америки, которая села за стол переговоров с талибами. Эти террористы жили в роскошных отелях в Катаре, на встречах с ними выстилали красные ковры, с ними встречались и фотографировались влиятельные американские, европейские, китайские и российские чиновники. Хотя все это время «Талибан» не переставал убивать и совершать теракты.

После прихода талибов мы с отцом остались без работы. Нам пришлось продать все, даже домашнюю утварь, которую так любила мать и которая стоила моему отцу седых волос, согнутой спины и загрубевших рук. Все это пришлось отдать за бесценок, чтобы прокормить нашу семью. Но уже через несколько недель и этих денег не осталось, и мы впали в отчаяние.

В эти непростые дни вместе с сестрами-активистками я протестовала против диких порядков «Талибана». Наш народ через столько прошел, чтобы эти 20 лет мы так хорошо жили! Разве можно было дать уничтожить это все в одночасье? Разве можно было сдать все, чего с таким трудом достигли мои ровесницы, в лапы этим двуногим животным — талибам? Мы выходили на улицы с лозунгами «Хлеб, работа и свобода», а боевики избивали и пинали нас, открывали по нам огонь и травили слезоточивым газом. Но мы не опускали руки.

Тогда талибы посреди ночи похитили наших соратниц Таману Заряби Парьяни и Паравану Ибрахим Хель. Мы, конечно, и до этого получали угрозы, но никто не воспринимал их всерьез.

Когда мне тоже стали приходить угрозы, мы с семьей заложили дом и решили бежать в Иран. Сделать это было непросто — границы ведь закрыты. Пришлось обратиться к контрабандистам: по плану они должны были помочь нам добраться в Пакистан, а уже оттуда — в Иран. Но эти варвары и негодяи лишь нажились на нашей беде и обманули нас. Семь дней нам пришлось пробираться сквозь горы и равнины — когда пешком, когда на машине, когда на мотоциклах. Мы не спали ни ночи. Однажды меня буквально парализовало от усталости, я не могла идти и молила отца бросить меня. Я не могу подобрать слов, чтобы описать все ужасы нашей дороги.

Когда мы наконец добрались до Тегерана, у нас не было ни работы, ни крыши над головой. Спустя некоторое время нас приютил дальний родственник. Сейчас я ухаживаю за больной женщиной. После стольких лет усердного труда и учебы мне приходится работать сиделкой. Но вопреки тому, что пишут в СМИ, иранцы по-доброму и с уважением относятся к афганцам. Конечно, мы сталкиваемся с разными сложностями: у нас нет карточек резидента, банковских счетов и сим-карт. Нет каких-то организаций, которые занимались бы проблемами афганских беженцев. Приходится очень много работать за очень маленькую зарплату.

Моя единственная мечта — вернуться в родной Афганистан. Без надежды на это я не протянула бы и дня. Не могу дождаться момента, когда талибы будут свергнуты и уничтожены, а я вновь смогу пройтись по пыльным улицам Кабула. Кабула, жители которого свободны. Кабула без талибов.

«Мы потеряли родину»

Арафат Сафи, 35 лет, бывший сотрудник МИД Афганистана

Я был одним из наиболее приближенных к министру [иностранных дел] Мохаммаду Ханифу Атмару чиновников. Я начал с ним работать давно, когда он еще занимал пост национального советника по безопасности, а потом возглавил его избирательный штаб, когда он баллотировался на президентских выборах в 2019 году. Так что и в МИД я перешел вслед за Атмаром.

Я попал на радар талибов, еще когда служил в аппарате национального советника по безопасности: в мои обязанности тогда как раз входила организация мирных переговоров с «Талибаном». Так что они прекрасно знали, кто я такой. Еще тогда и я лично, и мой тесть, военный, постоянно получали угрозы от талибов, а с их приходом к власти моя жизнь оказалась в опасности.

Моя семья, к счастью, уже была за пределами страны. Моему тестю делали в Индии операцию на сердце, и ему нужно было наблюдаться у местных врачей. Так что где-то за неделю до падения Кабула я отправил к нему жену и четверых детей.

Друзья семьи помогли нам получить пакистанские визы — всего на 13 человек, включая меня и моих родственников. Оттуда мы улетели в Стамбул, где я наконец встретился с женой и детьми. Проведя десять дней в Турции, мы решили продолжить наш путь и отправиться в США: у меня, моей матери, жены и детей были американские дипломатические визы.

Через два месяца после падения Кабула мы приземлились в Вашингтонском аэропорту имени Даллеса. Друзья предупредили меня, что если я въеду в страну по дипломатической визе, то не смогу претендовать на льготы и помощь, причитающуюся беженцам. Поэтому по прилете мы сразу обратились в иммиграционную службу, попросив о специальном временном разрешении на въезд (parole status). Я объяснил им, что я бывший госслужащий и на родине меня ждет расправа. Кроме того, мне была нужна финансовая помощь. Когда я уезжал из Кабула, у меня с собой было 20 тысяч долларов, но в итоге осталось только 7 тысяч — очень много денег ушло на билеты и на жилье в пути. Это слишком мало даже на первое время. На проверки ушло два дня, которые мы с детьми провели в аэропорту.

Иммиграционная служба одобрила наши заявки, аннулировала старые визы и поставила в паспорт гуманитарное разрешение на въезд. Власти штата Вирджиния помогли нам с поисками и арендой дома, выплатили пособие на шесть месяцев. Без их помощи я бы не справился. Все были так добры к моей семье! Нас познакомили с несколькими американскими семьями, которые приглашают нас на все праздники, — вот недавно мы справили наш первый День независимости. Я очень благодарен американскому правительству за то, что помогли мне и моим детям обрести новый дом.

Но, по правде сказать, США еще нужно исправить систему приема беженцев. Полученное нами разрешение дает право на проживание в стране только в течение двух лет. Хотелось бы, чтобы бежавшим афганцам дали нормальный правовой статус, — над этим сейчас как раз работают в Конгрессе. Но важнее другое. Далеко не всем моим знакомым повезло так же, как мне.

Я, конечно, рад за каждого афганца, которому удалось бежать, но позади мы оставили стольких людей, которые действительно были этого достойны и которым грозит страшная опасность!

Разрешение на работу я получил сильно позже, чем все, кого я знаю, — только через четыре с половиной месяца. Поначалу пришлось работать доставщиком в Amazon: я получил местные права и купил недорогой подержанный автомобиль, чтобы развозить посылки. Но после долгих поисков и многочисленных собеседований мне наконец удалось найти достойную работу: я устроился операционным менеджером в организацию, которая работает в сфере здравоохранения. Я очень доволен и атмосферой, и зарплатой — ее хватает на все наши расходы.

Моя жена поначалу работала в пекарне, но когда я начал нормально зарабатывать, то попросил ее вернуться к домашним делам и следить за детьми. Старшие два сына и дочь учили английский в частной школе в Кабуле, так что смогли быстро адаптироваться в американской школе и получают неплохие отметки. Младшая пойдет в школу в конце августа.

Сейчас у моей семьи все хорошо, но я все равно сильно скучаю по жизни в Афганистане и мечтаю вернуться домой. Пока «Талибан» у власти, страна обречена.

Сегодня Афганистан не узнать: все, чего удалось достичь за 20 лет (войска США находились в стране с 2001 года — прим. «Ленты.ру»), было утрачено: развалились государственные и общественные институты, инфраструктура. Произошла невероятная утечка мозгов — все ключевые сотрудники прежнего правительства покинули страну, руководит страной не пойми кто, действуют непонятно какие законы. Рухнуло образование — фундамент любого общества. Есть религиозное образование, но разве оно заменит науку и технологии, которые так нужны в XXI веке? Рухнула и экономика: люди нищенствуют и вынуждены покупать заплесневелый хлеб, потому что большего себе позволить не могут. Границы закрыты, нет ни импорта, ни экспорта. Талибы охотятся за головами бывших силовиков и чиновников, а все СМИ подконтрольны оккупантам.

Поэтому 15 августа — это годовщина, которую ни один нормальный афганец отмечать не будет. Для нас это траурная дата, в которую трудно сдержать слезы. Мы потеряли нашу родину, нам некуда возвращаться. Талибы — это не афганцы, они не мои братья и сестры, они дикари. Кажется, это все надолго.