Когда на каждом шагу – мёртвые, спасала молитва: история героя из Чувашии
Месяц май для меня особенный: наступает весна, чувствуется обновление жизни, а главной причиной этого душевного подъема для меня становится празднование Дня Победы.
День победы над страшным врагом — это радостный, священный праздник, и мне больно, когда слышу высказывания, что в этот день не нужно торжеств, что нужно не смеяться и радоваться, а плакать, ровно как в День памяти и скорби. Не надо переиначивать смысл Дня Победы! Нужно, чтобы наша память о войне не исказилась и не была запятнана нами же самими. Потому что сражались и гибли за нашу страну, терпели лишения наши дедушки и прадедушки, бабушки и прабабушки.
В семье моего дедушки, Дмитрия Ивановича Кошкина (1914—1982), было пятеро братьев, и все они ушли на войну. Вернулись только мой дедушка и его младший брат — Максимилиан Иванович, который воевал в рядах партизанов в Белоруссии. Дмитрий Иванович был артиллеристом, командиром орудия 27-го отдельного пулеметного батальона, прошёл Великую Отечественную войну в составе 65-й армии и участвовал в самых крупных сражениях и операциях: в Сталинградской битве, в боях на Курской дуге, освобождении Белоруссии, Польши, в Восточно-Прусской операции.
«Артиллерия — бог войны», — любил он поговаривать, если речь заходила о войне, но почти ничего не рассказывал о ней.
Мой папа, наверное, как и все мальчишки его поколения, обожал слушать рассказы о войне, особенно своего дяди Максимилиана о том, как он, будучи партизаном, поймал «немца-языка», и ему хотелось знать, как его отец прошел войну. Папа упрашивал рассказать, а дедушка уклонялся от разговора. А если и удавалось его уговорить, то дед был немногословен, рассказывал сухо и без подробностей.
Призвали дедушку в 1942 году, и его батальон сразу отправили на станцию Котлубань близ Сталинграда для прорыва немецкого окружения. Когда они вошли в город, дедушка был поражен увиденным.
«На каждом шагу лежали мёртвые. За всю войну такой кровавой картины больше не видал…» — вспоминал он.
Рассказывал, как они выживали в суровые морозы. Спали в окопах, прижавшись плотно друг к другу и укрывшись шинелями. Один боец оставался в карауле на два-три часа, затем его сменяли. Так они отдыхали до самого утра или до объявления тревоги.
Случалось, что полевая кухня по пути подвергалась обстрелам и не доезжала до бойцов, а съестных припасов не оставалось. И тогда солдатам приходилось собирать мясо мёртвых коней с поля боя. Животным тоже приходилось очень тяжело. Бойцы их жалели и старались не гонять понапрасну.
«Лошади были такие худые — одна кожа да кости, их не то чтобы запрягать, даже лишний раз выводить никуда не хотелось», — рассказывал дедушка моему папе.
Необычный случай произошел с дедушкой и его товарищем в Белоруссии. Шли они по улице одной деревни после её освобождения, из одной землянки им навстречу вышел старик, и бойцы попросили у него воды. Тот пригласил их войти. В землянке к дедушке подбежал кот, он присел на корточки его погладить и вдруг увидел книгу, которую хозяин не успел хорошо спрятать. Это была Библия. Дедушка заинтересовался книгой: расспросил о ней старика, а потом попросил показать ее ему. Он умолял, предлагал ему за это хлеб, но хозяин наотрез отказался даже дать подержать ее в руках.
Поблагодарив за гостеприимство, дед и его товарищ собрались уходить. Но вдруг старик остановил их, пристально посмотрел на каждого из них и сказал:
«Я знаю, сколько вы проживете. Ты, — обратился он к моему дедушке, — вернешься домой, семью заведешь и проживешь еще долго».
А вот его товарищу предрек скорую смерть. После таких слов гости поспешили из землянки. Дедушкина товарища на следующий день не стало в живых…
Сам же дедушка несколько раз был особенно близок к гибели. Один из таких случаев произошел при форсировании реки, когда дедушкин батальон должен был переправить артиллерийские орудия на плотах на другой берег. И накануне начала наступления его охватила сильная тревога.
«За всю войну не было такого, чтобы я так сильно ощущал, как смерть стоит у меня за спиной», — вспоминал дедушка.
Тогда он привел себя в порядок, надел чистую одежду, помолился и попросил Бога сохранить ему жизнь. Утром началась операция, артиллеристы стали переплывать реку.
«На воде не на суше, укрыться от обстрелов, тем более от самолетов, негде. И в первую очередь фашисты уничтожали как раз артиллерийские орудия», — рассказывал дедушка.
Один снаряд попал в их плот. Деда отбросило взрывной волной в воду и даже не повредило осколком, а все, кто был рядом, погибли. И он считал, что тогда его спасла молитва.
Окончание Великой Отечественной войны он встретил в освобожденном ими городе Данциге (ныне — Гданьск, Польша). Демобилизовался в октябре 1945 года.
Дедушка не любил ничего, связанного с войной, но песня, мотив которой он часто напевал, была все-таки о ней:
Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги,
Да степной бурьян…
Всё, что услышал от своего отца мой папа и пересказал мне, не перестает меня волновать по сей день. Эти сведения очень дороги для меня, потому что дедушку мне не довелось увидеть, — он умер за много лет до моего рождения.
Несколько раз дедушка, к моему удивлению, снился во сне, его лицо сияло едва заметной улыбкой, как на фотокарточке, и было очень тепло и хорошо от этой встречи. А как бы хотелось увидеть его не на фотографии — а живого. И поговорить — но не о войне, а просто…