Что такое фатализм и как он повлиял на русскую культуру

Хотя слово «фатализм» обычно используется для обозначения позиции смирения перед лицом какого-то будущего события или событий, которые считаются неизбежными, философы обычно используют термин для обозначения идеи, что мы бессильны делать что-либо иное, чем то, что мы уже делаем. Эта точка зрения может быть аргументирована различными способами: через обращение к логическим законам и метафизическим потребностям, через обращение к существованию и природе Бога, через апелляцию к причинному детерминизму. Аргументация первого вида обычно называется «логическим фатализмом» (или, в некоторых случаях, «метафизическим фатализмом»), второго — «теологическим», а третий тип аргументов на настоящий момент развития философской мысли и вовсе не называется «фатализмом». Разбираемся в философских аргументациях фатализма, его связи с истинностью и культурном влиянии.

.marker { background: #FFE3E0; background: linear-gradient(180deg,rgba(255,255,255,0) 45%, #FFE3E0 55%); } #note1 {display: none;} .block { background: #f5f5f5; border: 0px ; text-align: left; width: 300px; z-index: 1; padding: 10px; font-family: sans-serif; font-size: small; } .spoiler > .block {display: none; position: absolute;} .spoiler > input:checked + .block {display: block;} label {font-size: small; vertical-align: super;} label:hover {cursor: pointer; text-shadow: 1px 1px 2px #f5f5f5, 0 0 1em #f5f5f5; }

Логический фатализм: аргумент Аристотеля и природа истины

Классический аргумент в пользу фатализма встречается у Аристотеля (384–322 до н. э.) в 9-й главе трактата «Об истолковании» — он обращается к вопросу о том, необходимо ли в отношении всех вопросов, чтобы утверждение или отрицание было истинным или ложным, что можно представить в виде следующего рассуждения:

Предположим, сейчас истинно, что 1 января 2100 года произойдет морское сражение. Из этого следует, что не может быть, чтобы в назначенную дату его не было. Следовательно, необходимо, чтобы 1 января 2100 года морское сражение произошло. Подобно этому, если сейчас ложно, что 1 января 2100 будет морское сражение, то необходимо, чтобы морское сражение в назначенную дату не произошло. Однако высказывание о морском сражении сейчас одновременно истинно или ложно. Следовательно, или необходимо, чтобы оно произошло, или необходимо, чтобы оно не произошло.

Обобщив этот аргумент, получаем, что все происходит по необходимости и нет ни случайных событий, ни свободы воли. Но здесь нужно четко понимать, что подразумевается под «необходимостью» — речь идет не о логической необходимости, а скорее о неизбежности.

Решение Аристотеля

Аристотель не сомневается в том, что не все происходящее происходит по необходимости, и с этой точки зрения его решение состоит в том, чтобы отрицать необходимость того, что утверждение или отрицание было истинным или ложным. Другими словами, по Аристотелю, ни то, ни другое предположение о морском бое не было правдой — аристотелевское решение отвергает закон двухвалентности, согласно которому каждое предложение или истинно, или ложно. Однако Аристотель расширяет свое решение, представляя его следующим образом: некоторые утверждения верны в некоторые моменты, а в другие — нет; все необходимо есть или нет и будет или не будет, но нельзя сказать, что необходимо то или другое.

Истина и фатализм

Проблема Аристотеля, казалось, возникла в результате теории истины, согласно которой, если утверждение истинно в определенный момент времени, мир должен находиться в этот момент в том состоянии, которое делает его истинным. Однако, если каждое значимое утверждение истинно или ложно (раз и навсегда), это уже само по себе подразумевает фатализм — самого факта, что утверждение истинно, достаточно, чтобы то, что оно описывает, стало неизбежным. Однако фаталист может легко возразить, что у нас нет веских оснований проводить различие между воздействием на прошлое и воздействием на будущее. Поэтому, если мы признаем, что не можем повлиять на прошлое, мы также должны признать, что мы не можем повлиять на будущее. Фундаментальной онтологической разницы между будущим, настоящим и прошлым нет. Мы не можем повлиять на прошлое потому, что направление причинности определяет направление времени, — это просто фундаментальный метафизический факт, который не подлежит дальнейшему анализу или объяснению.

Теологический фатализм: аргумент Пайка и всеведение Бога

Еще одна проблема, которую много обсуждали философы, заключается в том, совместимо ли божественное всеведение со свободной волей и, в частности, с нашей властью делать что-то иное, чем то, что мы уже делаем.

Один из способов аргументации этой несовместимости принадлежит философу Нельсону Пайку.❓«Divine Omniscience and Voluntary Action», Philosophical Review, 74: 27–46; reprinted in Fischer (1989). Предположим, что быть всеведущим означает быть непогрешимым. Давайте также предположим, что Бог существовал в 1900 году и что всеведение является частью его сущности.

А теперь предположим, что 1 января 2000 года ваш сосед сверлил стену. Дальше — в 1900 году Бог полагал, что 1 января 2000 года ваш сосед будет сверлить стену. Мог ли в этом случае ваш сосед воздержаться от сверления? Нет. Потому что это означало бы либо то, (1) что у соседа была сила сделать что-то, что привело бы к ложному убеждению Бога в 1900 году, либо (2) что у него была сила сделать что-то, из-за чего в итоге в 1900 году Бог не верил бы в то, что ваш сосед будет сверлить стену в 2000-м, или (3) что у него была сила сделать что-то, что привело бы к тому, что Бога в 1900 году просто не существовало. И каждая из этих альтернатив невозможна.

Решение аргумента Пайка

Одно из возможных решений — предположить, что возможна альтернатива и в некоторых случаях люди обладают властью делать то, что не согласуется с реальными фактами о прошлом, даже если они неопровержимы. То есть в некоторых случаях люди могут влиять на прошлое. В частности, предполагается, что ваш сосед обладал властью сделать что-то, что привело бы к тому, что в 1900 году Бог не верил, что сосед будет сверлить стену. Правдоподобие такого решения будет во многом зависеть от силы аргументов в пользу невозможности повлиять на прошлое. Однако, как мы видели выше, существуют фундаментальные аргументы в пользу невозможности влиять на прошлое.

Как взгляд на всезнание Бога влияет на вопрос о том, влечет ли божественное всеведение фатализм? Ряд философов считали Бога вне времени, но представление о всезнании Бога можно также сочетать с представлением о том, что он находится внутри времени. В этом случае кажется возможным принять версию о том, что его знания в 1900 году могли зависеть от того, что ваш сосед делает 1 января 2000 года.

В контексте фатализма все это совокупно может быть сформулировано в так называемом аргументе праздности:

Если вам суждено выздороветь от недуга, то независимо от того, обращаетесь ли вы к врачу или не обращаетесь, вы выздоровеете. Но также если вам суждено не вылечиться от этой болезни, то, независимо от того, обращаетесь ли вы к врачу или не обращаетесь, вы не выздоровеете. Либо вам суждено излечиться, либо нет. Поэтому обращаться к врачу бесполезно.

Мысль в том, что все бесполезно, потому что, что бы вы ни делали, оно не имеет вообще никакого эффекта, — это и есть фатализм, который подразумевается культурой, но выводится из философии.

Влияние фатализма на культуру

Считается, что традиционный русский менталитет смотрит на жизнь с оптимистическим фатализмом и пассивностью — даже грамматика русского языка приняла пассивные тенденции — мы используем «мне нравится» или «мне нужно» вместо активных конструкций, как, например, в английском языке «I like» или «I need», где есть акцент на «я» как на агенте действия. Человек с подобным менталитетом склонен воспринимать жизнь как нечто происходящее с ним, а не как то, в чем он принимает непосредственное участие. И этот образ мышления радикально отличается от того, как видят свое место в мире западные люди.

Жители Запада склонны думать, что нужно создавать себя и свою жизнь. Макс Вебер в своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» описывает это явление как имеющее корни в протестантской реформации, поскольку различные протестантские религии придерживаются доктрин, поощряющих активный, а не пассивный или фаталистический образ мышления.

Русская культура имеет древнюю историю, которую во многом сформировало русское православие. Даже после десятилетий коммунистического правления влияние православия все еще присутствует. Так что переход в западную религию для типичного русского человека означал бы больше, чем просто отказ от русских православных традиций, — скорее это повлекло бы за собой принятие нового мышления в целом и вызвало множество внутренних конфликтов и противоречий.

Впрочем, даже Ницше, независимо от того, был он ослаблен физическим заболеванием или придавлен интенсивным приступом эмоциональной боли, рекомендовал использовать лекарство, которое он назвал «русским фатализмом». Тот, кто использует такое лекарство, прекращает попытки излечить себя, а просто ложится, принимает свою болезнь и боль и подавляет любую физическую или эмоциональную реакцию. При этом он сохраняет драгоценную энергию и ускоряет выздоровление. Вот как писал об этом Ницше в автобиографии «Ecce Homo. Как становятся самим собой»:

«Если следует что-нибудь вообще возразить против состояния болезни, против состояния слабости, так это то, что в нем слабеет действительный инстинкт исцеления, а это и есть инстинкт обороны и нападения в человеке. Ни от чего не можешь отделаться, ни с чем не можешь справиться, ничего не можешь оттолкнуть — все оскорбляет. Люди и вещи подходят назойливо близко, переживания поражают слишком глубоко, воспоминание предстает гноящейся раной. Болезненное состояние само есть своего рода ressentiment. Против него существует у больного только одно великое целебное средство — я называю его русским фатализмом, тем безропотным фатализмом, с каким русский солдат, когда ему слишком в тягость военный поход, ложится наконец в снег. Ничего больше не принимать, не допускать к себе, не воспринимать в себя — вообще не реагировать больше… Глубокий смысл этого фатализма, который не всегда есть только мужество к смерти, но и сохранение жизни при самых опасных для жизни обстоятельствах, выражает ослабление обмена веществ, его замедление, своего рода волю к зимней спячке. Еще несколько шагов дальше в этой логике — и приходишь к факиру, неделями спящему в гробу… Так как истощался бы слишком быстро, если бы реагировал вообще, то уже и вовсе не реагируешь — это логика. Но ни от чего не сгорают быстрее, чем от аффектов ressentiment. Досада, болезненная чувствительность к оскорблениям, бессилие в мести, желание, жажда мести, отравление во всяком смысле — все это для истощенных есть, несомненно, самый опасный род реагирования…»