Психиатрия веками боролась с инакомыслящими. Их жгли огнем и сажали на цепь

03 мая 2020, 00:11

Уже на заре своего существования человечество знало немало способов расправы с неугодными — от побивания палками и камнями до поедания. Но по мере того как развивались наука и правовая система, появлялись и более утонченные и изощренные методы. Оказалось, что человека достаточно признать сумасшедшим, чтобы лишить его всех прав: у такого можно отобрать собственность, его можно посадить в тюрьму, кастрировать и даже убить без каких-либо юридических последствий. Такая практика существовала сотни лет, и далеко не все методы карательной психиатрии ушли в прошлое, в том числе и в России. «Лента.ру» начинает цикл публикаций, об истории психиатрии и о том, как в разные годы она помогала церкви, обществу и государству бороться с неугодными.

«Дьявол не так глуп, чтобы вселяться в сумасшедших» — © Архив Малого театра

«Его посадили в колодки, как помешанного»

Психические расстройства были знакомы людям с незапамятных времен, и не будет большим преувеличением предположить, что в древности с душевнобольными обращались примерно так же, как сейчас обращаются с ними жители удаленных от цивилизации районов Амазонии или тропической Океании. Агрессивных и опасных больных там считают одержимыми злыми духами, а безобидных и тихих — любимцами богов. Первых гонят и бьют, вторых — чаще жалеют.

Не имея других объяснений, люди тысячелетиями считали любые проявления психической патологии карой божьей: примеры этого можно найти и в Библии, и в мифах Древней Греции. При этом эллины со своими душевнобольными не особенно церемонились, даже если они были знатного рода.

«Отец истории» Геродот приводил рассказ о спартанском царе Клеомене, который после утомительного похода вернулся в Спарту, «заболел помешательством» и был принудительно изолирован от своих подданных.

Находясь в заключении, Клеомен сумел раздобыть у охранника меч, при помощи которого изрезал себя на полосы: «резал на себе кожу в длину от бедер до живота и поясницы, пока не дошел до желудка, который тоже изрезал в узкие полоски, и так умер».

Помешательство спартанского царя просвещенный Геродот объяснял не только наказанием богов, но и тем, что Клеомен неумеренно пил неразбавленное вино. Сегодня медицинский диагноз незадачливого спартанца звучал бы как «алкогольный делирий», или проще — «белая горячка».

«Бичом можно вызвать прояснение рассудка»

Римская империя дает немало примеров буйного помешательства. Достаточно вспомнить «подвиги» Нерона и Калигулы, превративших весь Рим в большой сумасшедший дом. Но то были императорские особы — с обычными гражданами, признанными сумасшедшими, общество особо не церемонилось.

Римский врач греческого происхождения Сорн, живший в царствование императора Адриана (II век нашей эры), писал, что некоторые врачи предлагали держать всех без исключения психически больных в темноте, не понимая, что темнота еще больше омрачает голову, в которую, напротив, нужно нести свет. Находились и такие врачи, как Тит, которые проповедовали голодный режим, забывая, что это — вернейший способ довести больного до смерти.

В Средние века жизнь человека стоила недорого, а уж жизнь душевнобольного и подавно. Все стороны психических расстройств рассматривались исключительно как предмет и следствие злонамеренного колдовства и одержимости бесами. Отсюда и популярные методы психотерапии.

Наиболее гуманным способом лечения одержимых был экзорцизм — обряд изгнания бесов. В отличие от более поздних времен, в раннем Средневековье доминировало убеждение, что человек может стать подневольной жертвой дьявола, а потому, прежде чем жечь на костре, следовало попытаться его освободить.

В основе ритуала экзорцизма лежит каноническая история, описанная в Евангелии от Марка и Луки, о том, как Иисус изгнал легион демонов из двух буйных сумасшедших, прячущихся в могильных пещерах. Изгнанные демоны вселились в свиней, которые впоследствии утопились.

Экзорцизм активно практиковался в Западной Европе с конца III века, когда во многих монастырях появилась штатная должность «изгонятеля бесов». Лечению экзорцизмом подвергались все припадочные, эпилептики, истерики и больные психозами. Нередко «терапия» затягивалось, и больные все это время жили при монастырях под присмотром монахов. Там же жили и тихие помешанные — их считали блаженными.

Охота на ведьм

В позднем Средневековье нравы стали жестче, а в качестве психотерапии слову божьему предпочитали пытки и казни. Множество душевнобольных погибли в застенках и на кострах, обвиненные в союзе с дьяволом.

Старт кошмару был дан в 1484 году буллой папы Инокентия VIII Summis desiderantes affectibus («Всеми силами души»), в которой предписывалось разыскивать и привлекать к суду людей, добровольно и сознательно отдавшихся во власть демонов.

Три года спустя доминиканские монахи Яков Шпренгер и Генрих Инститорис опубликовали «Молот ведьм», в котором перечислялись популярные способы опознания, изобличения и сокрушения зловредных женщин и колдунов. Несомненным доказательством виновности служило «чистосердечное признание», которое обычно добывали под пытками.

Слухи о многочисленных признаниях виновных в самых ужасных преступлениях разрастались и в силу многократных повторений начинали казаться людям достоверными и неопровержимыми фактами. Всеобщее напряжение, жуть и страх, настойчивость обвинений и постоянство признаний создали в обществе атмосферу повышенной коллективной внушаемости — а это, в свою очередь, способствовало дальнейшему распространению паранойи.

Трудно сказать, каков был реальный процент психически больных среди ведьм, колдуний и их фанатичных истребителей. И как отличить, где кончается суеверие перепуганного невежественного человека и начинается сумеречное состояние истеричной женщины, галлюцинаторно-параноидный синдром больного шизофренией или бред, охватывавший целые города и страны.

А бред, как известно, всегда актуален. Если все вокруг будут увлечены поисками нечистой силы, то бредовые больные и параноики непременно поделятся на ведьм-колдунов и охотников на них.

Бред не корректируется никакими разумными доводами, логикой и фактами — на то он и бред. Переубедить бредового больного невозможно в принципе. Наоборот, любая деталь и мелочь будут интерпретированы им в пользу своей паранойи. Бред захватывает больного человека целиком — ни на что другое отвлечься он уже не в состоянии.

Именно поэтому одни параноики становились жертвами инквизиции, а другие (например, с бредом преследования) выступали в роли доносчиков и яростных обвинителей. Благоприятным «материалом» для инквизиторов также были депрессивные больные с идеями самообвинения, больные с галлюцинаторными расстройствами, истерическими реакциями и различными припадками.

«Дьявол не настолько глуп, чтобы вселяться в сумасшедшего»

Ведьмовские процессы продолжались до 70-х годов XVIII века. Некоторые исследователи считают, что душевнобольные составляли преобладающую массу казненных ведьм и колдунов. Другие, наоборот, полагают, что таким образом вполне здоровые люди сводили счеты друг с другом, добивались определенного положения и материальных выгод.

Обвинив человека, можно было избавиться от врага, политического противника, кредитора, а также завладеть его собственностью, получить награду или продвинуться по службе. Это весьма распространенная практика, которая широко используется до сих пор.

Между тем в одержимость бесами действительно верили даже знаменитые ученые того времени. Основатель научной хирургии Амбруаз Паре (1510-1590) посвятил несколько научных трудов влиянию демонов на болезни внутренних органов человека. Знаменитый врач и философ Парацельс (1493-1541) не сомневался в существовании людей, заключивших союз с дьяволом, хотя и с не которыми оговорками.

Однако даже в эти безжалостные времена находились люди, трезво оценивавшие происходящие события. Так Мишель де Монтень в своих знаменитых «Опытах» (1580 год) писал о ведьмах и колдунах, что эти люди представляются ему скорее сумасшедшими, чем виновными в чем-нибудь.

«Помешанные гибнут, лишенные ухода»

Слово «бедлам» вошло во многие языки мира, в том числе и в русский язык, став синонимом неразберихи, бардака и хаоса. Между тем изначально так называлась одна из первых и самая крупная на тот момент лечебница для психически больных в Лондоне.

В начале XVI века Лондон был уже очень большим городом со многими проблемами. Одной из них стали психически больные, которые стекались сюда со всей Британии и ее заморских территорий. Обыватели требовали изолировать больных, о чем постоянно заявляли через своих представителей в нижней палате парламента.

В результате в городе было открыто несколько заведений для содержания душевнобольных, крупнейшим из которых стало бывшее Вифлеемское аббатство, превращенное в Бедлам. Новое предназначение аббатства, по-видимому, и послужило поводом к разговорному искажению названия, происходившего от библейского города Вифлиема.

Сам же Бедлам на несколько столетий стал символом и эталоном психбольницы. Эту лечебницу в 1786 году ярко описал английский путешественник и филантроп Джон Говард.

Обстановка в Бедламе была действительно кошмарной: множество больных были прикованы цепями к стенам. Голые, годами не мытые люди лежали на гнилой соломе, кишащей насекомыми и крысами, в камерах, куда едва проникал свет. За малейшее неповиновение их избивали смотрители.

По выходным посмотреть на «забавное зрелище» за небольшую плату стекались многочисленные посетители. Собранные деньги шли на оплату скудной еды больных и зарплату надзирателям. Любопытные наблюдения после своего знакомства с Бедламом в 1787 году оставил парижский врач и путешественник Тенон.

И, наконец, главная жемчужина французского доктора — «Нет сумасшедших страшнее рыжих».

Эра «нестеснения»

Не лучше обстояло дело и в других «цивилизованных» странах. В Париже были свои «бедламы», наиболее известные из которых Бисетр (искаженный вариант названия Винчестерского аббатства) и Сальпетриер (бывшая пороховая фабрика, а затем мыловарня) сыграли большую роль в изменении отношения к душевнобольным.

В 1789 году началась Великая французская революция. Начав с Бастилии, восставшие принялись громить и разрушать тюрьмы как символ несвободы. Не обошли вниманием и места содержания умалишенных, тем более что власти уже вовсю использовали их для изоляции инакомыслящих и неугодных режиму граждан.

Революционным актом, имевшим огромные последствия, стало снятие Филиппом Пинелем цепей с душевнобольных в Сальпетриере. Этот эпизод запечатлен на знаменитом полотне художника Робера Флери.

К тому времени Пинель, автор нескольких научных работ по социальной гигиене и психиатрии, был назначен революционным правительством руководителем Бистера, где радикально улучшил отношение персонала к душевнобольным и их содержание.

Считается, что с этого момента в психиатрии началась эра «нестеснения». Больных не должны были больше заковывать в цепи, были запрещены избиения и пытки. А единственным способом смирения буйных пациентов на долгие годы должна была стать смирительная рубашка. По крайней мере, такими были благие намерения. На практике же положение душевнобольных не улучшалось еще очень долго.

В 1844 году в Англии была учреждена должность «комиссара по душевным болезням». В обязанности комиссаров входила инспекция психиатрических больниц по всей стране и дальнейший отчет перед правительством.

Действительность оказалась ужасной: больные голодали, многих содержали в наручниках, от которых ткани повреждались до кости, на ночь всех загоняли в темные и холодные камеры. Буйные и тихие больные не разделялись, отчего первые били и калечили последних. Повсюду процветало воровство, приписки, подделки документов.

Нередко в психбольницы заключались за взятки неугодные родственники и наследники. Многие пациенты исчезали бесследно. Узнав о скором приезде комиссии, владельцы одной из больниц попытались ее сжечь вместе с пациентами. В другой больнице из 14 женщин 13 были найдены связанными. А в провинциальных больницах пациентов с вечера субботы до утра понедельника оставляли одних и прикованными к койкам, пока персонал отдыхал.

Существенно улучшилось положение душевнобольных лишь к концу XIX века, когда психиатрическая наука значительно продвинулась вперед: были описаны основные душевные болезни, и пациентов стали лечить, а не только изолировать.

«Говорил сумасбродные слова и плевал на образ Богородицы»

В России душевнобольные были точно так же, как и в других странах. В допетровской Руси буйных душевнобольных считали результатом божьего наказания, колдовства, дурного глаза или наговора. Было даже такое слово — божегневные, сейчас уже почти забытое.

Божегневных и бесноватых (эпилептиков, истериков и кататоников — обладателей психопатологического синдрома с двигательными расстройствами) считали опасными, а потому боялись их и старались лишний раз с ними не связываться.

В то же время тихих помешанных и слабоумных идиотов, наоборот, называли божьими людьми и блаженными. Их считали юродивым», заботились о них и охотно подавали милостыню. В каждом крупном селе был свой деревенский дурачок, пожалеть и покормить которого считалось делом весьма богоугодным.

Вместе с тем были и лжеюродивые, которых подозревали в симуляции и злостном уклонении от работы — «живые мужики, и женки, и девки, и старые бабы бегают из села в село нагие и босые с распущенными волосами, трясутся, бьются и кричат, беспокоя смирных жителей».

Более-менее организованная помощь психически больным оказывалась в православных монастырях. Там же, при монастырях содержались люди с психическими отклонениями, за которых вносили плату их богатые родственники.

Первый российский законодательный акт, регулирующий отношение к душевнобольным относится к царствованию Ивана Грозного. В 1551 году при составлении нового судебника, названного «Стоглавым», было указано, что «одержимые бесом и лишенные разума» должны размещаться по монастырям, «чтобы не быть помехой и пугалом для здоровых, а получить вразумление и приведение на истину».

В 1677 году, в царствование Федора Алексеевича, был издан указ, по которому «глупые» не имели права управлять своим имуществом наряду с глухими, слепыми, немыми и запойными. В целом же, в течение всего Средневековья отношение к душевнобольным на Руси было значительно мягче, чем в католических странах Европы.

Первое политическом дело с уклоном в психиатрию случилось в России в 1701 году. Истопник Евтюшка Никонов был арестован за то, что «пришел к солдатам на караул, говорил, будто-де великий государь проклят, потому что он в Московском государстве завел немецкие чулки и башмаки».

На допросе Евтюшка вел себя дерзко: «кричал, бился, говорил сумасбродные слова и плевал на образ Богородицы». По совокупности заслуг истопник был признан падучим и опасным сумасбродом, «за воровство и непристойные слова» бит кнутом, заклеймен и сослан в ссылку в Сибирь на вечное житье.

В 1723 году Петр I распорядился «сумасбродных в монастыри не посылать», а устроить специальные для них госпитали (доллгаузы). Однако первый такой госпиталь был учрежден лишь в 1762 году, уже при Петре III. А в 1775 году Россия была разделена на губернии. Были учреждены приказы общественного призрения, при которых стали строить дома для умалишенных, или «желтые дома». Первый такой дом открыли в Новгороде в 1776 году.

«Произвести в человеке тишину»

В XIX веке больницы для умалишенных появились во всех крупных городах Российской империи. Русская психиатрия ни в чем не уступала лучшим западным образцам. «Беснующихся и задумчивых сумасшедших» лечили самыми передовыми методами: смирительными рубашками, голодом, обливанием ледяной водой, верчением в барабане и капанием воды на темя, рвотными средствами и кровопусканиями.

В политических целях психиатрия в царской России практически не использовалась. Лишь в единичных случаях инакомыслящие дискредитировались через объявление их сумасшедшими, как произошло, например, с писателем и философом Петром Чаадаевым.

Впрочем, наказание «умалишенному» автору «дерзкой бессмыслицы» на существующую власть оказалось весьма умеренным — год домашней самоизоляции под надзором полицейского лекаря.

А вот любопытный пример совсем другого рода. В 50-е годы XIX века в Преображенской больнице (впоследствии и до сего дня больница имени Петра Борисовича Ганнушкина) находился на излечении «ясновидящий» предсказатель Иван Яковлевич Корейша.

В течение целого ряда лет он пребывал в одиночной палате больницы, где «вел прием граждан» по личным вопросам. За советом к «прозорливцу» обращались представители всех московских сословий. Начальство такое паломничество совершенно не смущало, поскольку пациент являлся важной статьей больничного дохода. Когда Корейша умер в 1861 году, его похороны были грандиозны.

От эволюции к дегенерации

Но вернемся в просвещенную Европу. Передовые научные идеи далеко не всегда и не во всем идут во благо обществу. По крайней мере, не всем его представителям. В 1859 году Чарльз Дарвин опубликовал свое революционное сочинение «Происхождение видов», а за два года до этого знаменитый французский врач-психиатр Бенедикт Морель — научный трактат «О вырождениях физических, умственных и нравственных человеческой породы и о причинах, порождающих эти болезненные разновидности».

Морель выдвинул теорию четырех этапов (поколений) деградации. На первом, люди, подорвавшие свое психическое здоровье неправильным образом жизни, проявляют «нервный темперамент, нравственные пороки, склонность к нарушению мозгового кровообращения (мозговым приливам)».

В следующем поколении это приводит к «апоплексии, алкоголизму, неврозам, эпилепсии, истерии и ипохондрии». В третьем поколении психические расстройства нарастают и вызывают «собственно душевные болезни, суициды и социальную несостоятельность».

И, наконец, в четвертом поколении вырождение приводит к тяжелейшим «интеллектуальным, моральным и физическим нарушениям, в том числе к умственной отсталости, слабоумию и кретинизму». Дарвинская теория эволюции и морелевская — дегенерации — появились практически одновременно и вызвали в обществе огромный резонанс, направив научные умы в определенном направлении.

В 1887 году ученик Мореля, психиатр Жак Маньян издал «Общие соображения о сумасшествии у дегенератов». В этих соображениях Маньян определил наследственные психические заболевания как признак вырождения и дегенерации у некоторой части человеческого вида в ходе естественного отбора и требовал относиться к ним как общественной опасности.

Еще дальше пошел итальянец Чезаро Ломброзо, создавший учение о преступной наследственности. Патологическую предрасположенность к преступной деятельности он связывал с наследованием набора характерных особенностей и внешними признаками деградации. И, как это обычно происходит, от чисто научных теорий люди перешли к самому что ни на есть практическому их воплощению — евгенике.

200 долларов за добровольную кастрацию

Евгеника (от греческого — «хорошего рода, благородный») стала практическим результатом предыдущих теорий. В задачи евгеники входила борьба с вырождением человека, как биологического вида, селекция и улучшение генофонда.

Основателем евгеники считается англичанин Фрэнсис Гальтон — двоюродный брат Чарльза Дарвина. Гальтон был настолько увлечен идеей евгеники, что стремился сделать ее «частью национального сознания» и «социальным институтом управления эволюцией человека».

Управлять эволюцией и очищать генофонд начали с душевнобольных, преступников и алкоголиков (нередко в одном лице).

В 1907 году американский штат Индиана принял закон, по которому принудительной кастрации подвергались преступники, а также психически больные люди. Было сделано несколько сот подобных операций.

Еще дальше пошли законодатели Северной Каролины. Там принудительная стерилизация делалась автоматически всем людям, чей IQ был ниже 70. Во многих штатах поощрялась добровольная стерилизация среди бедняков. За подобную операцию им причиталась премия в размере 200 долларов. На международном конгрессе по вопросам евгеники в Нью-Йорке (1932 год) один из его участников ярко оценил перспективы применения закона о стерилизации.

Программы принудительной стерилизации «неполноценных» граждан осуществлялись в Дании, Швеции, Швейцарии, Норвегии, Эстонии и Латвии. Но дальше всех по пути «защиты расы от вырождения» продвинулась нацистская Германия, где умственно и расово неполноценных граждан согласно принятым законам не только стерилизовали, но и подвергали эвтаназии.