Большая нефть Сахалина

Первую часть истории сахалинской нефтедобычи вы можете прочитать тут Купцы и японцы Вышка над скважиной находится в том месте, где где купец Григорий Зотов и инженер Леопольд Бацевич в конце XIX века искали первую сахалинскую нефть. В начале XX века, 106 лет назад, эта скважина принадлежала фирме Юлия Бринера, богатого купца из Владивостока. Но прославился первый нефтепромышленник Сахалина другим — его внук, Юл Бриннер (при рождении Юлий Бринер), был назван в честь деда и впоследствии стал знаменитым голливудским киноактёром, популярным героем ковбойских вестернов. С «чёрным золотом» Сахалина дедушке Бринеру повезло меньше — нефтяной фонтан «Вышки Зотова» вскоре иссяк и больших прибылей не принёс. К 1917 году северная половина Сахалина оставалась малолюдной и неосвоенной, здесь проживало лишь 9 тысяч человек. Любые работы на пустынном острове требовали слишком больших вложений и множества рабочих рук, которых здесь просто не было. Поэтому богатые нефтью недра оставались почти нетронутыми. Зато рядом находилась Япония, с многочисленным населением, активно развивавшейся промышленностью и нацеленной на внешнюю экспансию политикой. Свои источники «чёрного золота» на японских островах были минимальны, к 1917 году «Страна восходящего солнца» 97% потребляемой нефти закупала за рубежом. Растущая экономика и огромный военный флот Японии требовали всё больше нефти. В то время мир переживал очередную «техническую революцию» — во всех странах корабли переходили с угля на нефть и мазут, повсюду начиналось массовое использование автомобилей с бензиновыми двигателями. Если раньше нефтепродукты употребляли в основном для освещения (керосин в светильниках и лампах), то отныне «чёрное золото» становилось стратегическим товаром, от которого зависела экономика и безопасность любого государства на нашей планете… Японцы впервые проявили интерес к «чёрному золоту» Северного Сахалина в 1916 году, обратившись к русскому правительству с предложением начать здесь совместный поиск и добычу нефти. Опасаясь японской экспансии, наша страна отказалась от такого предложения слишком активных соседей. Ситуация резко изменилась после революции и начала гражданской войны, когда японцы смогли воспользоваться хаосом и безвластием на российском Дальнем Востоке. Первые японские геологи-нефтяники появились на севере Сахалина уже в 1918 году. Сначала они действовали, соблюдая внешние приличия, под прикрытием договора с богатым московским купцом Иваном Стахеевым. Однако в мае 1919 года в Токио был образован консорциум «Хокусин Кай» (Полярная звезда), объединение крупнейших японских концернов, таких как «Мицубиси» и «Ниппон ойл», созданное специально для организации добычи нефти на русском Сахалине. На север острова были направлены многочисленные отряды геологов, которыми фактически руководило Военно-морское министерство Японии. В первую очередь сахалинская нефть была нужна для японских боевых кораблей, а военная поддержка позволяла нефтяникам из «Страны восходящего солнца» чувствовать себя хозяевами на русской земле. В апреле 1920 года японские войска открыто оккупировали Северный Сахалин. К этому решению Токио подтолкнула не только гражданская война в России, но и явный интерес коммерсантов из США к нефтяным месторождениям острова. Экспедиция американских геологов из «Sinclair Oil Corporation» попыталась высадиться на севере Сахалина, но была встречена японскими солдатами с «вежливой просьбой» немедленно покинуть берег… К началу 1921 года японцы пробурили в районе современного города Оха 14 скважин и получили первую промышленную нефть. В следующие три года появилось ещё несколько десятков скважин, глубиною до километра. До сих пор неизвестно, сколько же японцы вывезли русской нефти за пять лет оккупации Северного Сахалина, но по меркам начала XX века объёмы были немалые. Когда в сентябре 1923 года мощное землетрясение разрушило стратегические нефтехранилища на побережье Токийского залива и два миллиона тон «чёрного золота» вытекло в океанские воды, именно сахалинская нефть позволила Японии восполнить утерянные запасы. Огонь и лёд Сахалина К 1925 году советской дипломатии, используя противоречия США и Японии в Тихоокеанском регионе, удалось вернуть северную половину Сахалина. Американский историк Джон Стефан пишет об этом так: «Соглашение было блестящей победой советской дипломатии. Русские добились вывода японских войск с Северного Сахалина без применения силы, хотя еще в 1924 году многие политики полагали, что Япония либо аннексирует, либо выкупит эту территорию… Этот шаг развеял надежду некоторых японских кругов, что когда-нибудь весь Сахалин подобно спелой хурме, упадет в корзину империи». Однако, войска Японии уходили с северной половины острова под условием, что у Токио останется право добывать здесь природные богатства — лес, уголь и, прежде всего, незаменимую сахалинскую нефть. Поэтому 14 декабря 1925 года был заключён договор о нефтяной концессии японцев на Северном Сахалине. Со стороны СССР его подписал один из основателей советского государства, Феликс Дзержинский, со стороны Японии — адмирал Шигецуру Накасато, представитель японского военного флота, главного потребителя сахалинской нефти. Согласно договору японцы на 45 лет получали право эксплуатировать недра Северного Сахалина, но все разведанные к тому времени нефтеносные участки делились поровну между СССР и Японией. В зависимости от объёмов и качества добытой японцами нефти, от 5 до 45% добычи передавалось советской стороне в качестве платы за концессию. Как пошутил в те дни на встрече с советскими дипломатами один из японских генералов: «Чем больше нефти, тем больше дружбы». Чтобы СССР смог наладить свою добычу сахалинской нефти, требовалось провести самостоятельное геологическое исследование возвращённой части острова. В начале 1926 года на Сахалин из Москвы отправилась большая научная экспедиция, которую возглавил Николай Акимович Худяков, бывший офицер царской армии и командующий одной из красных армий в годы гражданской войны. Экспедиции предстояло провести на дальней окраине несколько лет, и для Худякова освоение богатств Сахалина началось с личной трагедии — его жена наотрез отказалась покидать столицу ради далёкого и дикого острова. К сахалинскому берегу экспедиция Худякова добиралась по льду Татарского пролива на собачьих упряжках. До нефтяных луж на реке Оха геологи добрались лишь в середине июня 1926 года. Сначала им пришлось идти на катере, вдоль северных берегов Сахалина, всё ещё окруженных ледяными полями, а затем пробираться через тайгу с оленьим караваном. В разгар исследовательских работ, 21 июня 1926 года, тайгу на северной оконечности Сахалина охватил огромный пожар. Огонь грозил добраться до выходов нефти и «Большого асфальтового озера» в районе Охи, поэтому геологи решили закопать оборудование в землю и попытаться выбраться к берегу. Дикая природа Сахалина сталкивала две противоположных стихии — в тайге на побережье бушевал огонь, а подступы к острову всё ещё затруднял нерастаявший морской лёд… От полной катастрофы нефтеносный район Охи спас начавшийся 23 июня сильный дождь. К 30 июня летнее тепло окончательно разбило и ледяной панцирь, блокировавший северо-восточный берег Сахалина. Геологи смогли продолжить работу в тайге. Первая скважина и «ситцевый городок» 90 лет назад, в 1926 году северную половину Сахалина, протянувшуюся почти на 500 километров, населяло всего 10 128 человек, проживавших в 144 деревнях и 12 полукочевых стойбищах. Японцам приходилось завозить на свои нефтяные промыслы сезонных рабочих из Японии, Кореи и Китая. Нашей стране тогда потребовалось почти три года, чтобы собрать на острове достаточное количество специалистов и рабочих рук, чтобы начать собственную добычу нефти. В тайгу на остров с материка приходилось везти кораблями всё — от людей и сложного оборудования до простых гвоздей и кирпичей. Летом 1928 года на Сахалин прибыла первая крупная группа специалистов-нефтяников, 283 человека. Они приехали из Баку и других регионов СССР с развитой нефтедобычей, расположенных почти в семи тысячах километров к западу от дальневосточного острова. Их сахалинская жизнь начиналась в палатках посреди глухой тайги на берегу речки Оха. Острословы тут же прозвали будущее нефтяное сердце Сахалина «ситцевым городком». Первую скважину начали бурить 10 октября 1928 года. Работами руководил буровой мастер Никифоров, приехавший из Баку. Под его началом работали опытные техники из Грозного и Майкопа. Бурили в то время «ударно-канатным способом». Паровая машина тянула канат, поднимавший внутри деревянной вышки тяжёлое «долото». Затем канат отпускали, упавшее «долото» ударяло в землю. И так раз за разом, много суток подряд. Чтобы придать скважине правильную цилиндрическую форму, мастера после каждого удара немного поворачивали его по вертикальной оси. По мере углубления в землю, измельчённую породу в скважине извлекали «желонкой», так нефтяники прошлого называли полый цилиндр, который падая на дно скважины, забивался измельчённой породой. Затем паровая машина поднимала «желонку» наверх, где её очищали от застрявших внутри песка и камней. Меняя «долото» на «желонку» и наоборот, буровики буквально сантиметр за сантиметром углублялись в землю. Такая работа шла непрерывно, много недель подряд. Паровую машину первой советской скважины на Сахалине вручную снабжали дровами и водой. Круглые сутки шипел перегретый пар и ухало падающее вглубь сахалинской земли «долото». Рядом непрерывно работала примитивная кузница, чинившая или менявшая «долото», пока его сменяла «желонка». Большинство работников нефтяного прииска были заняты самым примитивным ручным трудом — в три смены непрерывно валили лес и пилили дрова для паровой машины, или на санях возили для неё воду с окрестных ручьёв. Работы на первой скважине не остановили даже рано начавшиеся морозы. На тридцать первые сутки непрерывной работы, 5 ноября 1928 года, когда скважина достигла глубины 192 метра, из недр ударил нефтяной фонтан. Напор был столь силён, что не хватило заготовленных ёмкостей для хранения нефти. Вместо них пришлось использовать даже деревянные чаны, в которых солили рыбу… Первая на Сахалине советская скважина до конца года дала почти 300 тонн «чёрного золота». Отныне японцы перестали быть монополистами сахалинской нефти. «Цингаторий» и «материковая болезнь» К концу 1928 года, когда Советский Союз пробурил свою первую скважину на Сахалине, население северной части острова увеличилось более чем в два раза. За три минувших года с материка переселилось почти 15 тысяч человек. В следующие пять лет рост будет ещё более впечатляющим — в пять раз. К 1933 году население Северного Сахалина достигнет 74 тысяч человек. Для поощрения переселенцев на далёкий остров им предоставляли различные льготы, например, освобождали от налогов и призыва в армию. Зарплаты специалистов-нефтяников на Сахалине были в два раза выше, чем у их коллег в других регионах страны. Однако жить и работать новым сахалинцам приходилось по сути в глухой тайге, вдали от всех благ цивилизации. Многие, испробовав таёжный быт, возвращались обратно. Так из первых 283 специалистов-нефтяников, приехавших в 1928 году, в итоге осталось работать на острове всего шесть десятков человек. На Сахалине такое бегство прозвали «материковой болезнью». Впрочем, первых нефтяников поражали и самые настоящие болезни — зимой 1930 года на берегах Охи свирепствовала цинга, в те времена бич всех, вынужденных долгое время питаться консервированной и однообразной пищей, без витаминов. Поэтому первой настоящей больницей в посёлке нефтяников стал «цингаторий», где лечили поражённых этим недугом. В следующем году заметили, что цинга поражает прежде всего холостых работников. В отличие от них нефтяники, жившие на острове вместе с семьями, как правило заводили подсобные огороды и от цинги почти не страдали. В начале 30-х годов прошлого века количество семейных работников и женщин, занятых в нефтяной промышленности Сахалина, отмечалось в отдельной графе — как первый показатель «осёдлости» и эффективности развития. Но даже к 1936 году мужчины в посёлках сахалинских нефтяников составляли почти 88% обитателей. Но не смотря на все трудности, жизнь на отдалённом острове постепенно побеждала дикую тайгу. Восемьдесят лет назад в посёлке Оха, главном центре сахалинской нефтепромышленности, уже работало 15 школ, 5 клубов, три оркестра и даже свой драматический театр. Здесь же работал и «Сахалинский нефтяной техникум» — его первый выпуск, подготовивший 16 местных специалистов, состоялся в мае 1935 года. Конец японских концессий Отечественная добыча нефти на Сахалине, стартовавшая в конце 1928 года, быстро обогнала японскую. Если за первый год работы наши нефтяники добыли нефти в 19 раз меньше, чем японцы, то уже к 1933 году показатели добычи сравнялись. При этом на советских промыслах действовал обычный для страны 8-часовой рабочий день, в то время как все нефтяники японских концессий подчинялись военной дисциплине и трудились по 12 часов в сутки. В 1935 году на севере Сахалина советская добыча нефти уже на треть превышала японскую. На этом фоне соседи из «Страны восходящего солнца» пытались подкрепить свои экономические позиции военной мощью. Их флот в то время на голову превосходил морские силы СССР на Дальнем Востоке. Всю нефть, добытую японцами, демонстративно вывозили их вооруженные танкеры, а боевые корабли японского военно-морского флота ежегодно проводили учения у берегов Сахалина. К концу 30-х годов прошлого века отношения Японии и СССР резко обострились, после вооруженных столкновений у Хасана и реки Халхин-Гол ситуация балансировала на грани открытой войны. Но пока в Приморье и Монголии русские и японцы стреляли друг в друга, на Сахалине стороны пытались соблюдать прежние договорённости. Пограничная война на материке для острова обернулась лишь несколькими массовыми драками советских и японских нефтяников. Сахалинская нефть сыграла свою роль и в том, что Япония не напала на нашу страну в 1941 году совместно с гитлеровской Германией. В Токио слишком дорожили источниками «чёрного золота» на советской половине острова и боялись даже временной приостановки нефтедобычи в случае войны с СССР. Лишь в разгар Второй Мировой войны, когда все силы Японии были заняты войной с США, политики Токио, желая задобрить Москву, согласились за символическую плату в 5 миллионов рублей (порядка 36 миллионов долларов в ценах 2016 года) уступить все свои «активы» на советской половине острова. Необычную покупку оформили в Москве 30 марта 1944 года — японская нефтедобыча на Сахалине, продолжавшаяся свыше 20 лет, закончилась. Сахалинская нефть для победы К лету 1941 года на северном Сахалине работало 470 скважин, обеспечивавших нефтью наш Дальний Восток. О начавшейся войне сахалинцы узнали поздним вечером 22 июня, а в отдалённые сёла и промыслы страшная весть пришла лишь сутки спустя. В то время ещё не были разведаны запасы нефти в Западной Сибири, основные источники «чёрного золота» находились на Кавказе — в Баку, Майкопе и Грозном. На второй год войны кавказские нефтепромыслы были либо захвачены противником, либо оказались под угрозой захвата и были почти отрезаны от страны, когда войска Гитлера вышли к Волге. Единственным источником «чёрного золота», которому в те дни прямо не угрожала война, оставался Северный Сахалин. Но даже вдалеке от боёв пришлось работать по-военному. Уже в 1941 году треть сахалинских нефтяников ушла на фронт, их заменили женщины и подростки — вскоре они составили почти половину работников, обслуживавших скважины и нефтепроводы на острове. Рабочий день подсобных рабочих был увеличен до 11 часов, а специалисты-нефтяники все годы войны трудились по графику в три смены — по 12 рабочих часов после суток отдыха. Напряжённый труд дал результат: к концу войны добыча нефти на Сахалине увеличилась в полтора раза, по сравнению с довоенным 1940 годом. Но мало было добыть будущее топливо для самолётов и танков, его надо было доставить с острова на материк. До войны сахалинскую нефть отправляли танкерами в порты Приморья и далее везли железнодорожными цистернами на перерабатывающий завод в Хабаровск. География и природные условия резко ограничивали морские перевозки с Сахалина, когда штормы и льды напрочь отрезали остров. Поэтому ещё в 1940 году запланировали строительство нефтепровода от промыслов в районе Охи на материк. Начало работ по прокладке трубопровода подстегнула война, требовавшая бесперебойных поставок нефти. Необходимо было проложить 196 километров труб по Сахалину и ещё 175 километров по материку до Комсомольска-на-Амуре. Трубы в тайге укладывали как вольные рабочие, так и несколько тысяч заключённых. Но самым сложным стал подводный участок, где трубопровод должен был протий свыше 8 километров по дну Татарского пролива. Японская разведка внимательно наблюдала за ходом работ на стратегическом нефтепроводе. Полученные данные японцы передавали своим германским союзникам, и, показательно, что немецкие эксперты сочли невозможным перебросить в короткие сроки подводный трубопровод с Сахалина на материк. Действительно, опыта строительства таких сооружений почти не было. Решение небывалой задачи в сентябре 1941 года поручили особой бригаде под руководством инженера Николая Максимовича Белова. До февраля следующего года шли подготовительные работы, а со 2 марта, когда Татарский пролив наконец покрылся коркой льда, начался самый сложный, решающий этап. Заранее сваренные «плети» труб, длинною от 250 до 800 метров, ставили на десятки саней и при помощи нескольких тракторов вывозили на лёд. У тракторов срезали кабины, чтобы их водители могли быстро выпрыгнуть, если машины провалятся под лёд. Длинные «плети» сваренных труб сопровождали сотни человек, чтобы баграми поправлять движение саней на льду и обеспечивать координацию работ. Всего на замёрзшей поверхности Татарского пролива от берега до берега разложили 16 таких «плетей». После того, как сварщики соединили их в единое целое, лёд стали пробивать и опускать нефтепровод под воду. Работы, шедшие безостановочно на продуваемом всеми ветрами ледяном поле, были завершены за три недели, к 22 марта 1942 года. Строительство на таёжных участках по обе стороны Татарского пролива продолжалось ещё 15 месяцев. К июлю 1943 года 400-киломтеровый трубопровод заработал в полную мощность, обеспечив бесперебойные поставки нефти с Сахалина. За пять военных лет самый большой остров России дал стране почти три миллиона тонн «чёрного золота» — больше, чем было добыто сахалинцами за всё предвоенное десятилетие. И хотя добыча Сахалина по объёмам значительно уступала крупнейшим в СССР нефтепромыслам Баку, но опережала другие нефтеносные регионы страны. Остров дал нефти в четыре раза больше, чем Урал, и почти столько же, сколько давно освоенные нефтяные поля Грозного. Нефть сахалинского промысла Эхаби тогда имела самый высокий процент выхода бензина и по праву считалась лучшей в Советском Союзе.