Войти в почту

"Автостопом" по Арктике. Автономная жизнь на краю страны

Здесь, в Арктике, жемчужный свет, сложно объяснить, какой он. Прозрачно-серый, легко узнаваемый. И небо с золотом внутри, спрятавшее редкое для осени солнце. Небо, которое слышало больше молитв, чем какое-либо другое.

"Автостопом" по Арктике. Автономная жизнь на краю страны
© ТАСС

Мы бежим. Мы — это экспедиция, экипаж и "Михаил Сомов". Спешим с запада на восток, пока не встали серьезные льды, пока снабжение полярных станций из работы не превратилось в ежедневный подвиг.

Белое. Колыбельная для тундры

Домашнее море поморов. Неглубокое, сейчас в плохом настроении. Из-за этого нет задумчивого серо-голубого цвета воды, он скорее бурый. Ко многим станциям "Сомову" не подойти — мелко. Поэтому практически все доставки людей и грузов с судна на берег совершает вертолет Ми-8 Второго Архангельского объединенного авиаотряда.

— Членам экспедиции, вылетающим на берег, просьба пройти на вертолетную площадку, — объявления на судне — по громкой связи. Приглашение на завтрак, обед, чай и ужин, предупреждение о смене часового пояса, анонсы лекций — бывает и такое, когда на "Сомов" с какой-нибудь забытой людьми территории садятся путешественники.

Легендарное судно, "Михал Михалыч" — как ни назови, "Сомов" ждут везде.

"Летим, летим, летим, летим", — твердят винты. Осенняя тундра еще греет бока под последним солнцем. Рыжая с синевой озер. Через открытый иллюминатор чувствуется ее пряный запах с ледяными нотами неизбежной зимы.

Первая станция — Абрамовский Маяк — открыта еще в 1929 году.

— Я из села Койда, это 40 км отсюда. Зимой на снегоходе можно добраться часа за два, летом на лодке, — Григорий Попов, начальник станции, работает здесь уже 16 лет. Окончил сельскую школу, профессии учился уже на станции.

Григорий собирается в первый отпуск за последние несколько лет. Должен приехать сменщик, который отпустит его и жену Ольгу, тоже метеоролога, на три месяца.

— Первым здесь стал работать муж, через год и я. Обучалась на станции. Сначала мне показалось, что я не справлюсь, было очень тяжело, — рассказывает Ольга. — Когда мы начинали, то телеграмму передавали только раз в сутки. Не было ни телефона, ни телевидения, ни интернета. Однажды не было связи семь месяцев. Мы просто фиксировали данные.

Кроме сроков (снятие показаний приборов и отправка информации), которые делают каждые три часа, нужно заниматься хозяйством. "У нас то же самое, что в деревне: огород, парники плюс обслуживание дизеля, заполнение отчетности — без дела не сидим".

Покинуть станцию метеорологи могут только в экстренном случае, второй вариант — отпуск. В прошлом году нужно было забрать запчасти для сломавшегося дизеля, Григорий ездил за ними в деревню. Снабжают метеорологов так, чтобы необходимого хватило до следующего завоза через 12 месяцев.

Григорий говорит, что жить далеко от людей ему нравится. Объясняет — натура такая: молчун и вдвоем с женой очень комфортно.

— По общению не скучаю. Когда "Сомов" приходит, работы начинаются с утра. К вечеру мы уже устаем — слишком людно. В городе я могу провести максимум две недели. Я лучше в деревне отдохну, — рассказывает Григорий. — На Новый год дочь Виктория приезжает. Она учится на полярного метеоролога в САФУ (Северный Арктический федеральный университет), уже на четвертом курсе.

На этой, первой в экспедиции, станции мы в последний раз (и уже до ноября) увидим деревья. Казалось бы, ерунда, но чем большего числа привычных вещей ты лишаешься в рейсе, тем отчетливее и понятнее становится их значение. Гроздья рябины сочного рождественского цвета гнут ветки — настолько много ягод. Говорят, примета холодной зимы.

Через несколько недель мы увидим первый снег, шагнув через огромную часть страны, пробежав по ее кромке — из осени в зиму.

Во мху набравшая летнего солнца уже горькая брусника. На высоком берегу кто-то поставил скамейку и стол. С лучшим видом — на Белое море.

Белое/Баренцево. Один на один

Судно живет, поэтому никогда не бывает тихо. Слышно, как работает система отопления, во время шторма бьются волны, скрипит шкаф в каюте, катится по столу незакрепленная кружка.

На рассвете, почти в темноте, "Сомов" подходит к полуострову Канин. Здесь переплетаются два моря: Белое и Баренцево. Отправляет световой сигнал полосатый черно-белый маяк. На самом Канином Носу, у здания метеостанции, машет вертолету единственный человек.

С конца августа начальником станции стал Николай Костиков, раньше работавший на мысе Челюскин. Такие перемещения в метеосемье нормальны. Кого-то нужно подменить на время отпуска или насовсем, где-то не сошлись характерами — бывает разное.

— На станции очень много свободы. Особенно сейчас, когда я приехал на Канин. Мне нравится, когда вся жизнь — быт и работа — зависит только от тебя и ни от кого больше. Это важно.

Ходить по тундре городскому человеку тяжело — слишком мягко. Упругий сплав растений и почвы возвращает каждое усилие. Канин — родовые земли ненцев, десятки видимых только коренному народу траекторий для кочевья.

Николай шагает широко — высокий.

— Душа-северянка? — соглашается. — Да. Я приезжаю домой и, когда бываю там долго, не чувствую себя на своем месте. Мне нужно вернуться в Арктику. Друзья спрашивают, что ты там забыл? А я не могу ответить. Это какие-то внутренние стремления. Ты понимаешь, что это невыгодно, возможно, не нужно, но противиться им не можешь.

Полярная история семьи Николая началась с прапрадеда Степана Востротина, путешественника и общественного деятеля. Потом на Севере работали дед и отец.

— С родителями и сестрами, всей семьей, мы встречались вместе в 2014 году. Тогда смогли приехать все сразу. Уже семь лет прошло — редкая возможность. Две сестры Николая тоже метеорологи.

Сыну Николая в декабре исполнится 12 лет, когда мужчина уехал работать на станцию, ему было два года. На полярной станции официально с детьми нельзя — нет ни школ, ни врачей. Поэтому сын живет с родными в Алтайском крае.

— Получается, десять лет прошло в никуда. Раньше было попроще с выездами и отпуском. Наверное, потому что было лучше с кадрами. Знаю, что сын меня видит таким, какой я есть по факту. Конечно, он гордится тем, что его отец — полярник. Он знает, что и его дедушка часто уезжал в командировки на Ямал.

Каждый день Николай делает с сыном уроки по интернету. Вопросы-ответы, какие-то уточнения — "все как и у всех, но только на расстоянии", говорит мужчина.

— Для меня важно, чтобы сын понял, почему я провел больше времени в Арктике, чем с ним. Он и сейчас относится к этому спокойно. Будь его воля, он прямо завтра приехал бы ко мне на станцию.

Север фильтрует людей решетом. Кого-то сразу отбрасывает, кого-то просеивает в чистый, промытый ледяной водой песок.

— На 99% жизнь полярника — это отшельничество. Я даже больше скажу: если твоя жена не работает с тобой — это одиночество в личной жизни. Я много раз замечал: если полярники или полярницы работают на станции не семьей — они одинокие люди.

Станция — как ребенок, нужно вставать каждые три часа. Говорят, привыкаешь.

— Есть ощущение, что ты в открытом космосе. Тебя отправили на станцию и у тебя автономка. Я как-то в разговоре с друзьями так и сказал про свою работу.

Баренцево. "Яблони" на Новой Земле

На остров Южный архипелага Новая Земля и аэрологическую станцию Малые Кармакулы мы забегаем совсем ненадолго. Место непростое, непрерывные метеонаблюдения ведутся здесь 125 лет. По этому поводу начальник станции Надежда Филимонова заказала из Архангельска торт.

Надежда приехала в Арктику в 18, сейчас ей 34. Разговаривать некогда: привезли запчасти к генератору, корректируют работу нового автоматического метеорологического комплекса и еще мебель доставили. Скоро можно будет заселяться в модульный дом.

На станции работают восемь человек, а с конца августа еще и пять волонтеров. Сноубордист, писатель-фантаст, фотограф, геофизик и человек множества профессий — Александр — чистят Арктику.

— Я из Пермского края, города Очер. Мы все из разных регионов: Санкт-Петербург, Москва, Волгоград. Каждый день собираем старые бочки, в том числе и наполненные маслом, известью, водой, топливом, и складываем их в четыре точки для дальнейшей утилизации, — рассказывает Александр.

Медведей видели, северное сияние тоже, природе помогают — Александр говорит, что ожидания от такого путешествия оправдались.

Полярники между собой беззлобно шутят — волонтеры привезли с собой саженцы деревьев. Но на Новой Земле ничего не растет — тут не земля, а практически голый камень.

Печорская губа Баренцева моря. Мудрость общения

Над Баренцевым радуга. Через потемневшее небо иногда прорывается солнце. Серое море с белоголовыми волнами. Ветрено. И все еще рыжая трава. Больше 20 лет на станции МГ-2 Мыс Константиновский работают Нечаевы, Татьяна и Сергей.

Татьяна родилась в Горном Алтае, недалеко от горы Белухи. В поселке была метеостанция, и школьников водили туда на экскурсии. Таня решила попробовать — так и осталась в профессии на 40 лет. Закончила новосибирское училище, потом институт в Санкт-Петербурге. Первой станцией стал Мыс Конушин, второй — Константиновский.

— Работаем круглосуточно. Вдвоем легче: муж утром, ему так удобнее. Потом я заступаю. С годами привыкаешь к такому режиму, не глядя на часы, я знаю, что подходит срок, — говорит Татьяна.

Лето на Константиновском короткое, не успеваешь заметить, когда расцветает тундра. В июне еще не ясно: пришло ли лето или задержалась весна. В этом году снега выпало на десять баллов.

К станции подходят медведи, в этом месте водятся и бурые, и белые. Особенно часто появляются, когда на берег выбрасывает нерпу или моржа.

— Тундра, она вообще ранимая. Мы стараемся жить с ней в гармонии. По-своему здесь очень красиво. Море выбрасывает мусор, собираем. Баренцево не любит слабых. Мы были на многих морях: и Черное видели, и Красное, но Баренцево лучше.

В этом году отпуск Нечаевы решили пропустить. На Константиновском — их дом. К городу каждый раз приходится адаптироваться несколько дней, быстро устают от людей, количества дел.

— Чтобы здесь работать, надо иметь выдержку, быть терпеливым, уметь находить компромиссы. Мы работаем вдвоем полтора года, и больше рядом никого нет. Все дела общие. Со временем приходит мудрость в общении.

Многие уезжают, потому что не выдерживают. И быт тяжелый, — говорит Татьяна.

Летим домой. Почти за два месяца восточного рейса "Сомов" действительно станет нашим базовым лагерем, точкой возврата.

Баренцево/Карское. Север не отпускает

Попасть на многие труднодоступные станции легче всего "Сомовым". В Архангельске он забирает полярников и высаживает, как автобус на остановке, на небольших островах в ледяных морях, на кромке страны и иногда кажется — Земли.

Юля Морозова едет на Вайгач. Священная ненецкая земля охраняет Карские Ворота, от материка отделена проливом Югорский Шар.

Юлю на острове ждет сестра Наталья, в общем-то, главная зачинщица их полярного приключения. "Приключение" — это работа, обе давно работают там с мужьями.

К вертолету быстро привыкаешь, не замечаешь шум и вибрацию. По нарастающему свисту винтов понимаешь — взлетаем. Северное утро не спешит просыпаться. Хмуро. Под нами неровная береговая линия, с другой стороны скалы. Море настойчиво разбивает об них волны — в соленую мелкую пыль.

Вот и Вайгач. Наталья встречает сестру, и нам удается немного поговорить.

Родилась в селе Хабары Алтайского края. Выучилась в школе и собиралась поступать на таможенника. Но вышло иначе, окончила метеорологическое училище. В 19 лет оказалась на своей первой станции.

— Станция здесь была заморожена, ее нужно было восстанавливать. Приехало нас трое. Привыкать было сложно. Но отработала два года и приехала в отпуск домой. Сестра уговаривала остаться. Я ответила, что она не была на Севере и не понимает, о чем говорит, — рассказывает Наталья.

Так сложилось, что Юлия приехала на станцию погостить на несколько месяцев — и осталась. Из отпуска на Большой земле вернулась на Вайгач и сказала, что ее дом — на станции, а в город теперь только в гости.

— Север не отпускает. Не всех, конечно. Кто полюбил, тот без Севера не может, — считает Наталья.

Рядом со станцией бродит медведь. Исчезает, возвращается, спит. Люди и медведь не обращают друг на друга внимания.

А мы уходим дальше. Карскими Воротами.

Вера Костамо