Алексею Русанову — 90!
28 апреля свой юбилей празднует наш коллега-«забрабовец», журналист, писатель и полиграфист Алексей Петрович Русанов, посвятивший любимой профессии большую половину жизни. Окончив горный техникум, уроженец Центральной России навсегда связал свою судьбу с Забайкальем. Алексей Петрович работал в газетах «Черновский рабочий», «Могочинский рабочий». Затем почти четверть века — в Управлении издательств, полиграфии и книжной торговли Читинского облисполкома. С 1994 года и до начала двухтысячных Русанов — корреспондент газеты «Забайкальский рабочий». Но забайкальцы знают его не только, как журналиста. Проза — еще один конек нашего старшего товарища. Его повести и рассказы, изданные в книгах «Звезда над шахтой», «Старательская вольница», «Золото Желтуги», «Чалдоны», широко известны за пределами края. Коллектив редакции «Забрабочего» от души поздравляет Алексея Петровича с 90-летием! Искренне желаем юбиляру крепкого здоровья, бодрости и долголетия! А в качестве подарка публикуем одну из глав повести «Чалдоны». Заездок Весна в Сычевку пришла неожиданно и бурно. В марте свирепствовали морозы, часто валил снег, словно торопясь выполнить положенную за зиму норму. А на первой неделе апреля вдруг сразу потеплело, солнце так пригревало, что все бугры, сопки с южной стороны освободились от снега и зазеленели. На Шилке появились забереги. Стало опасно переезжать на правый берег. Старались и скотину не пускать к реке: не дай бог, провалится и ее унесет. В памяти еще был трагический случай с мужем Алены. Животных пускали на водопой к берегу, а потом выгоняли на сопку или в ближайшую падушку, подальше от реки. Как-то в конце апреля Семен проснулся от страшного шума, треска. Вышел во двор и увидел удивительную картину. Лед на реке словно кто вспорол или вспахал огромным плугом. Шилка, взбудораженная, развороченная, медленно двигалась. Ледяные глыбы выворачивались, поднимались вверх, потом стремительно погружались, издавая глухой шум и треск. Начался ледоход. Натиск льдин был настолько силен, что вода из русла затопила низины, впадины. Льдины громоздились друг на друга, выползали на берег и оставались лежать размокшим рафинадом с черными прожилками ила и глины. Семен пошел к берегу, где с конем в поводу стоял Евсей. Он ответил на приветствие Семена и радостно заговорил. — Хорошая примета: льдины выползают на берег — к урожаю. По всему, ноне жди большой воды. Вон сколь снегу выпало за зиму. А еще весной подвалило. Подвел коня к колдобине, наполненной водой, стал поить. — Пей, Гнедко! Талая вода шибко полезная. Не только скотине и людям она на пользу, ежели побродить босиком. Талой водой наши старики завсегда ноги лечили, кого ломота донимает. Семен уже освоился с обычаями и укладом жизни селян. Но каждый раз в разговоре с людьми для него открывалось что-то новое, необычное, чего в их иркутских краях он не видывал и не знал. Евсей заговорил с ним о заездке. После ледохода рыба из Шилки устремится в речки. Ленок, чебак, да и тайменьшата будут подниматься вверх по течению. Вот в это время на речках, впадающих в Шилку, делают заезки — ограду из прутьев тальника. В оставленные посредине русла ворота ставят «морду» — ловушку в виде огромной бутыли, сплетенную из прутьев с узкой горловиной. В нее рыба зайдет, а обратно — ни-ни. Бывает, набьется столько ленков, что одному и не вытащить снасть: вдвоем-втроем вытаскивают добычу на берег. . Договорились завтра поехать к устью Каменки и соорудить заездок. Там было законное Евсеево место, где он весной и осенью промышлял своеобразной рыбалкой. Этим занимались не все посельщики, а только те, кто мастерски умел плести из прутьев корчаги, «морды» и ставить заездки. Семен с радостью принял приглашение. Полдня собирался: наточил топор, охотничий нож. Набрал бечевок конопляных. Разыскал десятка два гвоздей. Из сыромятной кожи нарезал узких длинных ремней — все пригодится. Алена собрала харчей. — Смотри, пустой не возвращайся, рыбак, — смеясь, говорила мужу, укладывая торбочку с продуктами на телегу. Подошел Евсей с мешком, и они до восхода солнца выехали из села. Дорога петляла по высокому берегу Шилки, уходила в гору мимо перелесков, оврагов, размытых весенними ручьями. Отсюда с высоты была как на ладони видна долина. По реке еще плыл лед, но он уже не вылезал на берег, а, уносимый на стремнину черной водой, дружно сплавлялся вниз. День-другой — и река очистится, войдет в свое русло. Каменка уже очистилась ото льда, говорливо бежала по камням. Из-за каменистого ее ложа речку, наверное, и прозвали так. Она петляла по кустам, разливалась в низинах на пяток сажень, а там, где берега круто подпирали ее, текла свободно, пряча чистые воды в глубокие русла. В стороне от дороги, в кустах, в таком узком месте и делал заездок Евсей. Ниже по течению саженей в двести находилось устье, где речка впадала в Шилку. С прошлой осени остался мостик из двух жердей, перекинутых с одного берега на другой. Жерди крепко удерживались посредине двумя парами кольев, связанных между собой с мостиком… Вокруг сплошные тальники. За одним из развесистых кустов Евсей отыскал прежнюю изгородь. Прутья частью истлели, частью погнулись и поломались. — Сплетем новую. Надежней будет. А «морда» совсем целехонька, немного подладить и можно ставить. В прошлом годе ее сробил. Еще годится. Евсей собирал снасти и приспособления, запрятанные по кустам. Семену велел рубить тальник — ровные длинные прутья, из которых потом надо сплести стенку, перегораживающую все русло речки. Пока Семен рубил и чистил от веток прутья, Евсей притащил длинную жердь, усилил мостик, начал готовить колья для крепления заездка. День был теплый, солнечный. Работалось легко. Семен снял одежду и в одной рубахе, звеня топором, лазал по зарослям. — Сеня, ты смотри, застудишься. Зря разбалакался. Накинь телогрейку, — увидев его, вспотевшего, заметил Евсей, — весенняя погода обманчива. Недолго и простуду схватить. Потом из прутьев плели стенку. Когда одна сторона была готова, Евсей разулся, снял штаны и полез в воду примерять мережу. Семен удивленно посмотрел на Евсея и возмущенно заговорил: — Это что же получается, дядя Евсей, меня увещевал, чтобы не простудился, а сам без штанов в воду полез! Ты что заговоренный? — Дык, это ж совсем другое дело, — ответил Евсей, — или потного ветром охолонит, или же в талой воде искупаться. Знаешь, как пользительна для организму талая вода? Слов нет, холодно, душу леденит. А вот, поди ж ты, побродишь — как заново родишься! Если не потный, давай разувайся, испробуй. Евсей крякал, охал, стонал, но все же забрел на самую середину, установил стенку, примерил, начал забивать кол. Подошел Семен. Они споро закрепили городьбу. Вылезли, крякая и смеясь, быстро оделись, натянули шерстяные носки, ичиги. — Чуешь, как горят ноги, будто из парной вылез, — смеясь, говорил Евсей. К вечеру заездок был готов. Установили снасть, закрепили, как положено, собрались домой. — Денька через два пойдет рыба, только успевай вытряхивать, будем по очереди ездить смотреть, — заметил Евсей, устраиваясь на телеге. — А где же рыба? — допытывался Ванятка, когда Семен, убрав лошадь, вошел в избу. — Рыба еще из Амура не приплыла, — смеясь, отвечал Семен, — как доплывет до Каменки, сразу в наш заездок! Мы ей хорошую встречу сгоношили. — А меня возьмешь на заездок? — не отступал Ванятка. — Да это ж далеко — верст пять ехать. Опять же надо рано вставать. А ты спишь долго. — Я рано встану, возьмешь? — Там видно будет. Надо повременить два дня, пока лед не сойдет. Талая вода быстро спадала. По стремнине реки плыли одинокие серые льдины. Вечером заглянул Евсей. Сказал Семену: — Готовься, утром поране надо сбегать. Верхами скоро обернемся. Боюсь, не высмотрели бы наш заездок. — Да кому он нужен. Туда из наших никто и не заглядывает, — возразил Семен. — Не о наших речь. Варнаки начали шастать. Вчерась, сказывали, прошли двое задами. А чужаки меньше рыбы возьмут, а больше напакостят. Семен поднялся чуть свет. Оседлал Карьку, задал корма скотине. И тут подъехал Евсей. — Кожаные сумы в торока взял? — Нет, хотел мешок взять. — Возьми сумы, они сподручней, и коню удобней. Быстро дохлыняли до Каменки. Речка заметно сбыла. Вода в ней струилась чистая, светлая. С крутого берега виден каждый камешек на дне. У берега роились гольяны. — Пошла рыба, — заметил Евсей и пришпорил коня. Заездок был цел. Еще за кустами послышался шум сдерживаемой загородкой воды. Евсей первым прошел по жердям на средину, где в прогалине стояла придоненная снасть. — Ну, кажись, с уловом тебя, — радостно сказал Евсей и начал отвязывать «морду». Вдвоем они с трудом выволокли сигару. В ней серыми поленьями затрепыхалась рыба. — Ничего себе! Набилось-то сколько! — радовался Семен, открывая крышку и вытряхивая на пожухлую прошлогоднюю траву рыбу. В «морде» были почти одни ленки. Как по мерке — один к одному, фунта по три каждый, с темной спинкой и серым брюшком. Блеснули серебром чебаки, затрепыхались, раздувая красноватые жабры. Семен не мог нарадоваться добыче, брал рыбину в руки, любовался, складывая рядком на траву. Евсей же достал нож и начал вспарывать рыбе брюхо, вычищая и отбрасывая в сторону внутренности. — А я полоскать буду, — спохватился Семен. — Ни в коем разе! — остановил его Евсей. — Нельзя мочить рыбу, портиться начнет. Складывай так в торока. Дома перед жарехой баба промоет, как след. — Семену не доводилось бывать на такой рыбалке. И не знал он рыбацкие тонкости. А потому внимательно следил, как Евсей вспарывал брюхо от хвоста до самых жабер. Одним движением ножа выбрасывал внутренности, отделяя икру и молоки на холщовый мешок. Поделили улов поровну. Досталось каждому немало — и на уху, и на жареху. Забросали землей рыбьи кишки, установили снасть на место, заспешили домой. — Теперь по очереди будем ездить. Усек, как ставить снасть и разделывать рыбу? Завтра поедешь один. А я другорядь смотаюсь, — распорядился Евсей. Когда Семен вернулся, Ванятка только встал. Он было всплакнул, что не взяли на рыбалку. Но когда увидел добычу, забыл про обиду и помогал матери вынимать ленков из сумки. Все радовались. Бабка начала ставить тесто — навострилась печь рыбный пирог. Алена же выбрала три самых малых ленка, чебаков и начала солить, укладывая их в глиняную миску. — Ох и вкусная малосольная рыбка с вареной картошечкой, — предвкушала она удовольствие. Семен виновато оправдывался перед Ваняткой. — Ты так сладко спал. Пожалел тебя будить. Завтра поедем. Мотри не проспи. Недели две, до середины мая, заездок щедро снабжал Семена и Евсея рыбой. Однажды попал крупный таймень. Удивлялись, как он пролез в узкую горловину «морды». Он весил фунтов десять с лишним. Его разделили надвое, и каждой семье хватило всласть полакомиться рыбой. Позвонки от тайменя Грунька нанизала на нитку. Получились красивые белые бусы. Алена засолила небольшой бочонок рыбы, поставила в подполье. Потом добыча перестала попадать. Крупные гольяны не могли проскользнуть между прутьями, иногда оставались в снасти. Тогда Евсей открыл заездок, убрал «морду». — Все. Закончился ход. Теперь на икромет в жару пойдет. До осени откроем ворота, пусть гольяшки поднимаются в верховье, в ямы.