Искандер Хисамов: С Украины уехал потому, что понял: не могу говорить то, что думаю

- Искандер Аминович, вот вы жили в разные годы в трех столицах: Ташкенте, Москве, Киеве. Отличаются ли традиции празднования Нового года в этих странах? Или в бывшем СССР в целом имеют место одни и те же обычаи? — Вообще везде хорошо отмечали по советским образцам: «Ирония судьбы, или С легким паром», всякие кинчики, потом обращение президента, шампанское, винегрет, оливье — все как полагается. Единственное, что в Ташкенте иногда было 20 градусов тепла, и всегда мы гадали, будет снег на Новый год или нет. И если снег шел, то это считался зачетный такой Новый год. - И часто выдавался зачетный Новый год? — Да обычно слякоть какая-то была. Снег бывал раз в три года. Конечно, в Москве в этом плане более интересно справлять, потому что более аутентичный праздник, по нашим понятиям: всегда снежок, мороз. А так особых отличий я не замечаю. В Киеве тоже неплохо. - Были ли какие-то праздничные традиции у вас в семье, когда вы были ребенком, и есть ли сейчас, когда вы отец? — Все по народной мудрости: мальчик сначала верит в Деда Мороза, потом не верит в Деда Мороза, а потом сам становится Дедом Морозом. — Вы переодевались в Деда Мороза? — Ну, я сам не переодеваюсь. Бывает, приходят приятели какие-то или нанимаем Деда Мороза, Снегурочку для детей. - К слову о детях, у вас же четыре дочки: старшей — 39 лет, а младшим — по шесть и восемь. Встречая с ними Новый год, вы можете сказать, что со времен детства старшей дочери празднование изменилось? Относятся ли младшие девочки к этому празднику как-то иначе? Верят в Деда Мороза? — Есть у нас с детьми дискуссии сейчас. Они иногда приходят с разоблачениями: «Папа, а почему ты нас обманываешь, что Дед Мороз есть? Ты же нам сам эти подарки даришь». Я говорю, да нет, это все дифференцировано: я дарю, но и Дед Мороз тоже дарит. Ну, шестилетняя дочь уходит так задумчиво… Восьмилетняя тоже пребывает в сомнениях относительно Деда Мороза, но, тем не менее, праздник им нравится. А так, по сравнению со старшими, когда те были детьми, нет особой разницы. Все поколения детей просят, чтобы папа им собачку подарил. А папа им не дарит. - Почему? — Потому что у папы отношение к животным такое, что надо их в вольном пространстве держать. А в квартире это издевательство. - Можете рассказать о каком-нибудь особенно запомнившемся Новом годе? — Это был не Новый год, а Рождество. Помню, это был 2007 год — я тогда работал на Украине. И вот мы поехали на лыжах кататься в Австрию с женой в городок Ишгль. А в это время Украина — она была тогда на подъеме — пыталась сделать для своей элиты такой курорт, типа как у русских есть Куршевель, а давайте мы сделаем в Ишгле. И там решили организовать украинское Рождество. Туда пригласили, в частности, Олега Скрипку [фронтмена украинской рок-группы «Вопли Видоплясова»], который был и диджеем, и всем. Единственное, чего там не было, — это сала. Они там все волновались: «Это прокол! Сало уже заказали — везем самолетом из Киева!» И прилетело это сало где-то часов в семь утра, нарезали, на подносы раскидали. В общем, вопрос сала был вот так решен. - Смотрите, вот вы в журналистике уже больше 40 лет — столько не живут, как говорится. Случалось ли такое, что работа заставала вас прямо в канун или в сам Новый год? — Я одно время работал ответственным секретарем в газете «Правда Востока» в Ташкенте, и у нас было дежурство вечером. А как раз постоянно ровно 31 декабря печатался список лауреатов государственной премии: под Новый год правительство давало государственные премии за выдающиеся достижения в науке, технике, литературе, искусстве и т.д. И по ТАССу из Москвы высылалась огромная простыня этих лауреатов. И мы не могли этот список заранее опубликовать, потому что часто в последний поезд каких-то лауреатов добавляли. То есть было эмбарго до 10-11 вечера, а потом уже окончательное подтверждение. Мы лихорадочно бежим, скорее, чтобы к Новому году успеть, но мы никогда не успевали. Помню, несколько было таких лет — года три. Мы подписываем номер в печать, машина начинает заряжать газеты, а мы разливаем шампанское в час ночи и разбегаемся по домам встречать Новый год. И получалось у нас встречать уже московский Новый год. У нас в Ташкенте встречали два Новых года: свой и московский, а разница с Москвой была три часа — это был запасной Новый год для тех, кто доживал. А для нас это был основной. - А что за минувший год вам как журналисту запомнилось больше всего? — Мне не приходит в голову конкретное событие, но в целом год интересный. Год слома тенденций. Дело [президента США Дональда] Трампа, например, — это же исторический слом, переделка Америки, которая центр погоды, так сказать, мировой. И в Китае события, и Индия появилась в повестке… Кажется, что в мире начинает формироваться здравый взгляд на вещи, но это все в борьбе происходит. Сейчас идет слом старого порядка, и в 2019 году это стало очевидно. А вот эти бои арьергардные — Гонконг, Венесуэла, Украина — становятся анахронизмами с их фашистской повесткой. Это же все XX век — сейчас другая повестка. Те, кто поднимает фашистскую тему, — они мимо кассы. В мире уже совсем другие проблемы: как воспитывать детей, гендерная и ювенальная юстиция, феминизм. Передовые процессы. Это, конечно, и Украины касается: команда [президента Владимира] Зеленского может быть какая угодно, но все-таки это кавээнщики, ребята современные, что-то они понимают. И есть надежда, что это понимание поможет. - Насчет Украины вопрос как к главреду Украины.ру. Существует мнение о том, что россиянам якобы не нужно знать новости об Украине, ведь они живут в России. Насколько, по-вашему, справедливо это утверждение? Как вы вообще можете оценить важность украинской темы в нашем обществе? — У нас в обществе есть огромный интерес к украинской тематике. Почти половина трафика Украины.ру осуществляется с территории Украины. Украинцам интересен наш взгляд на их события. Везде есть цензура — она может быть неконституционной, но она присутствует везде. И украинские СМИ многие — не то что им запрещают — они не хотят освещать темы под какими-то углами или вообще трогать эти темы. Просто им кажется это неправильным. А нам кажется это правильным. И многим читателям на Украине тоже хочется узнать, как Украина.ру, в частности, реагирует на эти вещи. Притом что мы под запретом в списках спецслужб украинских, но, тем не менее, в интернете есть масса лазеек. Украина интересует каждого российского человека. Нет людей, которые к этому индифферентно относятся. У них может быть раздраженное отношение, но это же тоже живая реакция — нет холодного отношения. Поэтому наша тема замечательная и очень коммерчески правильная, мы в правильной нише находимся, и для нас важно, что половина наших читателей — на Украине, а половина — в России. Плюс Казахстан, Белоруссия… - Мы тут сегодня выяснили, что Казахстан уже долгое время делит третье или четвертое место по трафику с Норвегией. — Ну да, есть у нас и дальнее зарубежье: и в Австралии, Америке, Израиле читают. Конечно, это в основном наши эмигранты, но это очень важно. Я бы хотел подчеркнуть, что мы хоть и критикуем, но с уважением относимся к стране и к людям, мы не допускаем хейтспичей. Вот недавно с корректорами был вопрос, можно ли называть [депутата Верховной Рады от фракции ВО «Батькивщина» Юлию] Тимошенко «Леди Ю»? Я сказал, не надо, — это треш, это дурно пахнет. Конечно, проскакивает иногда у нас и такое. Я тогда нервничаю, кричу на заместителей: почему у нас вот это происходит? Но я убежден, что любую, даже самую страшную критику можно подать нормальным человеческим языком, юридически правильно, без обсценной лексики. - Помимо корректного языка какие еще задачи ставили перед редакцией Украины.ру в этом году и удалось ли их выполнить? — Во-первых, мы усилили экстенсивный рост: у нас выросло число материалов, сейчас приближаемся к 200 текстам в день. Это четыре формата. Новость, молния — то, что берем из первоисточников. Если заметка имеет хоть какое-то значение, я прошу обогатить ее каким-то бэком — взять комментарий. Дальше, если эта тема признана особо важной, мы делаем эксклюзив — это аналитика с большой историей и взглядами с разных сторон. И публицистика — мнение уважаемого человека, который расскажет, это добро или зло, и даст свою точку зрения. Стоит отметить, что наши лидирующие журналисты, публицисты и эксперты — это люди, которые всю жизнь либо часть жизни прожили на Украине. Многие из них являются политическими эмигрантами. Они не могут вернуться, но прекрасно чувствуют страну и знают ее. Поэтому у нас не было и нет проблем с подготовкой эксклюзивных материалов. И многие читатели нас именно за это ценят, а не за информативную часть. Говорят, что по оперативной информации есть и другие источники, которые более оперативны. Мне это неприятно слышать, поэтому последние несколько месяцев мы уделяем особое внимание новостям. Мы зарождались в 2014 году еще как некий агрегатор новостей по Украине. Маленькое издание — 20-25 заметок в день. А сегодня мы серьезное СМИ со своей идеологией, со своим читателем, и мы хотим это усиливать. Очень в этом году поднажали с мультимедийностью. Начали еще в 2018 году, а сегодня YouTube стал одним из главных направлений. В день у нас выходит по несколько видеоматериалов. Нам сложно работать с видео на территории Украины, так как мы, как я уже говорил, запрещены. Поэтому там наши корреспонденты с камерами подвергаются риску. Но видеонаправление важно развивать. Не только потому, что это современный формат подачи информации, с которым надо считаться, но и потому, что эти YouTube-овские дела, извините, труднее закрыть. Это наш запасной ход, так как мы много в трафике теряем из-за запрета на Украине. - Я так понимаю, это все плавно перетекает и в качестве планов на 2020 год? — Да, это в 2019-м начато, и продолжим в 2020-м. Мы уже как минимум два года входим в число самых читаемых изданий на Украине — в десятку иногда заходим. Главное, что у нас нет конкурентов среди российских изданий, — мы самое массовое общественно-политическое российское издание, которое распространяется в интернете на Украине. А могли бы лучше! И мы хотели бы лучше! Мы знаем больше про Украину, мы могли бы пользы больше Украине принести! Но вот тут сложность, конечно. Большинство из нас, я в том числе, знают многих украинских политиков. С [председателем Верховной Рады Дмитрием] Разумковым мы работали в штабе у [бывшего вице-премьера, экс-министра соцполитики Украины] Сергея Тигипко. [Главу пресс-офиса партии «Слуга народа»] Женю Кравчук тоже девочкой помню — работали в одной команде. И многих других знаю. А из того поколения вообще всех. С [экс-президентом Петром] Порошенко нормально общались, ходил к нему в бассейн — великолепный фитнес-клуб «Пятый элемент». Всегда хвалил его, и Порошенко это было, пожалуй, даже приятнее, чем «какая у вас хорошая партия», например. А сейчас многие из них говорят: старик, мы тебя уважаем, но нам опасно с вами сотрудничать. Токсично. Считается, что российское издание, да еще и в сфере «России сегодня». Хотя должен сказать, что за все четыре года, что я возглавляю проект, ни одного замечания я не получил. Никакого ориентира, мол, пишите так, а не так. Нет и не было цензуры. И мое мнение никогда не менялось: я с Украины в свое время уехал потому, что понял, что там уже не могу говорить то, что думаю.