Прощать или не прощать? Моральная проблема "Минских соглашений"
Хотя до очередного Прощёного воскресенья ещё несколько месяцев, а до реального прощения вообще неизвестно сколько, я всё же решила замахнуться на эту сложную тему: сможет ли Донбасс простить Украину? Не сейчас, так хоть когда-нибудь. Что для этого нужно, какие условия должны быть соблюдены и нужно ли Донбассу прощать?
Тема сложная и очень болезненная, гораздо сложнее, чем все разговоры о реинтеграции. Прощение — это внутри, это то, что или есть, или нет. Прощение невозможно подделать, это нутряное глубинное чувство, которое важнее самому прощающему, чем прощённому. Ведь непрощение — это своего рода кабала ненависти, в оковах которой невозможно долго жить. Иногда прощение приходит вместе с равнодушием. Оно настает, когда проходит так много времени, что уже действительно всё равно, боль притупляется, могилки порастают травой, жизнь берёт своё. Но чаще прощение нужно выстрадать, как было в Великую Отечественную войну. Прощение может прийти, когда виновные несут симметричное наказание за свои преступления. Прощать очень больно, но не прощать ещё больней.
На этот материал меня вдохновили два человека — пианистка Валентина Лисица, с которой я делала полтора месяца назад интервью, и житель ДНР Семён Василец. Дядя Сеня — именно под этим именем он вошёл в хроники, показанные Первым каналом 15 октября 2019 года. Валентина в интервью сказала очень важные слова:
«Прежде всего надо помнить, мы соседи, мы не можем дрейфовать, мы друг от друга никуда не денемся. Ни Россия от Украины не улетит, ни Украина от России. Много крови пролито, много крови между нами. Люди проливали кровь всегда. Вспомните, что происходило в Руанде, когда произошло массовое убийство руандийских тутси местными хуту. «Мои соседи пришли, отрезали голову моему мужу, убили моего ребёнка и изнасиловали меня. Они — мои соседи, они по-прежнему здесь живут». Я читала интервью этой женщины. Она их простила!»
Тогда я переспросила Валентину: «Простила?» Валентина продолжила:
«Да! Потому что она ничего больше не может сделать. Они убили её семью, но она не может жить без прощения. Жить без прощения гораздо тяжелее. Нам надо понять, что нас стравливают, что это никому из нас не выгодно. На чисто бытовом уровне должна быть полная амнистия всем. Как это ни противно! Это гражданская война. Вот воевали красные и белые, потом всё закончилось. Мы пережили ту войну. Если Вы хотите найти убийцу вашего сына, вы идёте в суд. Это было незаконно, правительство не имело права использовать армию внутри страны. Это всё должно решаться в судах. Суд обязан найти убийцу и наказать!»
Житель ДНР Семён Василец на вопрос корреспондента Первого канала о прощении и возможности сосуществовать процитировал Высоцкого: «Я зла не помню — я опять его возьму!», а после сказал своими словами:
«Можно, но на это нужно время, сильно много беды наделали нам, сильно много. Мне-то ладно… Это наживное. Меня ранили, жену ранили, я их прощу, я зла не помню. Там жена иногда начинает, а я ей говорю, что не надо людям зла желать, что они сами не ведают, что они делают. Можно помириться, но не в ближайшем будущем, так сразу не помиришься…»
Эти слова дяди Сени поражают, ты понимаешь, что человек, который живёт на самой линии разграничения и был несколько раз ранен, обладает каким-то невероятным сердцем, огромной способностью прощать во имя самой большой драгоценности — мира. И в это же время в столичных студиях порою встречаются диванные эксперты, которые войны не нюхали, но при этом орут, что войну надо продолжать до последней капли крови, чужой крови, не их.
Я попросила нескольких донбассцев рассказать о том, что они думают о прощении. Как скоро возникнет необходимость этого, возникнет ли вообще. Кто-то ужаснулся самому вопросу, потому что слишком болит, кто-то ответил, что простим, но спустя годы.
Александр Парецкий, генеральный директор Донецкой государственной академической филармонии:
«Я не знаю, что сказать. Мы же просто люди. Иногда мы прощаем тех, кого простить невозможно, а бывает, что вычеркиваем из своей жизни навсегда тех, кого когда-то любили и в ком души не чаяли. Тут ещё вопрос: кого прощать? Столько бед натворили, столько судеб поломали другим конкретные люди и их решения. Их простить за это вряд ли возможно. В Украине тысячи нормальных, адекватных, здравомыслящих людей, которые стали жертвами политиканов и популистов, вынуждены в какой-то степени приспосабливаться к окружающей их действительности и не нуждаются в прощении. В общем, вопрос прощения — это очень сложный и больной вопрос, на который я однозначно ответить не могу».
Отец Феодан, священнослужитель, который в 2015 году более месяца провёл в украинском плену (ДНР):
«Украина нас предала. Прощение — это же всегда ответное решение, движение, интенция на покаяние. Сейчас говорить о прощении Украины ещё очень рано. Не видно такой возможности. К сожалению, с той стороны мы не видим даже тени раскаяния. Я не говорю, конечно, об отдельных высказываниях отдельных политиков, но когда на Украине из всех экранов телевизоров и из всех прочих утюгов начнут вещать обратное, когда будут говорить правду о том, что произошло здесь, на Донбассе, о том, какова правда этой войны, кто из нас прав, а ведь правы мы! И это мы пострадавшая сторона. Когда всё это зазвучит, так, возможно, начнётся понимание, раскаяние, покаяние. Я говорю о массовом явлении, конечно. Вот тогда прощение будет возможно, но не сейчас».
Фёдор Л., предприниматель (ДНР):
«Для начала давайте разделим понятия: государство Украина и Украина как общность людей, населяющих определённую территорию. Считаю, что в данном вопросе нужно рассматривать понятие государство Украина и, если мы говорим о прощении государства Украина, то прежде прощения должно быть покаяние в том, что произошло. Как это в своё время сделала Германия, признав преступления фашизма и Холокост. И через определённый временной период советский народ уже не испытывал вражды и ненависти ни к Германии, ни к немцам, несмотря на колоссальные жертвы войны. Возможно, через покаяние к Германии и пришёл успех в построении своего государства, которое мы видим сегодня. Поэтому прощение я допускаю, но как действие в ответ на покаяние. Но опять-таки не с этой властью, а в том случае, если Украина вернётся в политическое состояние образца 2012 года, а ещё лучше в состояние Украинской ССР».
Григорий П., ополченец (ДНР):
«Можно ли простить Украину? Смотря что подразумевать под этим, ведь на Украине публика довольно разномастная. Если это те люди, которые шестой год молча смотрят, как нас убивают, то их равнодушие и трусость простить можно. Через некоторое время, отнестись, так сказать, снисходительно, но всё же дела с ними нельзя иметь в обозримом будущем. А что касается тех, кто пришёл нас убивать, тех, кто их послал нас убивать, и тех, кто им сочувствует, — это не люди. И их матери, которые во все свои луженые глотки в 2014 году у администрации Порошенко митинговали за то, чтобы дать их сыновьям бронежилеты и хорошее вооружение, вместо того чтобы требовать у Порошенко никого никуда не отправлять, — они тоже не люди. Им было безразлично, что там, на Донбассе, такие же матери и отцы, которые на всё это смотрят со смирением, не устраивая митингов, понимая, что их дети встали на защиту. Поэтому я настаиваю на том, что там, с той стороны, — животные, зверьё. Их необходимо только уничтожить, либо держать в тюрьмах и лагерях, лучше камерной системы, чтобы более-менее нормальные люди на Украине могли вздохнуть спокойно и начали отмываться от этого позора. Чтобы разрушили памятники нацистам, чтобы обратно переименовали улицы и города. Вот эти самые, которых на российском телевидении называют нормальными гражданами Украины, они обязаны смыть с себя грязь равнодушия и трусости, которая слоями на них нарастала годами. Это больное общество, и оно должно прийти в нормальное состояние».
Александр Кушнарёв, одессит, отец Геннадия Кушнарёва, погибшего 2 мая 2014 года в Доме профсоюзов:
«И нет им прощения!» — эта фраза звучит во всей поствоенной советской прозе и поэзии, звучит до сих пор! Прощение — понятие религиозное, сиречь нравственное. Применимо только к личности и вряд ли к народу или государству! С прощением рядом покаяние, вернее покаяние, а затем прощение. В отношении государства покаяние — это удел побежденного. Украинский, уже государственный, фашизм ещё не побеждён! Безусловно, Украина как фашистское государство будет уничтожено, разбито, побеждено, и горе побеждённым! Победитель получает всё! Будет ли интересовать победителя покаяние? Вряд ли. Будет ли победитель думать о прощении? Тоже вряд ли. О прощении будут рассуждать последующие поколения победителей. Простил ли советский народ государства Европы за содеянное в ВОВ? Я не знаю таких заявлений на государственном уровне. Глядя на реванш галицийского фашизма, думаю, прощение оказалось бы неуместным. Как не существует тех фашистских европейских государств середины двадцатого столетия, так и фашистская Украина будет уничтожена. Каяться будет некому, и прощать будет некого! В общем, «И нет им прощения!» Военные преступления не имеют срока давности!»
Алтай (позывной), доброволец из Киева, военнослужащий Народной милиции ДНР:
«За пять лет войны под украинским флагом были загублены тысячи жизней. Заживо сгорели одесситы, под снарядами гибли и продолжают гибнуть дети Донбасса, кого-то мучают в киевских застенках «гестапо». Ежедневно кто-то из защитников ДНР и ЛНР отдаёт свою жизнь на передовой. За эти годы я потерял немало друзей и товарищей… Тем не менее, на этот вопрос не может быть простого ответа. Существует известная цитата Сталина: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся». Мой дед, штурмовавший Будапешт в 1945-м и очень болезненно переживавший распад Советского Союза, считал себя украинцем и всегда разговаривал на чистом украинском языке. Я всегда говорил с ним на одном языке. На мой взгляд, здоровый украинец не может враждовать с русским, так как и сам является неотъемлемой частью одного большого русского мира. Сегодня Украина больна бандеровщиной, и я не вижу простого рецепта выздоровления. Для денацификации и искупления вины за содеянные преступления нужна огромная воля всего народа. А таковой, увы, пока что не наблюдается. И всё же очень хочется верить, что когда-нибудь все мы снова усядемся за одним большим столом и… «Ніч яка місячна, зоряна, ясная…»
Одним из самых ярких примеров прощения является тот момент, когда к одному из древнегреческих Семи мудрецов подвели убийцу его сына, он отпустил преступника со словами: «Лучше простить, чем раскаяться». По версии Гераклита, это Алкея он отпустил со словами: «Лучше простить, чем мстить». Аристотель считал, что склонность прощать — это порок, такой же, как и излишняя гневливость и мстительность. «Те, у кого не вызывает гнева то, что следует, считаются глупцами».
Я очень часто думаю о прощении, но не как о симметричном ответе на раскаяние противоположной стороны, а просто о прощении, о недержании ненависти внутри, о жалости к нашему несчастному врагу. Простить — это ведь не забыть, простить — это не снять ответственность с тех, кто принимал смертельные решения. Если смотреть на немецкий опыт, становится понятно, что немецкий народ был, конечно, прощён, но он и сам стал отчасти жертвой, а вот убийцы прощены не были.
Простить можно и нужно того, кто нуждается в прощении. Нужно ли прощение Донбасса современной Украине, которая требует от республик покаяния, а не просит её простить? Сегодня — вряд ли, но, возможно, что уже завтра всё переменится. Советский Союз простил Германию с позиции победителя — наше прощение было великодушным и очень правильным. Знаю одно — мне отчаянно не хотелось бы, чтобы Донбасс прощал Украину с позиции второй щеки. Вот вы нас убивали, а мы такие великодушные, мы вас прощаем. Если мы простим так, то нас, живых, совершенно точно не простят наши мёртвые, а это уже совсем другая мера непрощения.
____________
От редакции. Конечно, мы хотели бы получить такую же (по откровенности и рассудительности) подборку ответов граждан Украины по другую сторону фронта. Но тут мы столкнулись с непреодолимой для нас проблемой — ни один из наших сотрудников (штатных и нештатных) не согласился опросить украинцев. Во-первых, на Украине разговоры на эту тему преследуются по закону и могут иметь весьма однозначные уголовные последствия и для журналиста и для интервьюируемого. Во-вторых, сами граждане в своей основе не готовы обсуждать тему прощения. Они, в большинстве своем, во всяком случае на официальном уровне считают, что о прощении можно говорить только после полной и окончательной победы над мятежным Донбассом…