Через войну в Донбассе прошли десятки тысяч бойцов украинской армии. Вернуться к нормальной жизни смогли не все. За последние четыре года не менее тысячи ветеранов покончили с собой. Посттравматический синдром, отсутствие работы и поддержки со стороны близких становятся причиной все более частых самоубийств. При этом украинское государство фактически устранилось от такой важной социальной работы, как психологическая реабилитация участников боевых действий. Более того, власти замалчивают существующую проблему, а тех, кто осмеливается говорить о ней, заставляют помалкивать. В особенностях «донбасского синдрома» разбиралась «Лента.ру».

Прорвало

Начиная с 2014 года количество суицидов среди украинских силовиков резко выросло. Бойцы ВСУ и добровольческих батальонов, сотрудники Службы безопасности Украины (СБУ) сводят счеты с жизнью с пугающей регулярностью. Однако до последнего времени вся реакция на эти события ограничивалась газетными заголовками. Но месяц назад в Киеве произошло два случая, которые все же заставили государство обратить внимание на эту проблему. 14 апреля покончили с собой два высокопоставленных сотрудника СБУ. Утром с признаками самоубийства был найден 40-летний полковник Олег Вовчок. До своей отставки в прошлом году он занимал должность заместителя начальника Главного управления СБУ по городу Киеву. Спустя несколько часов был найден мертвым 33-летний подполковник Сергей Ткаченко. Он служил в Департаменте защиты национальной государственности СБУ. Обстоятельства его смерти также свидетельствовали в пользу версии самоубийства. Представители силовых ведомств крайне неохотно комментировали случившееся. Пресс-секретарь СБУ Елена Гитлянская лишь сказала, что два эти случая никак не связаны друг с другом. Полиция тоже особо не вдавалась в подробности, ограничившись предварительной версией, что Вовчок мог покончить с собой из-за семейных обстоятельств. Возможно, эти случаи не предали забвению, как многие другие, лишь потому, что самоубийства произошли практически одновременно и покончившие с собой офицеры занимали не последние должности в спецслужбе. Именно это, вероятно, и послужило поводом к откровенным заявлениям украинского руководства.

Неприятная правда

Главный военный прокурор Украины Анатолий Матиос 25 апреля на своей странице в Facebook сообщил о количестве покончивших с собой участников антитеррористической операции (АТО). «Не менее 554 человек совершили самоубийства», — написал Матиос. По его же информации, в ходе военных действий погибли 3784 украинских военных. Получается, что на семь убитых бойцов приходится один покончивший с собой. Однако приведенные военным прокурором данные можно считать заниженными. Такие показатели еще в июне 2017 года представил министр внутренних дел Арсен Аваков. Очевидно, за год количество самоубийств выросло. Более объективную статистику привел народный депутат, председатель комитета Верховной Рады по делам ветеранов и участников антитеррористической операции Александр Третьяков. По его информации, с начала боевых действий в Донбассе покончили с собой более тысячи силовиков. То есть за неполный год количество суицидов среди военных увеличилось вдвое. И в ближайшее время, по словам Третьякова, эту тенденцию едва ли получится изменить.

Донбасский синдром

Большое количество самоубийств среди военных объясняется полученной ими на войне психологической травмой. Это посттравматический синдром, который на Западе в свое время был известен как «вьетнамский». Чуть позже в СССР он получил название «афганский синдром». По словам ректора Восточно-Европейского института психоанализа Михаила Решетникова, посттравматический синдром в той или иной степени проявляется у всех, кто прошел войну. Участникам боевых действий зачастую трудно вернуться к мирной жизни. Из-за пережитого стресса у них наблюдается повышенный уровень конфликтности. Без психологической реабилитации и поддержки близких у них намного выше риск алкоголизма, разводов и, в том числе, суицидов. Ярким примером того, как посттравматический синдром постепенно приводит человека к самоубийству, стала судьба подполковника Сергея Ткаченко. Он служил в СБУ и по службе несколько раз ездил в командировки в зону АТО. По словам его соседей, в последнее время они начали замечать изменение в его поведении. Он стал малообщительным и раздражительным и даже конфликтным, чего раньше за ним не наблюдалось. Ткаченко часто видели выпившим, и в тот роковой день, описывая место происшествия, следователь указал в протоколе, что квартира грязная, а возле тела подполковника разбросаны бутылки из-под алкоголя. Посттравматический синдром — неизбежное последствие любой войны. Однако «донбасский синдром» может оказаться куда жестче того же «вьетнамского» или «афганского». По словам Александра Третьякова, война в Афганистане велась преимущественно стрелковым оружием. В Донбассе же основная роль принадлежит артиллерии. Именно от ее действия гибнут и получают ранения большинство бойцов. Артобстрел — это действительно страшное испытание для психики, особенно если речь идет об установках залпового огня. Человек чувствует себя абсолютно беззащитным и готовится к смерти каждый раз, когда рядом разрывается снаряд. Дополнительный стресс — вид погибших при таких обстрелах: разорванные тела, оторванные конечности, головы. Третьяков уверен, что эти факторы многократно усиливают психологические травмы, к которым добавляется еще и высокий уровень контузий среди бойцов. Еще одна особенность войны в Донбассе заключается в том, что украинские военные ведут ее на своей территории. В Афганистане, как и во Вьетнаме, солдаты воевали в чужой стране, в чужом культурном окружении. В Донбассе же по обе стороны фронта находятся граждане Украины. Осознание участия в гражданском конфликте является дополнительным элементом психологической травмы у украинских силовиков. С выходом на гражданку ветераны сталкиваются с другими проблемами. В частности, с невозможностью найти себя в мирной жизни. По данным Государственной службы занятости Украины, за все время проведения АТО в центры занятости обратились почти 72 тысячи украинских военных. То есть каждый пятый боец нуждался в трудоустройстве. И это только среди тех, кто обратился в центр. По неофициальной статистике, показатели почти вдвое больше. Неспособность вернуться к полноценной активной жизни вызывает у ветеранов ощущение невостребованности и ненужности. Многие в такой ситуации начинают пить.

Ненужные герои

При этом государство фактически устранилось от оказания ветеранам необходимой поддержки и психологической помощи. Вместо того чтобы поднимать и решать проблемы военных, абсолютное большинство которых страдают сильным посттравматическим синдромом, украинская власть молчит сама и закрывает рот тем, кто пытается привлечь внимание к проблеме. В сентябре 2017 года главный военный психиатр министерства обороны Олег Друзь, выступая в комитете Верховной Рады по вопросам охраны здоровья, заявил, что 93 процента участников боевых действий нуждаются в психологической помощи и поддержке. Из-за посттравматического синдрома у них повышается уровень конфликтности, развивается асоциальное поведение, увеличивается риск алкоголизма, наркомании и суицида. Жесткая правда не понравилась ни власти, ни самим участникам боевых действий. Ветераны АТО, опровергая тезис о наличии у них высокого уровня конфликтности, устроили настоящую травлю Друзю в интернете. СМИ тут же раскрутили старую историю о якобы получении им взятки. Министр обороны Степан Полторак, не мудрствуя лукаво, отстранил Друзя от занимаемой должности «в связи с неудовлетворительным выполнением служебных обязанностей». История Друзя тем показательна, что украинская власть не сделала никаких выводов из его заявления. Спустя полтора месяца, в ноябре 2017 года, руководитель Офиса уполномоченного президента по вопросам реабилитации участников АТО Наталья Зарецкая признала, что в стране не проводится психологическая реабилитация ветеранов и действующих военных. Ее заявления не произвели ровно никакого эффекта. До конца прошлого года министерство социальной политики так и не согласовало порядок проведения психологической реабилитации бойцов. Поэтому в начале года по инерции программа еще худо-бедно действовала, однако потом ее фактически свернули. И это несмотря на то, что в бюджете заложены средства на психологическую реабилитацию. Анатолий Матиос обращает внимание, что на эти цели выделено 109 миллионов гривен (около 260 миллионов рублей), однако из-за проволочек в министерстве социальной политики эти средства не используются. Впрочем, даже если бы эти деньги и начали работать, эффект от них, скорее всего, был бы минимальный. В АТО официально принимали участие 326 тысяч человек. Получается, что на реабилитацию каждого бойца государство выделило аж по 797 рублей. Определенную помощь Украине оказывает НАТО, однако выделяемые Западом деньги не могут покрыть все потребности. Начиная с 2014 всего пять тысяч украинских бойцов прошли психологическую реабилитацию по этой линии. Неудивительно, что в этих условиях количество самоубийств среди украинских силовиков продолжает расти. А очередное обострение в зоне АТО лишь добавит масла в этот костер. Украинскому обществу надо готовиться к тому, что последствия вооруженного конфликта в Донбассе будут ощущаться еще очень долго.