Войти в почту

Бородино: «Пожар Москвы» - вкусные конфеты потом кушали, и через 100 лет искали ветеранов

История – зеркало минувшего. Но нередко бывает, что это самое зеркало мутнеет, покрывается трещинами. Такое случается, когда людей подводит память или они просто начинают фантазировать. Фальшивые слова становятся воспоминаниями, превращаются в документ эпохи. И потомкам невдомек, что это не реконструкция прошлого, а его имитация или просто мифы. С ними было связано торжество 1912 года.

Бородино: «Пожар Москвы» - вкусные конфеты потом кушали, и через 100 лет искали ветеранов
© Свободная пресса

Сначала - о самом празднике, который в Российской империи отмечался с большим размахом и длился три дня. Из Царского Села в Бородино прибыла императорская семья, перед которой парадировали войска. Гремела музыка, вокруг пестрели мундиры, сверкали ордена. Прошла огромная процессия с чудотворной Смоленской иконой Божией матери Одигитрии, которой перед битвой с французами благословляли Русскую армию. К крестному ходу присоединился Николай II в сопровождении великих князей.

На торжество приехала делегация из Франции во главе с генералом Фернаном Ланглем де Кари. Он передал русскому царю книги, эстампы и старинное оружие - экспонаты для будущего музея 1812 года. Однако до него руки так и не дошли...

В Успенском соборе Кремля прошел торжественный молебен. Перед алтарем были помещены знамена русских полков, сражавшихся при Бородине, и Николай II вместе со своей свитой преклонил пред ними колени…

Коммерсанты представили к торжеству юбилейную продукцию, которая была в основном связана с именем Наполеона - его почитание в России со временем не померкло.

К торту «Наполеон» и одноименному пирожному прибавились духи «Букет Наполеона», созданные парфюмером Эрнестом Бо, и мыло «Память о Наполеоне». Несколько странной выглядела инициатива кондитеров фабрики Эйнем, выпустивших конфеты «Пожар Москвы».

Однако всех впечатлила другая придумка, доселе невиданная. По приказу из Санкт-Петербурга на просторах России стали разыскивать участников Отечественной войны 1812 года, либо тех, кто был причастен к тем событиям. Угодливое начальство на местах из кожи вон лезло, чтобы угодить столичной власти. Представляли очевидцами даже тех, кто к давней войне не имел никакого отношения. Впрочем, обо всем по порядку.

В итоге в России отыскали 20 человек, общий возраст которых перевалил за две тысячи лет. Самому старому - отставному фельдфебелю Акиму Винтонюку, проживавшему в городе Кишиневе Бессарабской губернии, было 122 года. По его словам, он участвовал в Отечественной войне и был ранен во время Бородинского сражения.

Крестьянину Этте, проживавшему в Лифляндской губернии, записанному с его слов, как «ополченца Отечественной войны», было 120 лет. Его ровесником был «очевидец пребывания французских солдат в городе Кирсанове» крестьянин Максим Пятаченков, родом из Тамбовской губернии.

Самым «молодым» в когорте Мафусаилов был 104-летний крестьянин Воробьев из Могилевской губернии. Во время Отечественной войны ему было четыре года, и что мог запомнить ребенок? Однако и он был приобщен к очевидцам.

Небольшая ремарка. Говорить о возрасте этих людей можно было с изрядной долей скептицизма. Ведь он указывался с их же слов. Цифры могли быть неточные, приблизительные, ведь никаких свидетельств у стариков не было. Многое они могли напутать, переврать. В такие-то годы…

Тем не менее, в истории эти сомнительные персонажи остались, как очевидцы и участники Отечественной войны 1812 года. При том, что эти люди ничем не обогатили историю того времени.

Самый старый – Винтонюк, выглядел, как ни странно, самым бодрым. Он много говорил на встрече с императором – правда, не по существу - и даже показал место, где на Бородинском его «шарахнуло». Остальные тоже что-то рассказывали, но невнятно, вразнобой. Единственная женщина - крестьянка Мария Желтякова, 110 лет от роду, заметила, что видела в Москве самого Наполеона. Однако подробностей уроженка деревни Подберезная Бронницкого уезда Московской губернии привести не смогла.

Да и что могли помнить преглубокие старики и помнили они вообще что-нибудь из своей жизни? Однако все они были привезены в Москву, представлены царю, и он вручил каждому по серебряному «бородинскому» рублю, специально отчеканенному к юбилею.

Слушая ветеранов, царь слегка улыбался. В дневнике записал: «Подумай только, говорить с человеком, который все помнит и рассказывает великие подробности боя!» Был ли Николай II ироничен или действительно поверил тому, что говорили старцы? Или понимал, что вся это комедия устроена в угоду ему, но виду не подал…

Спустя много лет Александр Куприн написал иронический рассказ «Тень Наполеона». В нем описано, как боевой генерал Павел Ренненкампф, которому было поручено отыскать ветеранов 1812 года, обратился за помощью к некоему губернатору. Куприн вспоминал, что «в этом рассказе, который написан со слов подлинного и ныне еще проживающего в эмиграции бывшего губернатора Л., почти все списано с натуры, за исключением некоторых незначительных подробностей».

« - Ваше превосходительство, - сказал он мне, - я объездил всю Ковенскую губернию, показывали мне этих Мафусаилов, и - черт! - ни один никуда не годится. Или врут, как лошади, или ничего не помнят, черти! Но как же, черт возьми, мне без них быть. Ведь для них же — черт! - уже медали чеканятся на монетном дворе! Сделайте милость, ваше превосходительство, выручайте!..»

Губернатор вызвал исправника и озаботил его ответственным поручением. Тот был человеком энергичным, деятельным и пообещал, что «они у меня не только Наполеона, а самого Петра Великого вспомнят!»

Исправник, как и обещал, выполнил задание и отыскал ветерана. Ренненкампф устроил экзамен старику, который «был уже не седой, а какой-то зеленый. Голова у него слегка тряслась, а голос был тонкий».

Тот поведал, что видел Наполеона «близехонько». Император стоял на балконе, мимо него шли солдаты: «Все войска, все войска, все войска. Ужасно как много войсков! А потом он по ступенькам-то вниз сошел и меня рукой по голове погладил и сказал мне что-то по-французски, совсем непонятно: «Хочешь, мальчик, поступить в солдаты?»

Рененнкампф был доволен, а когда старик указал, во что был одет Наполеон – в серый сюртук, а на голове треугольная шляпа, и вовсе пришел в восторг: «Прекрасно! Восхитительно! С таким изумительным стариком мы в грязь лицом не ударим».

Однако все испортил начальник городского училища, который присутствовал на экзамене. Он попросил старика описать внешность Наполеона. Ветеран откашлялся и изрек: «…А вот какой он был: ростом вот с эту березу, а в плечах сажень с лишком, а бородища — по самые колени и страх какая густая, а в руках у него был топор огромнейший. Как он этим топором махнет, так, братцы, у десяти человек головы с плеч долой! Вот он какой был! Одно слово - ампиратырь!»

Услышав это, Ренненкампф побледнел и пошатнулся. И потом еще долго изливал свой гнев. Наконец, боевой генерал успокоился, и приказал тщательно подготовить старика к общению к царем. Иначе говоря, чтобы тот выучил заготовленный текст и не порол отсебятины.

Напоследок Ренненкампф произнес с иронией: «Ну уж если эти петербургские господа вздумают к трехсотлетию дома Романовых откапывать современников, то, слуга покорный, - отказываюсь! Подаю в отставку! Да-с!»

Увольняться со службы генералу не пришлось. Да и общение ветеранов с царем прошло замечательно. После торжества по случаю 100-летия Бородинского сражения они разъехались по домам и больше о них никто не слышал.