Как простой матрос стал национальным героем России
«Не только ночью, а и днем чудеса делал под выстрелами». Такими словами современники описывали человека, 140 лет со дня смерти которого исполнилось в пятницу – матроса Петра Кошки. Как этот человек стал общероссийской знаменитостью и легендой при жизни – и какими были его самые дерзкие подвиги на поле боя?
О жизни Петра Кошки до начала Крымской войны, сделавшей его знаменитым, известно не так-то много – что неудивительно, учитывая его происхождение. Фактически двадцать шесть лет его биографии ныне умещаются всего в несколько строчек. Родился 22 января (по старому календарю – 10-го) 1828 года в деревне Замятинец Гайсинского уезда Каменец-Подольской губернии (ныне село Ометинцы Немировского района Винницкой области) в семье крепостного крестьянина. Провел младенчество, детство и юность в условиях нужды, бесправия и подневольного труда.
По некоторым данным, юный Петр, с младых ногтей отличавшийся дерзким характером, вступил в конфликт с деспотичной помещицей по фамилии Докедухина. И та постаралась избавиться от бедового крепостного, сдав его в мае 1849 года в рекруты. Петра привезли в Севастополь и определили матросом 2-й статьи в 30-й флотский экипаж; он был зачислен в команду линейного корабля «Силистрия».
«Шкуры-то нашей нисколько не жалели...»
Служба в российском флоте сахаром не была. Чтобы в этом убедиться, достаточно открыть рассказы писателя-мариниста Константина Станюковича, чей отец Михаил Николаевич во времена службы Кошки являлся командиром Севастопольского порта и исполнял в городе должность военного губернатора. Главным средством воспитания нижних чинов служили пресловутые «линьки» – веревки с узлом на конце, служившие для телесных наказаний. «Тогда шкуры-то нашей нисколько не жалели, вроде будто по турецкому барабану били, не то что теперь, когда матросу права дадены... Тогда, вашескобродие, случалось и до смерти запарывали...» – вспоминает один из героев Станюковича.
Так и тянул бы в этих суровейших условиях безвестный Петр Кошка свою матросскую лямку, если бы не Крымская война, в которой России пришлось столкнуться с коалицией Франции, Великобритании, Турции и Сардинии. Флот союзников был гораздо сильнее российского – и войска коалиции высадились в Крыму, подступили к Севастополю. В октябре 1854 года началась знаменитая 349-дневная оборона Севастополя. Личный состав кораблей Черноморского флота, потопленных дабы преградить доступ неприятелю в городскую гавань, вступил в сражение с врагом на суше.
Кошка попал в отряд «охотников» (добровольцев), которых начальство отправляло на самые опасные миссии. Командовал отрядом лейтенант Николай Бирюлев, будущий адмирал.
«... трудно было понять, почему удачно сходили именно вот Бирюлеву все вылазки, в которых он участвовал. Однако матросы заметили эту особую удачливость лейтенанта и с ним – главное, под его общей командой – шли на вылазки гораздо охотнее, чем с кем-либо другим из своих офицеров, точно там, где был Бирюлев, успех был заранее обеспечен.
Бывают такие исключительные любимцы жизни, которых не могут не любить окружающие. Бирюлев был и красив собою, и ловок, и не способен теряться в минуту опасности, умел увлечь за собою и вовремя отозвать своих охотников, знал, когда бросить в толпу матросов острое словцо, способное заставить их забыть про опасность, когда влить предельную строгость в слова команды. Словом, он был, что называется, прекрасным командиром роты в бою – и, пожалуй, больше всего именно этим объяснялась его таинственная удачливость в вылазках», – пишет Сергей Сергеев-Ценский в своей знаменитой «Севастопольской страде».
Накоротке со смертью
Чем именно занимались русские «охотники»? Ходили в разведку, добывали «языка», изнуряли противника неожиданными атаками. «...когда стрелки, лежавшие в неприятельских ложементах (окопах – прим. ВЗГЛЯД), большей частью зуавы (французская колониальная пехота – прим. ВЗГЛЯД), стали слишком заметно вредить своими выстрелами с недалеких дистанций по амбразурам и по каждой голове, неосторожно выставлявшейся над бруствером, пришлось в защиту от них устроить наскоро свои ложементы шагах в двадцати от неприятельских и посылать в них своих стрелков. Они не назначались, они вызывались охотниками сами. Сначала это были пластуны, потом матросы и пехотинцы.
Французы своих стрелков в ложементах называли enfants perdus или infernaux – сорвиголовами, головорезами, чертями. Русские же охотники никаких особых названий не получили. Они знали только, что половина из них, отдежуривших в ложементах свой срок, не дождется смены и не вернется назад, поэтому отправляясь на свой опасный пост, усердно молились перед образом, висевшим обыкновенно на каждом бастионе», – рассказывает Сергеев-Ценский.
Условия, в которых приходилось действовать «охотникам», были смертельно опасными.
«Ложементы представляли собой ряд мелких, только лечь, ямок, в которых голова стрелка едва прикрывалась выкопанной саперной лопаткой землей, и над бедовой головой каждого охотника то и дело пели штуцерные пули. Малейшая неосторожность – и пуля впивалась в голову или пробивала грудь около ключицы. В каждой ямке лежал только один охотник, действовать ему приходилось на свой страх и риск, к чему никто не приучал в мирное время русского солдата.
Какое бы ни проявлялось в это время геройство, оно оставалось совершенно безвестным, какая бы ни проявлялась тем или иным из охотников личная храбрость, она проявлялась только наедине с собой. И все-таки на место убитых или тяжело раненных шли ежедневно в ложементы новые и новые охотники: недостатка в храбрецах не было. Тем более не могло его быть около такого удалого командира, каким оказался Бирюлев. И первым из этих храбрецов был матрос Кошка», – отмечает классик.
Сохранилось описание внешности матроса Кошки. «Ко мне вошел, широко шагая, матрос, среднего роста, сухощавый, но крепкий, с выразительным скуластым лицом. На нем была черная куртка с галунами; белые брюки, на шее свисток, в петлице Георгий», – рассказывает журналист Николай Берг, оставивший двухтомные «Записки об осаде Севастополя».
О подвигах Кошки уже тогда ходили байки и легенды. Достоверно известно, что он принимал участие в восемнадцати вылазках – причем ему случалось ночью пробираться во вражеский лагерь в одиночку. В ходе одной из вылазок Петр Маркович самолично взял в плен троих французских солдат. А однажды он ночью утащил прямо из французского котла вареную говяжью ногу, позже средь бела дня увел вражеского коня.
Получив в ходе одного из боев ранение, отважный матрос угодил в лазарет, где его оперировал прославленный Николай Пирогов. «Теперь в госпитале на перевязочном пункте лежит матрос Кошка; он сделался знаменитым человеком; его посещали и великие князья. Кошка этот участвовал во всех вылазках, да не только ночью, а и днем чудеса делал под выстрелами. Англичане нашли у себя в траншеях двоих наших убитых и привязали их, чтобы обмануть наших, думая, что их будут считать за часовых. Кошка днем подкрался ползком до траншей, нашел английские носилки, положил труп на эти носилки из полотна, прорезал в них дырья и, пропустив через дырья руки по плечо, надел носилки вместе с трупом себе на спину и потом опять ползком с трупом на спине отправился назад восвояси; град пуль был в него пущен, шесть пуль попали в труп, а он приполз здоровехонек.
Теперь он лежит в госпитале; его хватили на вылазке штыком в брюхо, но, к счастью, штык прошел только под кожей и не задел кишки. Он теперь оправился, погуливает, покуривает папироску и содрал еще недавно с попа и с Калашникова по двугривенному на водку», – с юмором рассказывал Пирогов в конце января 1855 года.
Умер, как и жил – героем
За его подвиги Кошку произвели в квартирмейстеры, а вскоре он стал настоящей «звездой» того времени. «О Петре Кошке заговорили газеты и журналы; художник В.Ф. Тимм написал его портрет, а императрица прислала «крест благословления». Позже П. Кошку дважды представляли к наградам, но представления затерялись. Он по-прежнему проникал в расположения противника – и, как правило, удачно. Ранен был дважды, но легко», – отмечает историк Владимир Шавшин.
Кошка оборонял Севастополь вплоть до сентября 1855-го, когда ввиду исчерпания всех средств к дальнейшему удержанию южной стороны города, русские войска оставили ее. После этого военные действия на данном участке стихли – и Петра Кошку в октябре 1855 года «уволили за раною в продолжительный отпуск». При этом к пяти годам службы ему прибавилось «десять лет, шесть месяцев и пятнадцать дней» за время обороны. Дело в том, что в оборону Севастополя месяц службы считался за год.
По воспоминаниям современников, оставив службу, герой Севастополя столкнулся с самой горькой нуждой – поскольку не имел земельного надела. В итоге Петр Маркович подряжался ходить с обозами в Херсон, Николаев, Одессу, трудился в лесничестве. Женился, у него родился сын.
«Народная память сохранила черты характера Кошки: справедливый и прямой, он всегда приходил на выручку попавшим в беду. В 1863 году военные чиновники, вспомнив, что отпуск квартирмейстера Петра Кошки затянулся, приказали ему вернуться на службу и зачислили в 8-й флотский экипаж Балтийского флота. В это время в Петербурге жил другой герой Севастопольской обороны – генерал-лейтенант С.А. Хрулев. К нему и явился Петр Кошка, напомнив, что до сих пор не получил знаков отличия Военного ордена высших степеней, к которым был дважды представлен в период обороны», – пишет Шавшин.
По его словам, Степан Александрович Хрулев принялся активно хлопотать за сослуживца – в итоге Кошка получил заслуженные им награды. В дальнейшем он вплоть до 1873 года нес службу в составе 8-го флотского экипажа Балтийского флота – ежегодно участвовал в парадах Георгиевских кавалеров, посещал Зимний дворец. Потом вернулся в родное село и устроился работать объездчиком в казенной лесной страже местного лесничества. Помимо жалования получал хорошую пенсию от государства, выделившего герою в бесплатное пользование земельный участок и небольшую усадьбу – и в общем, жил безбедно. А умер 25 февраля 1882-го – спасал двух девочек, провалившихся под лед, застудился, да и скончался... Могила не сохранилась.
В заключение хочется сказать, что героизм защитников Севастополя признавали и враги России в Крымской войне. Более того, во Франции эта война была непопулярна. Известный французский писатель Луи Буссенар в своем романе «Герои Малахова кургана», опубликованном в 1903 году, писал, что Франция ввязалась в эту войну из страха, что Россия получит территории «Больного человека» – так в Европе в ту пору называли Османскую империю.
«Какое дело было Франции, вступит Россия в Константинополь или нет? Россия расположена далеко от Франции, ее интересы не мешают нашим. Ее появление на Средиземном море раздражало бы только Англию, нашего врага. Какое дело Франции? Увы! Такова была политика Наполеона III, имевшая ужасные последствия! В 1854 году Наполеон III победил русских, к великой выгоде Англии, в 1858-м он освободил от австрийского ига Италию, которая скоро объединилась с Австрией против нас. В 1866 году он заключил союз с Германией, которая раздавила нас в 1870-м.
Теперь, когда Россия стала нашей союзницей и другом, интересно было бы знать, что сделала бы Франция, если бы русское государство пожелало заполучить себе наследство «Больного человека»? Наверное, поддержала бы Россию. Но зачем же тогда в 1854-1855 годах была война, в которой погибло 400 000 человек?!» – вопрошает Буссенар.