Заместитель начальника центра подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина Олег Кононенко в программе «Умные парни» от 11 апреля 2023 года.

Российский сегмент Международной космической станции увеличивается модулями. Происходит модернизация корабля «Союз», который существует уже давно, но по сути корабль соответствует XXI веку с точки зрения приборного состава. Потому что корабль уже цифровой, использует оборудование спутниковой навигации. Е.ВОЛГИНА: 15:06 в столице. Радиостанция «Говорит Москва», у микрофона Евгения Волгина. Программа «Умные парни». Наш умный парень сегодня Олег Кононенко — Герой России, командир отряда космонавтов, замначальника Центра подготовки космонавтов имени Юрия Гагарина. Олег Дмитриевич, вас приветствую, здравствуйте. О.КОНОНЕНКО: Здравствуйте. Е.ВОЛГИНА: Наши координаты: 7373-94-8 — телефон; SMS +7-925-8888-94-8; Telegram для ваших сообщений govoritmskbot. Смотреть можно в YouTube-канале «Говорит Москва», стрим там начался. Telegram-канал radiogovoritmsk и наша официальная группа «ВКонтакте». Наше интервью в преддверии Дня космонавтики. Завтра отмечается, а сегодня Олег Дмитриевич к нам пришёл. Мне всегда очень интересно было узнать у человека, который побывал там неоднократно, какую миссию несут космонавты сейчас и как вы эту миссию сами понимаете для себя? О.КОНОНЕНКО: Если под миссией понимать набор задач, то находясь на низкой околоземной орбите, мы изучаем околоземное пространство, которое нас окружает. Мы изучаем сверху нашу атмосферу, контролируем её состав, смотрим на наши планеты, следим за солнышком. Кроме того, отрабатываем технологии, то есть те технологии, которые мы будем применять на Земле; технологии, я бы их назвал упреждающие технологии, которые нам помогут в освоении дальнего космоса. Далее фундаментальная наука. Биологические эксперименты, медицина, потому что мы по-прежнему изучаем, как наш организм ведёт себя в невесомости. Вот такой комплекс задач. Если это можно назвать миссией, то такая наша миссия — изучение Земли, потому что большое видится с расстояния, ну и изучение самого человека. Е.ВОЛГИНА: То есть в любом случае получается, что космонавтика — это всё-таки двигатель современного научного прогресса. О.КОНОНЕНКО: Вне всякого сомнения. Е.ВОЛГИНА: Насколько изменилась программа подготовки космонавтов за все годы? О.КОНОНЕНКО: Она меняется, конечно, но не столь кардинально. Меняется она в каком плане, потому что прирастают новые эксперименты, российский сегмент Международной космической станции увеличивается модулями. Происходит (хорошо это или плохо — это второй вопрос) модернизация корабля «Союз», который существует уже давно, но это по сути корабль соответствует XXI веку с точки зрения приборного состава. Потому что корабль уже цифровой, использует оборудование спутниковой навигации, корабль сам может определять свое местоположение, местоположение станции. Учитывая все эти факторы, подготовка, конечно, видоизменяется, но как базовая остаётся такой же. Е.ВОЛГИНА: Я слышала неоднократно, по крайней мере, от лётчиков гражданской авиации, когда они сравнивали принципы подготовки в Советском Союзе и заграничных коллег. Говорят, что нас учили изначально работать по аналоговым приборам, никакой цифры не было, никакого автопилота не было, и поэтому мы больше подготовлены, чем иностранцы, которых сразу сажают за автопилот и так далее. Как будто бы «цифра» в какой-то момент начала расслаблять. В космосе как? О.КОНОНЕНКО: «Цифра» имеется в виду, что у нас никаких гироскопических приборов нет, у нас цифровой прибор. У нас вычислительная машина достаточно мощная, которая может считать свой вектор состояния, вектор состояния станции, определять местоположение, определять импульс и рассчитывать траекторию движения. Несмотря на то, что корабль цифровой, остался дублирующий контур в виде ручного контура управления. Человек по-прежнему второй контур управления корабля. И если что-то произойдёт с автоматикой, то космонавт (мы к этому готовимся) в любой момент может подхватить управление и сделать те же функции, что и делает автомат. Например, конечно, сблизиться с дальности 300 километров мы не сможем, но с дальности 5 километров, когда мы уже визуально видим яркую точку (это станция), мы уже можем сблизиться и состыковаться. Е.ВОЛГИНА: За счёт чего, с вашей точки зрения, удаётся эксплуатировать станцию и пользоваться кораблём «Союз», несмотря на то, что им по факту очень много лет? Но оказалось, что это машины, которые созданы практически на века. О.КОНОНЕНКО: Я так думаю, что люди, которые в шестидесятых годах проектировали «Союз», достаточно хорошо продумали сам «Союз» и его конструкцию, благодаря этому мы имеем возможность его модернизировать в наше время. Е.ВОЛГИНА: Долго эксплуатация ещё возможна, как вы считаете? Пределы тут есть? О.КОНОНЕНКО: Я думаю, «хоронить» «Союз» пока ещё рано, но в конечном итоге хочется всё-таки новый корабль. Е.ВОЛГИНА: Новый корабль хочется? О.КОНОНЕНКО: Конечно. Е.ВОЛГИНА: А те изыскания, которые коллеги-иностранцы пытаются найти, построить? Маск об этом говорил неоднократно, что он учился по книгам Королёва и вообще по советской космонавтике, то, что он сейчас пытается делать. О.КОНОНЕНКО: Дело всё в том, что даже новые космические корабли, которые строит NASA, и коммерческие, и государственные, они всё равно технически — творение XX века. Ничего принципиально нового нет: спускаемый аппарат так же сегментарно-конической формы, как и спускаемый аппарат. Я думаю, что с учётом того, как развивается современная наука, мы наверно на пороге стоим инновационных решений, в том числе в космических технологиях. Но если брать американскую тяжёлую ракету, которая будет выводить Artemis к Луне, если брать корабль Orion, который делает NASA, корабль Starliner, который делает Boeing, SpaceX — Crew Dragon, который делает Илон Маск, то по сути это технические решения прошлого века, просто реализованные на современной элементной базе. Е.ВОЛГИНА: Есть ли разница между школами подготовки в разных странах и насколько происходит обмен опытом? О.КОНОНЕНКО: Мне сравнить тяжело. Но те космонавты, которые ещё готовились полететь на «Мир»; существовала программа «Мир» — «Шаттл», когда американские астронавты прилетали на станцию «Мир» на «Шаттлах», и они были включены в подготовку пребывания на станции «Мир». То есть они часть подготовки проходили в Звёздном городке, российский экипаж ездил в Хьюстон. Те люди говорили, что подготовка на тот момент существенно отличалась. У нас упор был сделан на практические занятия, лекционные и на сдачу экзаменов. Всё-таки инструкторы, преподавательский состав для себя усвоил, что ты понимаешь. У наших партнёров больше было в плане самостоятельности. Экипаж «Шатлла» готовился сам и командир «Шаттла» определял готовность экипажа. Но постепенно они перешли всё-таки к нашей системе: нас учат, готовят, мы слушаем лекции; теперь уже и в США, и в Канаде, и в Японии, и в Европе — там, где мы проходим подготовку, — мы сдаём зачёты и экзамены. То есть сейчас подготовка максимально приближена, максимально похожа где бы ты ни был. Е.ВОЛГИНА: Оказалось это более эффективным методом. О.КОНОНЕНКО: Российский подход оказался более эффективным. Е.ВОЛГИНА: В ваши задачи сейчас, как замначальника Центра подготовки космонавтов, что входит? О.КОНОНЕНКО: У меня большой круг обязанностей. Я контролирую работу первого управления: туда входят инструкторы и преподавательский состав, которые готовят космонавтов; третье управление — это управление, которое занимается подготовкой к внекорабельной деятельности и выживания в случае нашей посадки в месте, где нас не ожидают. И плюс медицинское управление, которое следит за здоровьем космонавтов. Я занимаюсь администрированием этих управлений. Также я командир отряда, то есть занимаюсь делами отряда, и готовлю наших действующих космонавтов. Е.ВОЛГИНА: У вас в ближайшее время, насколько я понимаю, будет полёт. О.КОНОНЕНКО: Полёт был запланирован на март месяц, сейчас перенесён на сентябрь. Е.ВОЛГИНА: И в ваши задачи что будет входить, какая миссия? О.КОНОНЕНКО: Есть эксперименты новые. Выполнение научных экспериментов, ремонтно-восстановительные работы и планируется два выхода в открытый космос. Е.ВОЛГИНА: Что чувствуете в открытом космосе? Я понимаю, Олег Дмитриевич, что вам эти вопросы миллион раз задавали, но позвольте мне, пожалуйста, его тоже задать. Что это за ощущения? О.КОНОНЕНКО: Отвечая на них, я и сопереживаю, и вспоминаю всё, что я чувствовал. Первое, если с точки зрения визуальной, когда я нахожусь на станции, когда я смотрю на Землю, то периметр ограничен иллюминатором. Я могу как-то изменить угол наклона зрения, но я вижу Землю, только ограничившись иллюминатором. Когда выходишь в открытый космос, ты можешь развернуться налево, направо, оценить размеры Земли. Любой космонавт хочет работать за пределами герметичного объёма, потому что это тяжёлая интересная мужская работа. Е.ВОЛГИНА: Насколько я понимаю, с развитием пилотируемой космонавтики и с развитием возможностей, которые давали человеку выходить в открытых космос, сразу же появились планы: сколько он может продержаться в открытом космосе — два часа, три часа, семь часов и так далее. Предел этому есть? Сейчас чем это ограничено? О.КОНОНЕНКО: Я думаю, предел — это физические возможности человека. Я за свои полёты выходил в трёх разных модификациях скафандра «Орлан». Сейчас крайняя модификация «Орлан-МКС», его возможности позволяют работать в скафандре до четырнадцати часов. Имеется в виду, что полтора часа прямого шлюзования, час на обратное шлюзование, полчаса на всякие внештатные ситуации, где-то около восьми-девяти часов. Я думаю, что это будет ограничиваться только физическими возможностями человека. Потому что работать около десяти часов (такие выходы были у американцев) под приличным давлением, потому что в скафандре давление порядка 360-380 миллиметров, работать при таком давлении достаточно тяжело. Е.ВОЛГИНА: Исходя из собственного опыта, кто сейчас хочет стать космонавтом? Во время собеседования, испытаний, тренировок этот аспект затрагивается — почему хочется в космос, зачем хочется, насколько хочется, а правда ли хочется? О.КОНОНЕНКО: Как вы знаете, у нас с 2012 года проводятся только открытые наборы. Если в отряд космонавтов отбирались только инженеры ракетно-космической отрасли и военные лётчики, то теперь у нас спектр существенно расширен. Анна Юрьевна Кикина окончила Новосибирский институт водного транспорта и специальность у неё явно не ракетно-космическая, но была отобрана, успешно прошла общекосмическую подготовку, подготовку к полёту и слетала. Поэтому мы сейчас не ограничиваем. Естественно было бы очень здорово, если бы человек был из ракетно-космической отрасли, потому что он в теме, он понимает, он знает. Но сейчас мы этим не ограничиваемся, поэтому двери открыты для всех, в первую очередь, конечно, для инженеров, учёных и пилотов. Е.ВОЛГИНА: Идут? О.КОНОНЕНКО: Идут. Иногда слышишь, что существенно разный потенциал, количество желающих. Я специально этой темой интересовался в NASA. Всё дело в том, что в NASA подсчитывается абсолютно всё; делается звонок просто ради интереса в эту комиссию и спрашивают о документах или ещё о чём-то — это считается у них как бы претендентом. Если человек кликнул на эту страничку, этот запрос считается. Соответственно, они набирают достаточно большие цифры. Мы же считаем только тех людей, которые предоставили полный комплект медицинских и других документов для того, чтобы пройти, которые будут проанализированы комиссией по отбору. Только таких людей. Если комплект предоставлен не в полном объёме, мы человеку направили письмо, что нужно ещё принести такие-то справки; если он на это не ответил, мы его не считаем претендентом. Поэтому у нас гораздо цифры меньшие, чем у них. Если мы будем считать каждый звонок, каждый клик, то цифры будут вполне сопоставимы. Е.ВОЛГИНА: Проблема в отсутствии популяризации профессии космонавта присутствует? То есть, условно, сравнивают с тем, как было 50-60 лет назад, с детских кружков и так далее. Сейчас как? О.КОНОНЕНКО: Вы абсолютно правы. Конечно, это большая проблема, во-первых. Во-вторых, в силу сложившихся причин у нас, к сожалению, космонавты выполняют свой первый полёт на девятый, десятый, одиннадцатый год. Спрогнозировать свою жизнь и подчинить жёсткому графику, тренировкам, поддержанию своего здоровья достаточно тяжело, поэтому люди начинают адекватно оценивать, что за эти десять лет они могут состояться в какой-то другой отрасли. Но есть, конечно, люди, которые действительно хотят заниматься космонавтикой, хотят стать космонавтами, они идут на это и отбираются. Е.ВОЛГИНА: Есть профессия космонавт, но по факту вы же лётчик-испытатель, насколько я понимаю. О.КОНОНЕНКО: Нет, я инженер, я окончил авиационный институт. После того, как я отобрался в космонавты, я занимаюсь только той деятельностью, которая связана с полётами в космос. Это и испытание той техники, которую я буду эксплуатировать. Это работа с учёными, которые разрабатывают эксперименты, их эксперименты отобраны для выполнения на МКС. Они приходят в центр подготовки, и мы с ними отрабатываем методику, которая будет выполняться на борту. Поэтому круг обязанностей космонавта на Земле достаточно большой. Е.ВОЛГИНА: Вопрос тогда следующий по поводу популяризации этой профессии. В чём вы видите возможности, как привлечь людей, чтобы это было не просто на уровне «кликнул: классно — еда из тюбиков», а что-то по-настоящему? Потому что это в большей степени про науку, это про трудности, это про создание чего-то нового, чего-то очень сложного. О.КОНОНЕНКО: Про престиж страны, в том числе. Е.ВОЛГИНА: Безусловно. О.КОНОНЕНКО: Об этом и надо говорить молодому, подрастающему поколению. Зарплата, конечно, тоже важна и какие-то материальные ценности, но в то же время говорить: круто не только работать менеджером в магазине, но очень круто создать летательный аппарат, который сможет летать в атмосфере Марса или на Луне, на которой нет атмосферы. Ставить перед молодым поколением такие задачи. Не просто прийти и сказать «я — космонавт», а сможете ли вы сами придумать и создать такую технику, которая будет летать на Марс, коптер или ещё что-то. Мне кажется, такими идеями надо зажигать. Всегда очень интересно, когда своими руками делаешь что-то такое, которое выходит из ряда вон. Е.ВОЛГИНА: Это вопрос каких-то образовательных программ или от вас лекций каких-то ждут, ещё чего-то? Как это формируется? О.КОНОНЕНКО: Я думаю, что здесь, прежде всего, должно государство формировать. Потому что космонавт — это государев человек на данный момент в России. Е.ВОЛГИНА: Целиком и полностью. О.КОНОНЕНКО: Конечно. Летая в космос, мы выполняем государственную программу, поэтому государство должно активно содействовать в рекламе нашей профессии. Я знаю, что в этом году к 12 апреля появятся постеры космонавтов, которые находятся на борту, и тех, которые полетят в сентябре, на улицах Москвы. Мы уже обменивались фотографиями, где эти постеры размещены. Видели Анну Кикину, Николая Чуба, с кем я полечу, и свой портрет. Во-вторых, очень ждём фильма «Вызов». Я, например, жду от этого фильма, не столько понравится он мне или моим коллегам, правда это или неправда, а то, что посмотрев этот фильм, молодые люди, в том числе студенты, школьники, загорятся идеей пойти в ракетно-космическую отрасль, пойти в науку, в сложные инженерные профессии, чтобы развивать технологию нашей страны и в конечном итоге сделать что-то своими руками и полететь в космос. Е.ВОЛГИНА: Наши слушатели задают вопрос: «Какой бы фильм вы назвали наиболее приближенным к тому, что вы сами испытываете в космосе?» О.КОНОНЕНКО: В художественных фильмах я не жду правдоподобности, я просто делю фильмы: зовут они меня в профессию, в космос или нет. Поэтому все современные фильмы достаточно хорошо, мощно сняты, и посмотрев их, действительно хочется в космос. Я вырос в Советском Союзе. Я смотрел фильмы и вырос на этих фильмах, они мне нравятся, это «Отроки во Вселенной», «Москва — Кассиопея», «Укрощение огня». Эти фильмы позвали меня в космос. Е.ВОЛГИНА: Скажите, пожалуйста, нагрузки при подготовке к полёту сегодня такие же сложные, как и раньше, при Гагарине, или что-то поменялось? О.КОНОНЕНКО: Смотря, что понимать под «нагрузками». Физические нагрузки, может, не такие сложные, потому что у нас и физкультура, и методики ушли далеко, но с точки зрения нашей занятости мы заняты гораздо больше. Потому что и науки больше, и требований больше, прибавилось знание языка и всё остальное. С этой точки зрения мы заняты гораздо больше. Техника сложнее просто. Е.ВОЛГИНА: Перспектива того, что космонавта, живого человека в космосе могут заменить роботы. О.КОНОНЕНКО: Это правильно. Если мы полетим к каким-то дальним планетам, я считаю, что разведывательную работу будут выполнять роботы. Е.ВОЛГИНА: Это как сейчас происходит, спутники запускают, марсоходы. О.КОНОНЕНКО: Совершенно верно. Во-вторых, если вспомнить мою работу: 12 декабря 2018 года мы с Сергеем Прокопьевым, который сейчас находится на орбите, делали достаточно сложный выход. Мы резали противометеоритную защиту «Союза МС-09» для того, чтобы вернуть на Землю и посмотреть, отчего появилось отверстие. По-хорошему это должен был бы сделать робот либо экзоскелет, который бы помогал мне это делать, без опасности порвать перчатки. Поэтому я думаю, что роботы должны присутствовать везде. Например, придумать летающий объект вокруг станции, инспекционный спутник, который мог бы осматривать повреждения от микрометеороидов, которые пробивают. Или, например, спутник, который помогал бы мне вернуться к станции во время выхода, если я неожиданно отцепился от станции и стал свободно летать. Е.ВОЛГИНА: Это в фильмах-катастрофах обычно, один из излюбленных сюжетов, что у космонавта трос отрывается. О.КОНОНЕНКО: У американцев трос, у нас фал. Е.ВОЛГИНА: Наши слушатели спрашивают: «Какие есть сейчас проекты в сфере пилотируемой космонавтики, которые не связаны с околоземной орбитой, у нас в стране?» О.КОНОНЕНКО: В нашей государственной программе записано создание опережающих технологий, которые мы бы использовали при проектировании и создании космических аппаратов, которые полетят на Марс. Сейчас идёт эскизный проект на новой Российской орбитальной станции (РОС), он должен завершиться в ближайшее время. Судя по текущим планам, к 2027 году мы должны иметь научно-энергетический модуль, шлюзовую камеру и узловой модуль — первые три элемента новой станции. Е.ВОЛГИНА: Слушатели интересуются: «Объясните, пожалуйста, зачем всё-таки живой человек сейчас нужен в космосе?» И действительно это продолжение тезиса про роботизацию. «Не случится ли так, что даже на околоземной орбите будем обходиться роботами?» А с другой стороны, зачем роботы нужны? Мне кажется, гораздо эффективнее живой человек. Просто для начала понять, как там можно находиться и сколько экспериментов можно проводить разных? А самое главное, космос — это двигатель прогресса. О.КОНОНЕНКО: Мы до сих пор планетная цивилизация, мы летаем на низких околоземных орбитах. Поэтому для того чтобы нам научиться жить в космосе и жить комфортно, человек должен летать. Мало ли что может произойти на Земле: войны, астероиды, бактерии, эпидемии. Всё равно нам нужно расселяться. Человечество смертно. Нам нужно сохраниться, поэтому мы должны расселяться, а для этого нужно летать в космос. Е.ВОЛГИНА: Далеко все остальные планеты. Если только станции строить многочисленные вокруг. О.КОНОНЕНКО: Ну, почему? Начнём с Луны и с Марса, отработаем технологии. А так жить скучно, не путешествуя. Мы же по Земле путешествуем. Е.ВОЛГИНА: Неслучайно наш слушатель прислал тезис такой: «Это у нас тут мы суетимся, волнуемся, а по голосу вашего уважаемого гостя сразу видно, что человек совершенно другими материями думает. И всё это мельтешение на Земле ничто по сравнению с тем, что можно наблюдать изнутри». Меняется мировоззрение от работы в космосе? О.КОНОНЕНКО: С моей точки зрения, мировоззрение не меняется. Но вы знаете, что меняется: спустя какой-то промежуток времени на борту космонавты, астронавты начинают ценить не бэкграунд человека, кто он на Земле, на какой машине он ездит, где он живёт, а ценятся его личностные качества, что он умеет делать и что он умеет делать руками. Так появляются на борту неформальные лидеры. Вся, помягче сказать, «мишура», связанная с положением человека на Земле, уходит; остаётся его суть — кто он, что он, как он себя держит в коллективе, что он умеет, его знания и что он умеет делать руками. НОВОСТИ Е.ВОЛГИНА: 15:36 в столице. Программа «Умные парни», у микрофона Евгения Волгина. Олег Кононенко с нами — Герой России, командир отряда космонавтов, замначальника Центра подготовки космонавтов имени Гагарина. Много тем, много слушатели вопросов задают. В частности, человек пишет про перспективы колонизации Марса и Луны, как будто орбитальные полёты уже практически отжившее, а нужно стремиться дальше. Перспективы колонизации Луны и Марса, как вы лично оцениваете? Это при нашей жизни произойдёт или нет? О.КОНОНЕНКО: Я думаю, однозначно при нашей жизни это произойдёт, в ближайшие десятилетия, потому что нам нужно научиться в космосе жить комфортно. Мы рано или поздно полетим на Марс, поэтому все технологии, которые нам пригодятся там, нужно отработать на Земле. Нам нужно научиться строить конструкции, в которых можно жить, чтобы защищаться от радиации. Нужно работать с техникой, нужно отработать эту технику. Нужно получать полезные ископаемые, которые мы будем использовать. Опять же энергетика. И плюс, наверное, вопрос хорошей физиологии. Если мы на Марс полетим, чтобы создать колонию, нужно там научиться себе подобных воспроизводить. Е.ВОЛГИНА: А как же утверждение, что это очень дорого, плюс враждебная атмосфера? Были же у нас проекты «Марс-500», сколько люди в замкнутом пространстве могут находиться, имитация полета на Марс. Всё это было. О.КОНОНЕНКО: И будет. Е.ВОЛГИНА: Но была справедливая критика, что лунные программы свернули, потому что это очень дорого, как выяснилось. А уже про Марс думаем. О.КОНОНЕНКО: Технологии имеют свойство дешеветь в силу их совершенствования, модернизации. Стоимости пуска не повышаются, а стараются снизить. Для человечества это историческая необходимость лететь. Е.ВОЛГИНА: Осваивать пространство. О.КОНОНЕНКО: Конечно. Потому что это технологии, которые нужны, это фундаментальная наука, это энергетика, это полезные ископаемые. Нужно выводить вредное производство за пределы Земли. Это военные технологии, это медицина. Много комплексов для того, чтобы мы в конечном итоге научились жить. Е.ВОЛГИНА: Способность адаптироваться в космическом пространстве. Мы же понимаем, что любые мегапроекты, как строительство космической станции, попытка освоить Луну, не говоря уже о дальних полётах, государство может это сделать самостоятельно или всё освоение космоса происходит только в кооперации нескольких участников? Потому что сейчас это дорого, это технологии. У какой-то страны есть деньги, но нет технологий; у другой есть технологии, нет денег; у третий просто есть желание, но нет ни денег, ни технологий. И что-то с этим нужно делать? О.КОНОНЕНКО: Мне кажется, такие мегапроекты могут развиваться только в хорошей кооперации. Вы абсолютно правы, что есть страны, у которых есть технологии, но есть страны, у которых есть человеческие ресурсы: как руки, так и головы. И возможны разные пути решения той или иной проблемы. Какая-то страна может это сделать достаточно дорогим способом, какая-то страна может сделать гораздо дешевле и более эффективно решить задачу. Например, если сравнивать российский скафандр и американский. С моей точки зрения, американский скафандр, конечно, шедевр инженерной мысли. Но наш скафандр гораздо проще, гораздо удобнее его эксплуатировать, гораздо безопасней, и он достаточно надёжно и хорошо работает. Самая основная причина — наш скафандр космонавт может надеть самостоятельно, просто открыв дверцу ранца, залететь туда и закрыть. Американский скафандр очень сложно надеть одному, потому что он состоит из трёх частей: это гермошлем, это торс и это ноги. Поэтому, конечно, скафандр дорогой, высокотехнологичный. Наш скафандр гораздо проще, но выполняет те же функции. Е.ВОЛГИНА: Получается, в кооперации и получается, как с той самой ракетой «Союз» — сделали много лет назад и сделали на долгие-долгие десятилетия. О.КОНОНЕНКО: И опять же она сейчас цифровая. Е.ВОЛГИНА: А стремление Маска во что бы то ни стало наладить на регулярной основе возвращаемые ракеты, это из области фантастики, проявления инженерной мысли или действительно удешевления самого процесса? О.КОНОНЕНКО: Здесь наверно всё вместе: и удешевление процесса, и интересная технология, потому что возвратить ступень. Но я достаточно хорошо не знаю и в интернете сложно почерпнуть информацию, как долго восстанавливается двигатель, какие работы они проводят, сколько нужно для сохранения топлива, чтобы эта ступень возвратилась. В принципе, такие технологии интересны и имеют право на жизнь. Е.ВОЛГИНА: Вы Falcon имеете в виду? О.КОНОНЕНКО: Да. Е.ВОЛГИНА: Какая-то кооперация с американцами вообще происходит сейчас или все миссии по отдельности работают? О.КОНОНЕНКО: Каждый экипаж станции естественно работает по своим национальным программам. Но кооперация, с точки зрения выполнения экспериментов партнёров, такая возможность сохраняется. Бывает, так складывается полёт, что на твою миссию выпадает большое количество американских экспериментов, и их на борту на данный момент может быть один представитель, а могут быть все четверо. Если у космонавта достаточно хорошее знание английского языка, то американцы просят «Роскосмос», оплачивают это время, и космонавт выполняет американский эксперимент и европейский. Это всё сохранилось, это всё поддерживается, так же это работает в обратную сторону. У меня в предыдущих экспедициях американские и европейские коллеги выполняли российские эксперименты на борту российского сегмента. Е.ВОЛГИНА: SMS: «Сколько времени уходит на адаптацию в невесомости? На самолёте Ил-76 МДК происходит резкий переход от невесомости к перегрузке. Экипаж самолёта и командир многократно испытывают эти переходы. Они могут стать космонавтами?» О.КОНОНЕНКО: Так как это лётчики, то скорее всего здоровье у них отменное. А в космосе всё сугубо индивидуально: кто-то сразу привыкает к невесомости; кому-то требуется на это одна неделя; кому-то двух дней достаточно. Е.ВОЛГИНА: Вам сколько? О.КОНОНЕНКО: Это моя стихия. Мне гораздо сложнее адаптироваться обратно к Земле, но туда я как в свою стихию. Е.ВОЛГИНА: На курорт. О.КОНОНЕНКО: Я не чувствую особого прилива крови к голове, заложенности носа, у меня нет вестибулярных расстройств, но обратно мне гораздо сложнее. Е.ВОЛГИНА: Когда уже приземление наступило. О.КОНОНЕНКО: Да, когда я уже чувствую гравитацию, когда руки и ноги приобретают вес, для меня это сложнее. Но всё равно после своего крайнего четвёртого полёта мне потребовалось не более одного-двух дней, чтобы организм «ровно ходил», и я ходил без поддержки, держась за стеночку. Е.ВОЛГИНА: С вашей точки зрения, Олег Дмитриевич, что в космонавтике сейчас должно быть на первом месте в XXI веке — придумать что-то или процесс построить? Потому что сравнивают с тем, что в своё время Королёв совмещал инженерную функцию и функцию грамотного менеджера, и другие советские деятели тоже были многофункциональны. А сейчас как? О.КОНОНЕНКО: Всё равно один человек без команды сделать и выполнить такой объём работы не сможет. Человек должен быть профессионалом в своей отрасли, это прежде всего. Е.ВОЛГИНА: Только так? О.КОНОНЕНКО: А как? Е.ВОЛГИНА: Я поясню: можно посчитать, что есть большой набор идей, но сложно их реализовать просто потому, что процесс не отстроен. Или наоборот, есть понимание самого процесса, но есть кризис идей, то есть — что делать дальше, куда двигаться дальше? О.КОНОНЕНКО: Это не только касается космонавтики — что делать и куда двигаться? Е.ВОЛГИНА: В космосе те же самые проблемы? О.КОНОНЕНКО: Потому что работают те же самые люди. Поэтому обосновать и понять, куда мы движемся, это большая задача. Околоземное пространство нами освоено, но использовать его как полигон для создания технологии будущего, чтобы полететь далеко и надолго — это самое основное. То есть создавать закрытые системы жизнеобеспечения на станции, не возить воду с Земли, а производить эту воду на борту; самим выращивать свежие продукты; как можно дольше обходиться без помощи и поддержки с Земли. Вот такие технологии, с моей точки зрения, должны сейчас быть первоочередными. Е.ВОЛГИНА: Получается, на околоземной орбите не просто космическая станция международная, а какой-то космический город, космическая ферма. О.КОНОНЕНКО: Так оно и происходит: на нашем сегменте, на американском сегменте такие технологии проходят, апробация и отработка. Е.ВОЛГИНА: Какое на сегодняшний день достижение в сфере космоса вы можете отметить в XXI веке? О.КОНОНЕНКО: Могу отметить то, что в предыдущей своей экспедиции я делал эксперимент 3D-биопринтер, и впервые в мире в условиях микрогравитации на борту были отпечатаны ткани человека и часть щитовидной железы летучей мыши. Е.ВОЛГИНА: Ого! О.КОНОНЕНКО: Я думаю, это существенный скачок. Е.ВОЛГИНА: А для этого требуются условия? О.КОНОНЕНКО: Микрогравитации. Дело в том, что собирались такие конструкты, которые на Земле получить достаточно сложно. Е.ВОЛГИНА: 7373-94-8 — телефон прямого эфира по коду 495. Наш слушатель интересуется: «Что делать с космическим мусором? Не получится ли, что он в какой-то момент будет большую опасность представлять для космонавтов?» Можно ли его собрать? О.КОНОНЕНКО: Над этим тоже думают, апробируют различные технологии. Мне кажется, что это действительно реальная проблема. Потому что на низкую околоземную орбиту, с моей точки зрения, уже бесконтрольно выводится огромное количество спутников. Если, например, для использования телефонии, телевидения мы используем геостационар, но это дорого, нужно согласовывать точки стояния и всё остальное, то сейчас на низкую околоземную орбиту для того, чтобы покрыть большую зону, выводится большое количество спутников и достаточно кратковременно они работают. Соответственно, когда они выходят из строя, это становится космическим мусором. Надо как-то это контролировать, надо наверно лицензировать эту деятельность. Посмотрите, Илон Маск до 500 спутников выводит. Е.ВОЛГИНА: Starlink. О.КОНОНЕНКО: Да. И что с этим делать? Понятно, что в течение определённого периода времени они не будут сходить с орбиты, но по сути… Е.ВОЛГИНА: Что происходит сейчас с многофункциональным модулем, когда его в состав международной станции можно будет внедрить? О.КОНОНЕНКО: Осталось совсем немного. Сделать три выхода и перенести РТО (радиационный теплообменник) в шлюзовую камеру, адаптировать в состав МЛМ и практически адаптация лабораторного модуля будет завершена. Я, например, буду делать один из новых экспериментов. В МЛМ есть электровакуумная печь. Я буду вместе с Николаем делать эксперимент. Фуллерены называется — одна из недавно открытых кристаллическая форма углерода. Буду выращивать кристаллы с газовой фазы в условиях микрогравитации. Он уже начинает эксплуатироваться на полную мощность. Е.ВОЛГИНА: Нужны ли в космосе женщины? Полностью женский экипаж возможен? О.КОНОНЕНКО: А почему нет? Е.ВОЛГИНА: Если есть полностью мужской, почему не может быть полностью женский, правда. О.КОНОНЕНКО: Логика такая же. Я думаю, никакой искусственной сегрегации быть не должно: что экипаж только женский, только мужской. Если женщины или мужчины смогли пройти отбор и стали космонавтами, то ради бога. Е.ВОЛГИНА: Но женщин, насколько я понимаю, гораздо меньше, чем мужчин. Просто они не хотят или они отсеиваются? О.КОНОНЕНКО: Мне кажется, у нас в России менталитет немножко другой, у женщины другие приоритеты и ценности. Е.ВОЛГИНА: Не космос. О.КОНОНЕНКО: Не то, что «не космос», не карьера, скажем так. В массе своей женщина — это семья, это очаг, это дети и всё остальное. А совместить подготовку в космос с ведением домашнего хозяйства достаточно сложно. Но с учётом того, что наш быт в последнее время облегчается, достаточно много бытовых приборов, благодаря науке, на наших кухнях, то я думаю, что, может быть, российские женщины начнут более активно пробовать себя, отбираться в космос. Е.ВОЛГИНА: А нужны космосу туристы? О.КОНОНЕНКО: А почему нет? Е.ВОЛГИНА: Это дорогое развлечение или инвестиции? О.КОНОНЕНКО: Я думаю, что это, прежде всего, инвестиции на данный момент. Но когда технологии станут дешёвыми, я думаю, огромное количество людей будет летать на Луну в качестве туристов, точно так же, как они летают в другие места. На тот же Байкал, так же будут летать на Луну. Е.ВОЛГИНА: Как и на Байкал будут летать на Луну?! О.КОНОНЕНКО: Да. Е.ВОЛГИНА: Мне, честно говоря, сложно представить, что эти процессы можно настолько удешевить. О.КОНОНЕНКО: Мне пока тоже, но ничего нет невозможного. Ещё двадцать лет назад никто не предполагал, что можно иметь карманный телефон, тем более с функциями компьютера. Е.ВОЛГИНА: Наш слушатель говорит: «Космические программы работают ведь практически сами на себя. Но что прикладного они дают в жизни, кроме удовлетворения задач самих учёных?» О.КОНОНЕНКО: Даже неудобно перечислять: интернет, телефон, телевидение и всё остальное. Самое интересное, чем у нас лучше наука, чем более глубокие делаем эксперименты в космосе — у нас огромное количество инноваций, изобретений и всего остального. Те же системы жизнеобеспечения находят применение на Земле. Мы используем средства для очистки воды, такие же колонки очистки у нас находятся на борту. Эта технология в конечном итоге нашла применение и на Земле. Е.ВОЛГИНА: Я читала одно из ваших интервью, где вы говорили, что управление кораблём «Союз» сделали более эргономичным и сама ракета оцифрована, напичкана всем этим. Интересно вопрос двигателя. У Маска был проект двигателя Raptor. Есть ли задача менять двигатель ракеты? Какие перспективы в двигателестроении космических ракет? О.КОНОНЕНКО: У нас есть масса предприятий в России, которые этим занимаются. Двигатель Raptor, насколько я знаю, делал Мюллер, признанный авторитетный инженер в области двигателестроения в Америке. Он долгое время работал в NASA, перешёл, последние десять лет работал у Илона Маска и продолжал выполнять свои функции. Сейчас предприятие, которое расположено в Самаре, делает метановые двигатели. Отрабатывает двигатели на новых принципах, у нас делаются двигатели электроракетные. Удельный импульс у них маленький, но они могут бесконечно долго работать. Именно такие, наверное, двигатели мы будем использовать в будущем в перелётах. У нас есть предприятия, которые занимаются ядерной энергетикой, делают ядерные двигатели, которые мы будем тоже использовать в космосе. Работы эти ведутся, не останавливаются. Е.ВОЛГИНА: С целью чего? С целью опять же удешевления этого процесса или развития технологий в этом направлении? О.КОНОНЕНКО: В конечном итоге наша цель всё-таки не летать на околоземных орбитах. Для околоземных орбит достаточно двигателя на химическом топливе, а чтобы улететь с низкой орбиты куда-то дальше, нужны двигатели более мощные, более современные. Е.ВОЛГИНА: А что мешало американцам продолжать полёты на Луну? О.КОНОНЕНКО: Я думаю, тогда всё это делалось не с целью освоить Луну, а с целью показать преимущества той социальной системы, которая была в Соединённых Штатах. Е.ВОЛГИНА: Задачи были другие. О.КОНОНЕНКО: Я думаю, да, только из-за этого. Не секрет, что после высадки «Аполлона-11» на Луну, к «Аполлону-12» резко упал интерес, с «Аполлоном-13» произошла авария. «Аполлон-17» — уже мизерное количество людей наблюдало за деятельностью этого экипажа на Луне. Они свою миссию выполнили, они доказали: да, русские первые в космосе, да, русские первые вышли в открытый космос, но мы первые высадились на Луну. Е.ВОЛГИНА: А сейчас соревновательный дух присутствует или нет? О.КОНОНЕНКО: Мне кажется, что соревновательный дух, в принципе, неплох. Конечно, это является подстёгивающим элементом для инженеров, для конструкторов. Сейчас, мне кажется, такого соревновательного момента в мире не присутствует. Е.ВОЛГИНА: А, может, как раз не хватает? О.КОНОНЕНКО: Я считаю, что не хватает, в данном случае было бы здорово, если бы мы соревновались. Е.ВОЛГИНА: Потому что рутина какая-то возникла, в хорошем смысле «рутина». О.КОНОНЕНКО: Есть страна, которая пытается доминировать, берёт все остальные страны в качестве соисполнителя их проектов, их идей. А когда несколько стран работают, соревнуются, показывают, что их технологии лучше, а в конечном итоге они объединяются и идут к одной цели — это было бы здорово. Е.ВОЛГИНА: Олег Кононенко был с нами — Герой России, командир отряда космонавтов, замначальника Центра подготовки космонавтов имени Гагарина. Олег Дмитриевич, вас с праздником! О.КОНОНЕНКО: Спасибо.