В понедельник попрощаются с актрисой Озолиней, прошедшей "долгую дорогу в дюнах"

В понедельник, 12 июня, в рижском Театре Дайлес (в переводе это Художественный театр, когда-то имени поэта Яна Райниса) пройдет прощание с актрисой Лилитой Озолиней. Новость о ее смерти пришла пятого июня - как сообщил театр, "неожиданно".

Ей было 75. Пришла она в этот театр 19-летней, играла до последних дней. Но звездные роли ее остались связаны с кино - советским. Самая известная ее героиня - Марта из многосерийного фильма "Долгая дорога в дюнах", которая пронесла свою любовь через годы и невзгоды. Несколько лет назад картину показало латвийское телевидение - и поднялся скандал: там страшные легионеры со свастикой и "лесные братья" совсем не выглядят героями. Сама Лилита Озолиня старалась от всего этого держаться в стороне - но "Долгую дорогу в дюнах" считала самым важным и правдивым этапом своей жизни.

Драматург Дмитрий Минченок, много лет сохранявший теплые отношения с актрисой, делится сегодня с читателями "РГ" воспоминанием об одном эпизоде. Кажется, он мимолетный - но так много говорит. О времени и одиночестве. А может и о чем-то большем. Давайте вспомним вместе с ним - прекрасную актрису с космическим именем Лилит Озолиня.

* * *

Я помню ее разной: и твердой, и мягкой, и нежной. Никогда она не была надменной - хотя в ней никогда не исчезало что-то королевское.

Одно их светлых воспоминаний связано с зимой того года, когда в театре "Дайлес" шла моя пьеса о Кармен глазами быка, которого убьет тореадор. История появления пьесы в репертуаре театра, чужая фамилия автора под моим текстом, конечно, не могли меня не волновать. Я приехал в "Дайлес", где меня ждали с напряжением. Ситуация была не из приятных. Я смотрел спектакль, не понимая, как можно было так убить пьесу.

На следующий день - пока я ждал директора Андриса Витолса - его помощница просила меня успокоиться. Я рассмеялся: неужели кажусь таким нервным? И тут - дверь отворилась и в кабинет вошла она - Лилита Озолиня!

Она была в зеленой юбке и каком-то не очень теплом пальто. Мельком бросила на меня взгляд и начала что-то обсуждать с помощницей директора, оборвала саму себя, обернулась ко мне и с интересом посмотрела.

- Это вы? Я вас не забыла.

Я поцеловал ей руку от неожиданности, как королеве. И начал рассказывать про тот давний счастливый приезд в Ригу с Олей Дубинской. Мы вдвоем читали лекции для первого курса рижских театроведов. Устроил "интеллектуальные гастроли" наш друг Георг Стражнов. Он, кажется, один делал для культуры Латвии столько, сколько мог делать целый департамент культуры. И он же познакомил нас с Лилитой. И в Москву я уезжал с первой большой беседой с Лилитой, которую потом опубликовали в столичной газете. Георг назвал то интервью "прекрасным", хотя Лилита ничего не хотела говорить о "Долгой дороге в дюнах". Оправдывалась: "Я живу другими вещами" - и улыбалась.

И вот спустя десяток лет и после дюжины коротких встреч в Москве, мы сидели втроем в кабинете директора театра "Дайлес", где она служила, и молчали.

- Так у вас премьера? На большой сцене? Я вас поздравляю.

- А у вас?

- У меня маленький спектакль на малой.

Мы оба рассмеялись.

- Георг Стражновс, - неожиданно сказал я, как пароль.

- Я помню. Он нас познакомил. Ваше интервью тогда здесь перепечатали и меня ругали, почему я говорила с вами, и не говорила с ними. На самом деле прошло не так много лет.

- На самом деле уже порядком.

После первых триумфальных гастролей театра Виктюка в Риге, которые я помог организовать Георгу, мы с ним стали почти друзьями.

- Почему вы грустный? - спросила Лилита. И улыбнулась, словно извинялась своей проницательности. Скорбь была постоянной гостьей на ее лице. Она делала ее улыбку загадочной. Лилита это знала. Но пользовалась ли специально?

Я промолчал.

- А давайте пить чай, - неожиданно предложила она и посмотрела на хозяйку кабинета, как будто эта мысль должна была привести ее в восторг. Хозяйка тут же вынесла чашки на блюдцах. Из чашек уже шел пар, как будто в них пылал "пепел Клааса".

- А вы пьете дома варенье с чаем?

Лилита спросила это как загадку.

- Сейчас мало кто пьет варенье с чаем, а меня бабушка в детстве всегда лечила только чаем с медом. Сейчас, когда заболевают, начинают спорить, какие антибиотики пить лучше? А мне кажется, что надо просто пить чай с медом, потому что это любовь. Лечит только она. Бабушки это знали.

И она грустно улыбнулась.

- Что нового в Москве?

- Что нового у вас?

- Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

- Только с теми, кем восхищаюсь.

- Все мужчины почему-то считают себя обязанными при встрече со мной становиться галантными. А я хочу, чтобы все оставались просто дружественными. Тепло - это очень большая редкость.

Я сказал, что хотел бы написать для Лилиты особенную пьесу. Она улыбнулась еще грустнее.

- Мне трудно угодить.

Я засмеялся. Все разговоры о фантазиях Лилите кажутся ненастоящими.

- Иногда мне кажется, что я ошиблась профессией, - сказала она неожиданно резким и низким голосом, который у нее выработала работа на сцене. И снова улыбнулась той самой улыбкой ребенка. Никто не мог бы так улыбкой одновременно сокращать - и делать непреодолимым - расстояние между собой и людьми.

- Вы знаете, это так здорово, когда человек может быть просто счастливым, - вдруг сказала она кротко, словно о чем-то своем.

- Я сегодня купила шляпку, посмотри, - сказала она помощнице директора и достала из пакета шляпку. Надела. Помощница закивала головой, а Лилита обернулась ко мне.

- Мне идет эта шляпка?

Врать ей нельзя. Шляпка мала. Но мне казалось, что не этого она ждала.

- Очень идет, - ответил я.

В конце концов, я ничего не понимаю в шляпках - может, они и должны быть такими крошечными.

Повисла пауза. Я быстро поднялся.

- Мне пора.

- Я жду от вас пьесу.

На самом деле торопиться было некуда. Просто показалось, что Лилите надо было в ту минуту что-то обсудить с той женщиной-помощницей. Такое было ощущение: что чувствует себя Лилита самой одинокой женщиной в мире - и одновременно хочет это чувство прекратить.

Теперь все прекратилось.