"Оля, когда же мы поревем?" — "Вам надо, вы и ревите!" История про рак, любовь и сырники

"А что у вас лицо такое грустное?" — "Вообще-то у меня рак!"

"Я же постоянно во что-то влипаю. То у меня перелом копчика на ровном месте — упала неудачно. То ногу сломала, то машину угнали. Со мной и так все время что-то происходит, а тут — рак".

Ольге Эбич 38, она работает в благотворительном фонде помощи хосписам "Вера". Когда-то была волонтером, потом координатором, а сейчас ищет деньги под проекты фонда и исполняет чужие мечты: может устроить пациентке встречу с Егором Кридом или разговор по видео с Джаредом Лето. По работе Оля часто видит онкобольных людей, ее отец умер от рака, и она "всегда понимала, что никто ни от чего не застрахован", но как-то не тревожилась. И проверяться не ходила.

А в мае прошлого года на отдыхе у нее заболела грудь. Врач сказала: "Мне не нравится, будем делать биопсию". "За результатами таких анализов по-хорошему надо приходить лично. Но я же не знала, что у меня рак будет! Попросила — придет анализ, маякни. Врач позвонила и сказала: "Там нехорошее, с которым нужно будет решать". Я сразу все поняла".

Первой, кому позвонила Оля, была учредитель фонда "Вера" Нюта Федермессер. "Она спросила: "Хотите приехать пореветь?" Я подумала: "Ну, в принципе, повод-то стоящий!" Надела красивое платье…" Они сидели в Первом московском хосписе, где Оля когда-то работала, и Нюта сказала: "Ну что, пойдем палату выберем?" Это нормальный юмор людей, работающих в паллиативной помощи: они читают книжки о смерти в самолетах, легко о ней говорят и довольно часто знают, в каком хосписе и какой палате предпочли бы умирать, "если что". Оля тоже знает: "Там есть одна с отдельным входом".

Рак груди хорошо поддается лечению, стадия была ранняя, а из-за работы у Оли много друзей в медицине. Поэтому она знала, "куда бежать". "Я задавала медикам ужасные вопросы. "А если бы у твоей жены был рак, к какому хирургу ты бы ее отправил?" Мне врач говорит: "Оля, нельзя так спрашивать! Ну, вот к этому хирургу". Говорю: "Хорошо, я пойду к ней. А химиотерапию какую бы делали?.." Ну извините, у меня рак, мне это важно!"

Рак оказался агрессивным, и Оля старалась все делать максимально быстро, "как тушканчик-паникер". Даже на операцию записалась, еще не получив результата какого-то важного анализа — он пришел буквально накануне. Тут ей повезло: была возможность лечиться за деньги, не пришлось ждать очереди и квот. От постановки диагноза до операции прошло две недели. Впрочем, у Олиной подруги, лечившейся по ОМС, на это ушло три недели — так что бесплатно тоже бывает быстро. Хотя, наверное, в каких-то случаях эти семь дней могут стать решающими.

"Я понимала, что как раньше больше не будет. Но у меня не было времени переживать", — говорит она. На самом деле Оля, конечно, переживала. Просто не из-за болезни.

Он сказал: "Это будет отличная строчка в резюме"

Теперь у Ольги и ее подруг есть шутка: "Когда Оля гуглила "совместимость Скорпиона и Рака", она не это имела в виду". Рак — по гороскопу — Максим, ее мужчина, "красивый, умный, высокий, просто фантастический".

Они познакомились четыре года назад в Доме милосердия кузнеца Лобова в Поречье, которому помогает "Вера". Максим — региональный чиновник, он давно дружит с фондом. У Оли в списке контактов есть самые разные люди, в том числе и с очень высокими должностями, — она всегда налаживает связи со всеми, с кем может. И с Максимом общалась так же, как с другими, — присылала фотографии из Поречья, приглашала приехать. "Но он был женат, а я "не такая", — смеется Оля. — Поэтому я ни о чем таком не думала". Как-то Максим приехал в Москву, позвал Ольгу на кофе, а общая знакомая рассказала ей, что он развелся. Кофе обернулся ужином с вином. "Он был за рулем, а я нет. Официант спросил: "Бокальчик или бутылочку?" Он на меня посмотрел и сказал: "Бутылочку".

Оля — мастер спорта по академической гребле, отдала ей восемь лет. Максим занимается единоборствами, хоккеем и лыжами. Оле не нравится, когда ей дарят цветы, — а Максим не любит их дарить. Он открывает ей дверь в машине, а она из-за этого "чувствует себя королевой". А еще они говорили друг другу, что любят "расти над собой, преодолевать". Оля смеется: "И тут — рак. Ну что? Любите — преодолевайте!"

Ольга решила расстаться. Они были вместе всего полтора месяца и даже не успели толком друг друга узнать. Ей казалось, так будет лучше для него: "Он заслуживает самого хорошего, а не меня с непонятной стадией! Даже если он меня не бросит, то будет со мной только потому, что порядочный". Еще она была уверена, что станет "грымзой редкостной", ведь лечить рак тяжело и больно. И внешне тоже изменится: "Он же красавчик, с ним хочется быть достойной, а я буду лысая, как коленка, без бровей и ресниц…" Но ее убедили дать Максиму возможность самому решить, готов ли он к такому.

Оля еще "пыталась отсекаться". Но, когда приходили плохие новости, ей нужна была поддержка. "Потом мой врач сказала: "Не переживай, если что, он сам тебя бросит". А когда я рассказала Максу шутку про Рака и Скорпиона, он долго ржал и ответил: "От одного мы избавимся, и я останусь у тебя единственным".

"Хрен его знает, будет оно, "завтра", или нет"

"Я каждой медсестре, каждому врачу рассказывала, как я влюбилась. Не уверена, что им хотелось это слышать!" — смеется Оля. Ее жалели — молодая, без детей, работает в благотворительности. А ей важно было проговаривать, что у нее "все хорошо: он меня не бросил, он рядом". Перед операцией врач даже спросила Ольгу, почему она не плачет. "Я говорю: слушайте, а кому от этого будет легче? Мне? Нет. Вам? Я вам нервы попорчу, а мне нужно, чтобы вы были довольные". С подругами у нее был "раковый плейлист — дурацкие песни, которые навязываются и отвлекают". И "мемасики про рак" они друг другу присылали. По дороге в больницу пели в машине "Это все, что останется после меня". Кто-то даже однажды забыл отвезти Олю сдавать анализы. "Я говорю: "Эх, подруги!" Но мне было смешно. Это важно — они за меня переживали, но не жалели".

Опухоль оказалась маленькой, и был шанс, что химиотерапия не понадобится. Но два врача сказали, что делать ее придется: риск рецидива в первые полгода — два очень высок. "Химий" было четыре — с трехнедельными перерывами между сеансами. "На каждый я приезжала в новом платье, — смеется Оля. — Потому что это то, на что я могу повлиять. Я не могу сделать так, чтобы у меня не было рака. А новое платье купить могу. Это недорого! Я умею находить дешевые хорошие вещи, вот сейчас на мне юбочка за 800 рублей и кофточка за 500". Сеанс длится три — четыре часа. В процессе пациент из-за специальных препаратов находится в полудреме, а сразу после состояние — "как сильная простуда и два раза очень сильное похмелье, одновременно". А потом начинаются побочки.

Оля всю жизнь носила локоны до талии, в крайнем случае чуть ниже лопаток. Каре она впервые отстригла после "химии". Но это не помогло. Однажды Максим в шутку дернул ее за волосы — мол, не вылезают же. Оля дернула сама — и вытащила целый клок. Потом на его дне рождения она увидела, что весь пол усыпан ее волосами. "Это очень тяжело — когда ты идешь, а за тобой ковер волос. Мне тогда дали резиночку, я сделала хвостик. И назавтра пошла бриться". Больше всего она расстраивалась в тот день из-за "неправильного", не подходящего к новому образу платья: "Я хотела надеть другое, но испачкала его на выходе. Поэтому потом купила себе топик и юбку".

После была лучевая терапия, и в клинике Оля заметила, что многие девушки ходят в париках. "Один хороший парик стоит дороже курса моей химиотерапии. Не уверена, что стоит тратить такие деньги, когда они нужны тебе на другое. Нет, я всех поддерживаю, кому как комфортно, но меня корежило от мысли о парике. Для меня это как будто отрицание диагноза". В какой-то момент Оля заметила, что некоторые пациентки, с которыми она сталкивалась в коридорах, тоже стали ходить без париков. "И если я была лысая-лысая, как коленка, то они-то обросшие! Я думаю: и вы с такой шевелюрой ходили в парике? Вы такие классные, красивые!"

Стояло лето, и тем, кто не знал про болезнь, Оля говорила: "Ну а что, жара на улице, я решила сделать покороче". Все друзья хотели погладить ее по голове: "Я чувствовала себя котиком". Она стала носить длинные серьги и приделала к очкам цепочку. И купила ярко-розовый плащ. На самом деле это было желание "спрятаться", отвлечь от себя внимание одеждой. "Сейчас я понимаю, что могла бы еще только стрелку над собой поставить, если кто вдруг не заметил! — смеется она. — Столько внимания и предложений от мужчин я не получала вообще никогда в жизни, даже в мои лучшие годы, когда я была худая и красивая!"

Все это — с отеками и ожогами от лучевой терапии (они выглядят как ожог от солнца и не проходят по полтора месяца). С тем, что бросает то в холод, то в жар. С каплями для глаз: ведь ресницы тоже выпадают, а они у нас для защиты. С ногтями, которые "сходили" в некоторых местах до половины, оставляя голую кожу, — а это очень больно.

"Ну давай, реви!" — "Не получается!"

"Если бы не рак — я бы точно испортила что-то с Максимом, — уверена Оля. — Я бы думала: а за что мне такое счастье, такой идеальный мужчина, я его достойна? Со мной же не может чего-то нормального случиться! Обязательно должен быть какой-то косяк. И бац — вот он! Значит, в остальном все будет идеально. Плохое уже произошло".

Вообще-то Оля не любит, когда из рака делают что-то большее, чем болезнь, ищут в нем какие-то "смыслы" и считают или наказанием, или уроком. Ей даже выражение "бороться с раком" не нравится: "Мы не на ринге. Это просто фигня, которая случается". Но из-за этой "фигни" они с ее мужчиной меньше чем за год отношений прошли столько, сколько не все пары проходят и за десять лет. И во многом из-за этого научились разговаривать.

Когда они только начали встречаться, Максим любил есть в кафе. А Оле важно готовить — что для мужчины, что для подруг: так она проявляет любовь. Однажды они возвращались откуда-то ночью, он был голодный, и Оля в очередной раз ему это объясняла. Он сдался — и она в три часа ночи приготовила ему сырники. Уже во время "химии", когда Оле было плохо, она все равно вставала к плите, хотя Максим возражал, — ей так было нужно. И как-то "бахнула" 400 г творога, а не 200. "А он все съел, потому что знал, что меня это радует. Представляешь? Бедный, несчастный, я ему так сопереживаю!"

Оля смеется, что "уже стóит, как хорошая тачка". Здесь и ее деньги, и деньги Максима, и помощь друзей. "Я думала: буду платить за операцию — наконец-то поплачу, ведь это деньги! Но не сложилось, мы с девками опять ржали. Они мне: "Ну давай, реви". Я: "Не получается!" И сейчас они иногда говорят: "Оля, да когда же мы уже поревем?" Я им: "Вам надо, вы и ревите! Ко мне какие вопросы?"

Сейчас Оле хочется "делать больше" на работе: "Мне дали второй шанс пожить, значит, я должна приносить больше пользы". Коллеги просят "быть спокойнее" и все-таки дать себе время восстановиться. У нее уже больше сил — недавно вот ворчала, когда Максиму не понравилась выбранная ею гостиница, и он сказал: "Слушай, а какая же ты душнила! Когда ты лечилась, ты не нудила!" Оля смеется: тогда просто не хотелось тратить на это ресурсы. А теперь они есть. Но она и сейчас ходит по квартире ссутулившись — все еще болят мышцы и бывают отеки. И еще десять лет ей нужно пить лекарство. Это — при хорошем раскладе, то есть если рецидива не будет. А риск высокий — но тут все индивидуально и непонятно, "как пойдет". И Оля знает: "Я сделала все возможное. Я молодец. Дальше все в руках Господа".

А еще она говорит, что теперь научилась быть счастливой.

"Я всегда думала, что не заслуживаю счастья. А его, оказывается, и не надо заслуживать, прикинь? Какое откровение".

Когда Ольга Эбич рассказала о своей болезни в соцсетях, некоторые ее знакомые пошли проверяться — и у четырех из них тоже обнаружили рак. "Девочки, идите проверьтесь, пожалуйста. Это важно", — говорит Оля.

Один из самых любимых проектов Оли — Дом милосердия кузнеца Лобова в Поречье, тот самый, где она познакомилась с Максимом. Если вы хотите ее порадовать, помочь проекту можно здесь.

Бэлла Волкова

ТАСС не поддерживает употребление алкоголя