Убийство известного футболиста, комментатора и агента Юрия Тишкова: новые подробности спустя 19 лет, воспоминания друзей

Известный футболист и начинающий агент предчувствовал свою гибель?

Поколение 1970-1971 годов рождения в советском футболе было невероятно, по нынешним временам просто сказочно богато талантами. Торпедовец Тишков в той плеяде считался одним из самых одарённых: вызывался в молодёжную и олимпийскую сборные Союза, делал дубль в финале Кубка СССР, забивал «Реалу», гонял на смотрины в Англию. Многообещающую карьеру сломала жуткая травма — открытый перелом малой берцовой кости в 22 года. После неё заиграть, как прежде, Юрий не сумел — и в 28 оставил футбол. А в 31 — погиб.

Нарочито зверское (около трёх десятков колото-режущих ран) убийство на Дмитровском шоссе Москвы в ночь с 10 на 11 января 2003 года стало самым резонансным преступлением в истории росфутбола. Да так и осталось «висяком» на жаргоне оперативников. Дело не раскрыли — и, судя по свидетельствам родственников, не очень-то пытались. Слишком много известных фамилий, официальных лиц РФПЛ и теневых решал в нём фигурировало (в качестве свидетелей). Убийцу не нашли, заказчиков — тем более. Но в памяти людей футболист Тишков остался вне зависимости от результатов расследования. А каким человеком он был? Как прожил последние дни? В 19-ю годовщину смерти близкие друзья вспоминают Юрия.

«Следователь уверял: «Главное — не упустить время». А через месяц или два его отстранили от дела»

Игорь Симутенков всего два сезона пробыл одноклубником Тишкова. Но этого времени двум ярким нападающим хватило, чтобы сродниться. «У нас с Юрой два года разницы: он 1971 года, я — 1973-го. Раньше на первенстве Москвы как было: младшие возраста играли утром, а потом оставались до вечера смотреть старших. У «Торпедо» хорошая команда была. Тишков выделялся. А вместе мы впервые сыграли в олимпийской сборной СССР, в 1990-м. Хорошо запомнил, как готовились к стыковому матчу с Италией на базе «Таврии» в Симферополе. Ближе сошлись уже в «Динамо». Да, формально мы были конкурентами (там ещё и Дима Черышев на место в составе претендовал), но всегда оставались друзьями. Он радовался моим успехам, я — его.

На поле Юра был бесстрашным парнем, с характером, лез во все стыки. А в жизни — скромный, эрудированный, начитанный, воспитанный человек. Это притягивало к нему. Мы и женились почти одновременно: я в декабре 1993-го, а он — следующим летом. Юра был у меня свидетелем на свадьбе, крестил моего второго сына. Родня, считайте. Думаю, ещё до «Динамо», после ярких матчей с «Торпедо» в Кубке УЕФА, у него были варианты в Европе. Он и сам, наверное, был не прочь попробовать себя за рубежом. Травма в Коломне стала для него тяжёлым ударом…

Я был в запасе, когда это случилось. Мне крикнули: «Разминайся». Ребята на поле всё сразу поняли. По их реакции было ясно: произошло что-то страшное.

Через день или два мы поехали навестить Юру после операции в первый диспансер на Курской. Условия там были не лучшие — по 5-6 человек в палате лежало. Естественно, для него эта травма стала огромным внутренним потрясением. Но, как бы тяжело ни было на душе, он старался держаться бодро. Процесс восстановления тоже давался ему мучительно сложно. Врачи вообще рекомендовали заканчивать с футболом. Когда он всё-таки вернулся, это уже был не тот Юра Тишков, что прежде. Больше года человек пропустил! Не могу сказать, что выпадал из игры, но в дальнейшем последствия травмы дали о себе знать.

Когда я уехал в Италию, а потом в Испанию, мы всё равно оставались на связи. Созванивались раз в пару недель, встречались, когда я наездами бывал в Москве. Помню, ходили вместе на какой-то матч «Динамо»: Юра комментировал, а я — смотрел зрителем. Однажды у него дома Новый год справляли компанией.

Юра рано закончил, но мне казалось, что в его случае этот переход прошёл безболезненно. Он быстро переключился на другие занятия: работал на телевидении, изучал право. Человек футбольный, Тишков доступно объяснял зрителям, что и почему происходит на поле. Приятно было слушать.

Когда происходит такая беда, мозг фиксирует последние встречи, слова. Мне запомнилась одна его фраза, сказанная по телефону где-то за неделю до трагедии: «Боюсь, сейчас начнётся подъездная война». Видимо, кто-то угрожал, раз такие слова прозвучали. А виделись мы в последний раз дней за пять до случившегося — перед его отъездом в Питер на турнир Гранаткина. Как обычно, встретились, посидели семьями… Возвращаюсь в Америку на предсезонку «Канзас-Сити», а на следующий день звонок общего друга из Москвы: «Только что по радио передали, что Юру убили у подъезда своего дома…» Тут у меня эта «подъездная война» и всплыла в памяти…

Я сразу пошёл к руководству клуба, объяснил ситуацию: близкий человек, друг погиб. Генеральный директор и менеджер «Канзаса» были не совсем довольны: только прилетел, как нужно лететь назад. Но вошли в положение, отпустили на похороны. Организационных моментов было много. Максим Чельцов, Игорь Чугайнов, Игорь Черевченко очень помогли семье. Мы ездили в Лефортовский морг на опознание. Процедура, сами понимаете, не для слабонервных. День похорон прошёл как в тумане.

Хорошо ещё, что мы с товарищем (он тоже из органов) оказались рядом. А если бы Лена одна была? Представляете её состояние?.. На первых порах была надежда, что убийство Юры раскроют. Следователь уверял: «Хотим найти. Главное — не упустить время, по горячим следам достать». А через месяц или два я узнал, что его отстранили от дела…»

«Хоть убей, не могу представить тебя агентом»

Известный тележурналист и многолетний пресс-атташе сборной России Илья Казаков был одним из последних, кто общался с Тишковым. Вот его история. «Сейчас уже не вспомню, что стало первопричиной нашего знакомства, но точно не комментаторская работа. Комментировать Юра начал на ТВЦ в паре с Гришей Твалтвадзе. Я про него снимал какую-то программу — вероятно, после этого и начали общаться. А потом уже эти отношения переросли в дружбу. Ты вот сейчас звонишь, а я до сих пор наизусть помню номер его домашнего телефона: 976-42… Правда, не знаю, живут там Лена и сын Женя или нет. Связь давно оборвалась.

Юра был человек весёлый, умный и вместе с тем крайне щепетильный — большая редкость для футболистов. Мне с ним было легко и интересно. Он хотел оставаться молодым, модным. Лёгкую хромоту — последствия того самого страшного перелома, а потом ещё рецидива в Казани — воспринимал с одной стороны как данность, которая вроде как и жить не мешает, а с другой — как только что посаженное на брючину костюма пятно. Из-за травмы, кстати, «Рубин» и не хотел ему выплачивать положенное по контракту. Юрка судился с ними — и это дело выиграл.

Он стремился расти: выучился на юриста, получил агентскую лицензию и не стеснялся задавать вопросы. При этом у самого всегда была наготове куча поговорок. Про Тишкова говорили как про очень открытого человека, но уже тогда в нём чувствовались изменения. Он больше задумывался над вопросами, тщательнее подбирал слова. Агентский бизнес непрост в любой стране, а у нас он только формировался.

Помню, перед поездкой в Петербург, к Аршавину, Юра интересовался моим мнением, на кого из молодых ещё стоит обратить внимание. Я-то «Зенит» тогда часто комментировал. Но дополнительно решил навести справки у знакомых ребят из «33-го сектора» — легендарного фанатского объединения. Если не ошибаюсь, уже после смерти Юры Андрей какую-то сумму денег то ли Лене, то ли его маме передал. Меня это не удивило — в футбольном мирке к нему с теплотой относились. Я потом читал, якобы Валентин Козьмич Иванов предостерегал его: «Ну куда ты лезешь?» Со мной Юра такие вопросы не обсуждал. У меня прежде был опыт такого приятельского общения только с Костей Сарсанией, с которым мы познакомились в 1999 году. Наверняка он тоже имел в агентском бизнесе какие-то сложности, но умудрялся все эти истории переводить в разряд анекдотов, без намёка на криминал. А Юра и криминал вообще казались несовместимыми. Как-то зашёл на ЗИЛе в комментаторскую, а перед Тишковым на столе папочки аккуратно разложены, как инструменты в операционной. Чистота, порядок. Представить, что такой человек может столкнуться с какими-то проблемами, мне по наивности было сложно. Был уверен, что у него всё чётко — по букве закона и регламентов.

Мы по несколько раз в неделю созванивались. А 11 января 2003-го с утра звонит другой Юра, Черданцев. У него был 12-часовой выпуск «Свободного удара» на НТВ+. «Илюха, тут какая-то странная история — ходят слухи, что Тишкова убили. Можешь проверить?» А я буквально накануне или за день с ним разговаривал. Холодеющими руками набираю ему на домашний. Трубку берёт женщина, по голосу явно не Лена Тишкова.

Когда его хоронили, кажется, у всех присутствующих было такое дикое ощущение, словно огрели мешком по голове… Он мне не снится, нет, но эмоции, голос по-прежнему в памяти. Как вечно чёлку свою разлетающуюся поправлял. Как, прихрамывая, взбирался в комментаторскую на «Торпедо». Как, задумываясь, почёсывал родинку между бровями. Как пили кофе, смеялись…

В голове засела моя оговорка из нашего интервью — только после смерти Юры, пересматривая запись, обратил на неё внимание. Я делал на «Плюсе» программу с незамысловатым названием «Диагональ» — что-то вроде двойного портрета. Юра участвовал как начинающий агент. Это было, наверное, его единственное большое телевизионное интервью. И вот мы сидим в гостиной его советской трёшки, в высотке у Тимирязевской академии. Классическая обстановка: мягкая мебель, стенка, Юрины награды, тщательно расставленные оператором у него за спиной для красивого фона. И я ему говорю: «Хоть убей, не могу представить тебя агентом». Юра только рассмеялся…»