"Свое, по-своему, сами". Как Света и Саша переехали из психоневрологического интерната

"Сколько буду здесь жить, лет пять, три?"

— Сашка, сколько тебе лет? — спрашивает Света.

— 32 года.

— Ну вот, значит, и моей подруге Наташке столько.

Саша и Света вместе уже два года, он называет ее "моя", и они надеются когда-нибудь пожениться. Света не помнит, сколько ему лет, с трудом может написать собственное имя, говорит с ошибками и очень плохо читает. Ей 25, она работает уборщицей. Работать хотела всегда: "Чтоб денежка была, чтоб можно было что-то приобрести". До 23 лет Света не могла сама себе купить даже дезодорант — приходилось просить у подруг.

Когда Саша видит полицейскую машину, то говорит: "О, мои друзья едут!" Хотел бы работать в полиции: "Но меня не возьмут. Это ежу понятно". И мечтает когда-нибудь полетать на вертолете. Саша собирает мозаики из стразов. Говорит, что может собрать и разобрать велосипед и вообще починить все что угодно: "Я самоучка". Еще говорит, что сам научился водить машину: "Автобус стоял в гараже, там были ключи. Я завел, на газ дал и немного вперед прокатился…" Он знает, что официально ему никто не даст попробовать водить. И права он, скорее всего, никогда не получит.

У Саши и Светы умеренная умственная отсталость. Саша — недееспособный. Оба окончили по пять классов — не потянули программу. Света живет в интернатах с 11 лет. Саша — сколько себя помнит. Они родились и выросли в Нижегородской области, жили в разных учреждениях, а последние годы — в Борском психоневрологическом интернате (ПНИ). Там познакомились и стали встречаться.

В феврале этого года в интернат приехала Нюта Федермессер с командой проекта "Регион заботы". "Прошлись по учреждению, говорят: "Расскажите, что у вас здесь плохо? А то все говорят, что все хорошо", — вспоминает Саша. — И моя стала говорить, что я недееспособный, но что мы хотим выйти в социум, чтобы жить нормально. Нас возили к губернатору… И предложили забрать в спецжилдом". Это дома в Нижегородской области, выделенные правительством для людей в трудной жизненной ситуации. Летом ребята переехали в одно из таких жилищ в Богородске — городке в часе езды от Нижнего Новгорода.

По квартире ходит большой белый кот. Это Сашин. "Морис, он со мной в интернате жил". "А как в интернате с котом?" — удивляюсь я. "Обыкновенно", — говорит Саша. У Светы тоже есть кошка, но она осталась в учреждении: "Одного-то с трудом разрешили". Эту кошку Света забрала у сотрудницы интерната: "Она сказала, у еешней дочери аллергия, и если никому не надо, она его убьет". Саше Морис достался так же.

Две комнаты, кухня, большой балкон. "Эту мебель я собрал сам", — говорит Саша, показывая кровать и комод в спальне. В другой комнатке — шкаф, кресла и диван. На диване — плед, который Света как-то подарила Саше. Под потолком висят гелевые шары — цифры 2 и 5. Это Светины — у нее сегодня юбилей. Первый за много лет день рождения, который она проводит не в интернате. "Всегда мечтала о таких шарах. Красиво! Я не знала раньше, где они продаются".

В каждой комнате — по телевизору. Свои — купили еще в ПНИ.

— Если Света захотела свое посмотреть, я могу посмотреть свое здесь, мы мешать друг другу не будем, — рассуждает Саша.

— Мы со временем хочем сделать другую обстановку, по-своему, — говорит Света. — Я не знаю, сколько буду здесь жить, лет пять, три? Но чтобы уют создать, я хочу обои поменять. Посветлее в тамбуре сделать.

Они часто повторяют: свое, по-своему, сами. В интернате "хотели, чтобы по-ихнему было", говорит Света. Чтоб зарядку делали, например. А отлыниваешь — ругают. "Нам говорили: вот вы рветесь все на волю, а там очень тяжело. Да, в каком-то смысле тяжело. Мы всегда жили внутри системы, где тебе поесть приготовят, за тебя че-то сделают, решат, — говорит Саша. — А тут придется думать самим".

"Че я видела дома? Одно пьянство, и все"

— Я со своей матерью общаюсь. Только она от меня требует денежек, — буднично говорит Света. — Мама пьет, не просыхает. Она взяла кредиты и говорит: "Свет, погасишь?" Я говорю: "А где я тебе такие деньги возьму?"

У Светы есть накопленные "детские" пособия, но почему ей не хочется выплачивать кредит за пьющую маму, объяснять не нужно. Ее забрали из семьи в 11 лет. "Тогда было страшно, я плакала, — говорит она. — Но я рада все-таки, что оказалась в детдоме. В семье есть нечего было. Че я видела дома? Одно пьянство, и все".

И сейчас, когда Света приезжает навестить бабушку — единственную, кто как-то за ней присматривал в семье, — она видит там "одно пьянство". Одна сестра до сих пор в детском доме, у другой уже есть дочь. "Племянница моя, Катюшка", — показывает фотографию Света. Брата "повесили прямо дома за долги". Еще одна сестра "умерла от алкоголизма". Двое ее детей "хулиганы стали, недавно ментов вызвали, а бабушке штраф вписали за ложный вызов". "Я переживаю… не знаю, все трясется, блин, — говорит она. — Я жила в детском доме, знаю, как там. Я не хочу, чтобы их забрали и они там жили. А я, наверное, их не смогу взять".

Света говорит, что если бы не детдом, она была бы "как сестра старшая, на кладбище". Но в детдоме ей было плохо. "Там обижают, наказывают… там ничего хорошего. Гулять можно по времени, постоянно в комнате сидеть…" В психоневрологическом интернате, по ее словам, посвободнее, "по территории не по времени гуляешь". "Но в девять вечера все равно в корпус идешь", — говорит Саша.

Выпускникам детских домов после 18 лет положены квартиры от государства. Света ее не получила. Как она говорит, администрация решила, что девушка не сможет жить самостоятельно: "Глупенькой меня посчитали". "Может, потому что речь плохая была", — рассуждает Саша. Сейчас у Светы речь бойкая и вполне понятная — хотя и слышно, что когда-то ей не хватило логопеда и учителя русского языка. Но их и правда не хватило.

Света переехала из детского дома в психоневрологический интернат только в 23 года. Примерно тогда же она впервые стала получать на руки пенсию — до этого ее почему-то не давали. "Пошла сразу за моющим", — говорит она. "Моющим" Света называет шампуни, мыло и бытовую химию. В интернатах их, конечно, выдают — какие-то простые и недорогие. "А хотелось […]", — Света называет марку шампуня из известной рекламы. Хотелось свой дезодорант, свою тушь и подводку для глаз — чтобы не брать у подружек, у которых деньги водились от родственников. Хотелось одежды. В детском доме выдавали шорты, майки и пижамы, но хотелось платьев и юбок — "что девчонки хотят". И красивого нижнего белья. "С кружевом?" — улыбаюсь я. "Да!" — смущается Света.

"Маму я вообще не помню"

"Я люблю справедливость и когда все по закону, а не как дядя Ваня придумал", — говорит Саша. Ребенком он иногда сбегал из детдома и сам же шел в отделение милиции. Говорит, они давали ему померить форму и сами отвозили обратно. В 18 лет его перевели во взрослый интернат и признали недееспособным. Как это произошло — Саша не знает, говорит, просто врач пришла и сказала. "За меня все решили. Я стал возмущаться, а что возмущаться?"

Саша никогда не жил дома. "Я с рождения в доме малютки, — рассказывает он. — Маму я вообще не помню. Мне говорили — найди ее. А я — она меня бросила, что я, должен ее искать?"

Он только знает, что его мать сидела, а отец работал в милиции/полиции. Об этом ему рассказала сестра — тоже интернатская девочка. Они жили в разных учреждениях, но пересекались на спортивных сборах — оба занимались настольным теннисом. Каждый год виделись, но не знали, что они брат и сестра. А потом девчонки двух интернатов поругались. Саша говорит, что так часто бывает: "Начинают говорить: "У нас хорошо, у вас стремно, у нас это можно, а у вас нельзя…" В общем, стали оскорблять друг друга и пришли к Саше за помощью.

— А почему к тебе? — не понимаю я.

— Потому что самый умный, — усмехается Саша. — Я люблю, когда все законно, порядочно и проблемы решаются мирно, а не руганью. Так ничего не решишь, надо диалог находить. У меня же папа был полицейский, наверное, гены. Они обратились ко мне как к полицейскому, чтобы я урегулировал этот вопрос.

Саша стал разговаривать с девушкой и выяснил, что у них одинаковые не только фамилии, но и отчества. Попросили директоров интернатов проверить документы — и оказалось, что они брат и сестра. Саша перевелся в "ее" учреждение. "Конечно, лучше стало — родная кровь, есть на кого опереться!" — говорит он. Потом сестра вышла замуж и уехала из интерната, и Саша снова перевелся — не хотел там оставаться без нее.

А через несколько лет в Борский ПНИ, где теперь жил Саша, приехала Света. Она была с парнем. Но вскоре его забрала к себе бабушка: "Она меня любила, хотела нас вместе забрать. А он сказал: "Не надо, она мне весь мозг съест". Он хам! Таких парней не встретишь, как его". Света после этой истории никаких отношений не хотела.

— Она просто думала, что все парни такие же, как он, — говорит Саша.

— А Сашка настаивал, — говорит она.

— Девушек много было, но не то! — объясняет он. — Мне надо, чтобы человек меня понимал. Не от балды что-нибудь говорил.

Однажды Свету отругали сотрудники интерната. Она тогда еще не получала пенсию из-за каких-то бюрократических сложностей, не могла купить бытовую химию и "мыла полы, но не моющим". И соседка по комнате на нее нажаловалась. "Я разревелась. Саша пошел с ними поговорил", — вспоминает она. Саша говорит, что к нему все приходили поплакаться: "У меня иногда целая комната забита народом. И каждого надо слушать. Пытаюсь всех успокоить…"

Вот так под чай и сериал "Верни мою любовь" (когда Саша его называет, Света смеется) все "потихонечку завязалось". Когда Саша ее в первый раз поцеловал, она "покричала чуть-чуть". "Но я ее добивался. И добился", — улыбается он.

— Света, а чем тебе с парнем стало лучше, чем без? — спрашиваю я.

— Не знаю… готовить для кого-то можно. Убиралась я у него в комнате… Свою заботу давала.

В интернате, конечно, кормят. Как говорит Саша — вполне нормально. Каши и яйца на завтрак, вареная курица и сосиски на обед, макароны, винегрет, овощные салаты. По пятницам — пельмени. "Но в шесть часов тебя покормят, и это все, — поясняет Саша. — А ты же не ложишься сразу спать — разговоры, телевизор смотришь, во время этого хочется кушать". Поэтому те, у кого есть свои деньги, покупают продукты и готовят сами. Только вот кухню администрация запирает, а ключи дает на время. "Успеешь за полчаса сделать — делай, не успеешь — уходи", — говорит Света. Хотя договориться "на подольше" можно — они с подругой даже пельмени лепили. А на праздники резали салаты и накрывали с друзьями стол.

— Ты сама вкуснее готовишь, чем в интернате? — спрашиваю я.

— Ну конечно, вкуснее, тут свое!

— Здесь можно добавить все что угодно в этот салат. А там че положили, то и будет, — говорит Саша.

Кажется, это и есть главная разница между жизнью в интернате и "на воле".

"Все равно мое будет"

"Мы хотели вместе спать, вместе готовить еду, — говорит Саша. — Решения самостоятельно принимать. Не кто-то за нас, а самостоятельно".

По словам ребят, пар в интернате было "нормально". И никому из них нельзя было вместе ночевать. Однажды Саша и Света это правило нарушили — "нас ругали, к директору вызывали, к заведующей". Люди выкручиваются — берут пропуска, уходят в город, гуляют. Там, где жили ребята, было по два человека в комнате. Это неплохо — Саше, который много кочевал по учреждениям, доводилось жить в палатах на 15 человек. Здесь можно было дождаться, пока сосед уйдет днем на работу, и уединиться. "Находили возможность заняться любовью", — честно отвечает Саша на мой вопрос. Но засыпать и просыпаться вместе — это все-таки совсем другое.

В интернате Саша работал дворником. "Я до сих пор встаю в шесть. Привычка, автомат уже". Он и теперь там числится, поэтому сейчас работы у него нет. Света "на калым ходила" — то есть мыла у кого-то окна и убиралась. Какое-то время работала в кафе — мыла посуду, чистила овощи и фрукты, делала уборку. Говорит, это не только для денег, но и чтобы "чем-то себя увлекать".

— Чем-то себя занять, — поправляет Саша. Он вообще часто подыскивает для "своей" нужные слова.

— Занять, — соглашается Света. — Но и увлекать тоже, Саша, там проходили свадьбы… Приятно смотреть, красиво.

У Саши сейчас идет суд по восстановлению дееспособности. Пока ее не восстановят, они не смогут пожениться. "Расписаться", — говорит Света. Большое торжество она не планирует: "Чтобы свадьбу хорошую сделать, надо много денег". "А платье хочется?" — спрашиваю я. "Нет… я как-то об этом не думала".

Я вдруг думаю о том, что у Светы никогда не было даже выпускного платья.

"Я всегда мечтал жить свободно, ни от кого не зависеть и решать проблемы сам, — говорит Саша. — Вот недавно решали про Светину зарплату — ее хотели перечислять в интернат, а не ей сюда". Когда я спрашиваю, как это решилось, оказывается, что Саша позвонил Екатерине — их куратору из "Региона заботы", и она все устроила.

Света пока не получала зарплату, и ребята живут на ее "детские" деньги. "Я спрашивала Светлану Леонидовну, она сказала, 30 тыс. в месяц нормально на двоих", — говорит она. Светлана Леонидовна — это заведующая в интернате. В спецжилдоме, где живут ребята, тоже есть заведующая. "Подходили к ней насчет плиты — хотим поменять электрическую на газовую, я умею ей пользоваться, но директор интерната против".

Когда слышишь это, понимаешь, что "самостоятельно решать проблемы" ребята пока не могут, как бы им ни хотелось. Но, во-первых, как говорит Нюта Федермессер, "они жизнь знают только по телевизору". Любому человеку, который всю жизнь провел в интернатах, первые месяцы за его пределами нужна будет помощь, и это нормально. А во-вторых — если уж честно, многие мечтают, чтобы у них была своя "Светлана Леонидовна" или "Екатерина", а у некоторых они вполне себе есть — в виде родителей (даже у взрослых) или супругов.

Сколько ребята проживут вне стен интерната, зависит от директора: он по-прежнему за них отвечает. Если бы в нашей стране был закон о распределенной опеке, все было бы проще. Пока вырваться вот так даже на пару месяцев — большая удача. Возвращаться они не хотят. У Светы в городке есть подруги по детдому, которые получили свои квартиры: "Тут и к ним сходишь, и готовишь, а там? До бетона сходил, и все". Бетон — это ограждение интерната. За него можно выходить только с разрешения. Саша говорит, что территория там "нормальная", но все равно — "11 лет погуляешь, надоест".

"В жизни очень много прекрасного, и ты ничего больно-то не увидишь за этим забором, — рассуждает он. — Хочется свободно гулять, смотреть на природу, на людей, че меняется в городе… Не по телевизору, а так. Вот, например, День города. В 22:00 ты должен вернуться в интернат — соответственно, до конца его не увидишь. Хотя нам разрешали задержаться до салюта".

Света хочет получить "хорошее образование". Как это сделать с пятью классами — непонятно. Она умеет шить, хотела бы выучиться на швею, устроиться на работу. "А если подальше посмотреть? Хочу свою квартиру, как у ребят из детдома. Я же опять в государственной, не своей".

Саша надеется, что будет работать. Если они останутся здесь насовсем, его вроде бы уже готовы взять куда-то грузчиком. Он хочет "хотя бы одного ребенка". Света не против, но позже: "Сначала надо обжиться". "Для этого семья и создается вообще-то. Не просто спать вместе, — говорит Саша. — Хочу, чтобы было свое. Мне все равно кто, мальчик или девочка. Все равно мое будет".

Бэлла Волкова