Великий Игорь Моисеев. Учитель танцев и мастер сцены. Шахматист и педагог

В числе российских знаменитостей, успешно перешагивавших 100-летний рубеж, - балерина Марина Семенова, актеры Николай Анненков и Владимир Зельдин, певица Изабелла Юрьева, художник Борис Ефимов, физик Исаак Халатников. В том же списке - хореограф, руководитель Ансамбля народного танца Игорь Моисеев.

Великий Игорь Моисеев. Учитель танцев и мастер сцены. Шахматист и педагог
© Русская Планета

Однако, после того, как отечественные Мафусаилы достигали трехзначной цифры, их организм начинал давать сбои. И вскоре останавливался. Люди словно уставали жить. И только Ефимов после заветной сотни «не успокоился». И прожил еще семь лет.

Интереснейшим человеком был Борис Ефимович (автор этих строк имел честь бывать у него дома в Москве на набережной Шевченко). Но разговор пойдет о знаменитом балетмейстере Моисееве, со дня рождения которого исполнилось 115 лет.

Поразительно, но Игорь Александрович чувствовал, сколько проживет. Вдова Моисеева, Ирина Алексеевна, рассказывала: «На 90-летнем юбилее его спросили: «Можно прийти к Вам на 95-летие?». Он засмеялся: «Всех приглашаю на столетие». Когда исполнилось сто, Елена Щербакова, нынешний художественный руководитель ансамбля, задала вопрос: «105 будем отмечать?» Моисеев ответил: «Нет, милая, я устал, еще годик, может, чуть больше...». Так и получилось – он прожил еще год и девять месяцев…»

Моисеев почти не менялся с годами. Во многом потому, что при огромных нагрузках вел четкую, размеренную жизнь. По свидетельству Ирины Алексеевны, каждое утро делал гимнастику, не пил, не курил: «Не ел на ночь и меня отучил. В шесть часов - чай с булочкой и все. Игорь Александрович считал, что у него предрасположенность к полноте, поэтому порции всегда были небольшими. Редко употреблял мясо, хотя от жареных пирожков с мясом отказаться не мог. Его меню - рыба, птица, гречка, французский сыр и овощи. Из любимых - баклажаны, шпинат, молодой картофель. Пил много чая. Кофе - только с молоком и только днем, а не утром…».

Его жизнь была сложной, интенсивной, до краев наполненной событиями. Моисеев всегда был в работе, репетиции, постановки, поиски оригинальных решений заполняли все его время. Полтора десятка лет он чувствовал на себе пристальное внимание Сталина.

К счастью, вождь полюбил ансамбль, внимательно относился к артистам и высоко ценил художественного руководителя. Но сталинская милость могла внезапно обернуться немилостью. Ведь Вождь был капризным, непостоянным – сегодня улыбается в усы, жмет руку человеку, а завтра отдает приказ о его аресте…

К счастью, над головой Моисеева никогда не сгущались тучи. Он постоянно ощущал благосклонность вождя. Но сначала он познакомился с другим важным лицом - наркомом просвещения Анатолием Луначарским. Тот защитил Моисеева, когда его уволили из Большого театра. Он начинал, как танцор и подавал большие надежды. Но ввязался в театральные распри и пострадал

Луначарский не только помог Моисееву вернуться в Большой, но и приблизил к себе. Приглашал домой, где по четвергам собиралась советская творческая элита. Нарком, кстати, оказался провидцем. Когда Моисеев впервые переступил порог его особняка, он, представляя артиста гостям, объявил: «Этому молодому человеку я предсказываю большое будущее…».

Моисеев танцевал со знаменитой балериной Екатериной Гельцер. Правда, не совсем неудачно. К примеру, в «Вакханалии» Сен-Санса случилась и впрямь вакханалия. Танцор подхватил полную приму, понадеявшись на свои крепкие мышцы, стал кружить, не рассчитал сил… Со звездой на руках Моисеев по инерции вбежал в темные кулисы и ударился о стену:

«У меня было впечатление, что я Гельцер если не убил, то уж точно искалечил. Чувствую себя ужасно виноватым, начинаем мы ее обдувать, положили на диван, она немножко полежала, потом открывает один глаз и говорит: «Об этом никому ни слова…»

Однако, в Большом театре Моисееву не дали развернуться - ни в качестве танцора, ни в амплуа режиссера. Он поставил несколько спектаклей, в том числе, необычный, под названием «Футболист», на музыку Виктора Оранского. Участник того действа, балетмейстер Асаф Месерер вспоминал:

«В 1930 году Игорь Моисеев поставил балет «Футболист» на музыку Виктора Оранского. Действие происходило в закрывающемся моссельпромовском магазине. Декорации изображали этажи универмага. Героями балета были Футболист, Подметальщица улиц в красной косынке, то есть реальные бытовые персонажи, а также «нэпманские» Франт и Дама. У Игоря Моисеева было много удачных мест в балете, но в целом он не получился и вскоре был снят с репертуара…»

Моисеев ушел из Большого с сожалением, но его грела надежда – создать собственный коллектив. Но не балетный, а танцевальный. И – о, счастье! – идея Моисеева пришлась по вкусу Председателю Совета народных комиссаров СССР Вячеславу Молотову. На письме танцора с просьбой разрешить создать Ансамбль танцев народов мира он начертал резолюцию: «Предложение хорошее. Поручить автору его реализовать».

Моисеев в полной мере использовал свой шанс. Он был в блестящей форме: вдохновенно танцевал, постоянно исторгал идеи. И быстро завоевал авторитет.

Об ансамбле Моисеева прослышал Сталин. Заглянул на выступление раз, другой - зрелище ему понравилось. Впрочем, иначе и быть не могло, поскольку вождь неплохо разбирался в музыкальном искусстве. А то, то он увидел и услышал, было оригинально и талантливо. Такого не было нигде в России. Да и в мире тоже.

«Я не вижу более праздничного, жизнелюбивого вида искусства, чем народный танец, - говорил Моисеев. - Он румянит щеки, зажигает кровь мышечной радостью. У народного танца нет служебного хореографа, он рождается из окружающей среды. Мы не коллекционеры танца и не накалываем их, как бабочек, на булавку. Мы подходим к народному танцу как к материалу для творчества, не скрывая своего авторства».

Моисеев создал свой веселый ансамбль, когда в стране было совсем не весело – в 1937 году. Но старался гнать от себя тревожные мысли. И самого Моисеева судьба хранила. Впрочем, его судьбой был Сталин…

Руководителя ансамбля стали приглашать на кремлевские банкеты. Это было не только почетно. У Сталина, который расслаблялся после нескольких бокалов хорошего вина и отменной закуски, можно было просить, что угодно. Он был могущественнее русских царей, его приказы моментально исполнялись.

«Как-то за несколько месяцев до войны в Кремле проходил очередной банкет, - вспоминал Моисеев. - Сидя за столом, я почувствовал, что кто-то положил мне на плечо руку. Все замерли.

- Ну, как дела?

За моей спиной стоял Сталин. По молодости или по незнанию я не испытал в тот момент страха, но трепет, конечно, почувствовал.

- Плохо, Иосиф Виссарионович, дела.

- А почему плохо?

- Нет помещения. Например, «Подмосковную лирику» я ставил на лестничной площадке.

Сталин нахмурился, сделал жест рукой - и как из-под земли перед ним вырос Щербаков, бывший тогда первым секретарем МК партии. Сталин, указывая на меня, сказал ему:

- У них нет помещения. Надо найти. Завтра доложишь.

Повернулся и ушел…»

На следующий день Моисееву предложили любое место в Москве. Руководитель ансамбля выбрал место на площади Маяковского, где велась реконструкция бывшего театра Зимина. Там построили концертный зал имени Чайковского.

Когда комиссия пришла принимать помещение после ремонта и увидела большие окна в пол, один из приемщиков возмутился: «Немедленно заделать окна! Танцоры Моисеева во время репетиций могут увлечься и вылететь на улицу».

Разумеется, окна заделали. Потом выяснилось, что помещение предназначалось для хора имени Пятницкого. Они прыгать и скакать не собирались…

Жизнь хореографа сложилась счастливо. Не совсем безоблачно, порой возникали сложности, но Моисеев их преодолевал. Но главное - ему не мешали, он творил, как желал и ставил, что хотел. Не только танцы, но и физкультурные парады на Красной площади. Это были помпезные спектакли – демонстрация мощи и силы Советского Союза. Грохотала музыка, шелестели знамена, мелькали загорелые, сильные тела мужчин и женщин, мелькали их белозубые улыбки. И разливалась окрест величественная мелодия: «Широка страна моя родная. / Много в ней лесов полей и рек! / Я другой такой страны не знаю, / Где так вольно дышит человек…».

Сталин смотрел на парады с мавзолея, дымил трубкой, переговаривался с соратниками и довольно улыбался. Внизу, на брусчатке Красной площади колыхалась толпа, которая восторженно скандировала его имя…

Вождь был покровителем Моисеева и его хранителем. Он даже прощал нежелание хореографа вступать в коммунистическую партию. Другому это бы не сошло с рук, но скрытый демарш Моисеева Сталин считал шалостью.

Он подозревал – и не без оснований, что Моисеев не очень-то любит Советскую власть. Так и было – отцом хореографа был адвокат дворянского происхождения, матерью – модистка, полуфранцуженка- полурумынка. Она держала мастерскую, в которой шили ошеломительные женские наряды. Семья жила в достатке, но после 1917 года ее благополучие рухнуло…

Однако Сталин закрывал глаза на происхождение Моисеева. Главное, он служил большевикам, его ансамбль был сверкающей вывеской Страны Советов. Танцоры не только восхищали зрителей в разных городах Союза, но и приводили в экстаз избалованных иностранцев. Так было и при других советских правителях…

Ансамбль танца – сегодня он носит имя своего основателя и многолетнего руководителя - побывал в шестидесяти странах мира и везде имел бешеный успех. Одна из зарубежных газет писала:

«Если концерты русского балета не заставят вас аплодировать, неистовствовать, топать ногами от удовольствия, значит, вы не совсем нормальны»

Впрочем, равнодушных не находилось…

Все эти неисчислимые творческие победы были результатом упорного труда, многочасовых, изнурительных репетиций. У Моисеева был твердый, непреклонный нрав. Артисты не просто его боялись, они трепетали перед ним. Но он был строг не только к исполнителям, но и к самому себе. Вместе с ними на репетициях Игорь Александрович танцевал, показывал необходимые элементы – причем, делал это даже в очень солидном возрасте.

Моисеев любил играть в шахматы. Благодаря игре, он очищал мозги, озарял мозг идеями. За свою жизнь великий хореограф сыграл бесчисленное количество партий. Часто находил оригинальные ходы, выпутывался из непростых положений. И прокладывал путь к победе.

Так часто бывало и в жизни.