Скульптор Зураб Церетели рассказал в интервью «Собеседнику» о своих самых известных работах, а также о своих недругах. Народный художник СССР, президент Российской академии художеств, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством»... Кто-то над его работами и их масштабом смеется, кто-то восхищается, но равнодушных к творчеству художника мало. – Зураб Константинович, в эти дни все вспоминают Владимира Высоцкого, которому исполнилось бы 80 лет. Знаю, вы с ним дружили. Как думаете, сегодня чем бы он занимался? – Думаю, он нисколько себе не изменил бы и оставался бы самим собой. Чистый, справедливый, достойный человек. Помню, однажды мы были в гостях у режиссера Саши Митты и его супруги Лили. Они накрыли вкусный стол, мы с Андреем Вознесенским купили вина. Приходим, а Высоцкий лежит с гитарой на кровати, что-то наигрывает. Это было сразу после их с Мариной Влади свадьбы. Я предложил: полетели в Тбилиси и там отметим свадьбу красиво. И мы, всё бросив, улетели в Грузию. Отмечали у меня дома шикарно, грузины много пели, угощения было много. И тут встал Володя, взял гитару, только начал играть, как у него лопнула струна. К тому же во время застолья Марина так смеялась, что в какой-то момент ударила ногой под столом и стол разошелся, видимо, когда раскрывали, плохо закрепили. Вся наша красивая древняя княжеская посуда (у меня супруга была из княжеского рода Андрониковых) разлетелась вдребезги. Я тогда еще подумал: плохая примета, жизнь у них с Мариной будет неровной. Так в общем-то и получилось. Позже сделал скульптуру в бронзе: он с гитарой, у которой лопнула струна. Это можно увидеть в моей галерее. – Владимира Семеновича называют бунтарем. Вам, который уже был со званиями и регалиями, приходилось за него заступаться – перед чиновниками, например? – Был такой момент, о котором я ему при жизни так и не рассказал. Писатель Сергей Михалков – мы дружили – однажды позвонил мне: «Срочно прими меры, слышал, что Высоцкого хотят арестовать». Я побежал в КГБ к помощнику Юрия Андропова, Бобкову Филиппу Денисовичу, которого хорошо знал. Помню, на часах было 14:45, когда зашел к нему в кабинет. Высказал просьбу. Бобков куда-то позвонил, что-то выяснил, приказал. Позже мы встретились с Володей в Доме кино. Он мне рассказывает: «Представляешь, прихожу в театр, на служебном входе меня останавливает милиционер. Просит документы. Я очень удивился. Он взял паспорт и ушел куда-то. Возвращается, отдает документ и пропускает меня в театр». Спрашиваю: «Который час был?» «Около трех дня». И я понял, что милиционеры вот-вот должны были его забрать, но в этот момент позвонили «сверху» на служебный вход театра и всё отменили. Но тогда я Высоцкому ничего не стал говорить, чтобы не портить ему настроение. – За что хотели арестовать? – Считали, что он так свободно пел, в его стихах многие угадывали протест против существующего строя. Тогда многих великих художников, поэтов не признавали официально. Так же и его. – Мне кажется, и сегодня он не успокоился бы... – Ну, сейчас свободы больше. Искусство сегодня для искусства. А тогда в искусстве много политики было. – Зураб Константинович, но и сегодня критиковать власть считается делом неблагодарным. – Тут поспорю. Люди наконец-то могут себя показать, и это счастье. Никто ничего не запрещает. Есть потребность делать, создавать – пожалуйста. Почему я каждый день рано встаю, иду в мастерскую и работаю?! Потому, что крик души. Меня так научили мои великие учителя. Хорошо поёшь – тебе аплодируют. Хорошо рисуешь – будет твоя выставка. Я столько устраиваю выставок других художников, у которых разные взгляды – и художественные, и политические, но главный критерий – это профессионализм, талант! Хотя, когда художники моего поколения начинали, было много преград и запретов. – Я читал, как художник Владимир Серов, который когда-то тоже возглавлял Академию художеств, зарубил вашу дипломную работу. Обидно было? – Да, меня сняли тогда с диплома, но это не значит, что Серова надо ругать. Опять же – эпоха такая была. Они же преданы были своей идеологии и так шагали. В моей дипломной работе «Песнь о Тбилиси» члены комиссии во главе с Серовым увидели что-то этакое от импрессионистов. Помню, вышел после комиссии, закурил и начал срочно соображать: что же делать?! Оставалось двенадцать дней до еще одной попытки сдать диплом. Обижаться даже некогда было. Зашел к знакомому скульптору Алику Ратиани, увидел его лицо и предложил: «Давай ты будешь мне позировать?!» Двенадцать дней мы не выходили из дома, работали, так я создал «Портрет спортсмена». Диплом я сдал на отлично. Вот такие были времена. А вы говорите: сейчас сложно художнику. – А потом с таким понятием, как цензура, сталкивались? – Напрямую – нет, хотя разное было, в Советском Союзе было много ошибок. Например, был у нас в Тбилисской академии художеств преподаватель, замечательный художник Василий Шухаев. В свое время он эмигрировал в Париж, а потом вернулся в Москву. В итоге по доносу его сослали в Сибирь, якобы как шпиона, а когда он освободился, запретили жить в столице и крупных центрах СССР. Он приехал на Кавказ. В Тбилиси – столице – тоже ему жить запрещалось. И наши великие грузинские художники пошли к руководству КГБ Грузии, попросили за него, чтобы он жил и преподавал в Тбилиси. И это для него было счастьем. – Публике больше известны ваши произведения из бронзы. Откуда такая любовь к этому материалу? – Самый хороший материал, который, как говорится, на века, – это бронза. А что, из пластмассы делать, чтобы потом выбросить?! Если ты веришь в искусство, в его музейную ценность, то, конечно, думаешь о вечном. Не имя на века, а твое произведение. – Ну, история про вашего Петра I, о котором так много спорили в свое время, точно на века. И о месте установки судачили, и о том, что эта скульптура переделана из вашего же Колумба, от которого отказались в Америке. – Пойми одну вещь: те, кто так говорил, их Бог забрал, они уже ушли из жизни. Сейчас рассказывать об этом не хочу, но я знаю, кто выделял деньги на травлю, кто заказывал эти статьи, в которых на меня клеветали. – Зачем им это было нужно? – Наверное, зависть. А может, хотели те места, где стоят мои работы, присвоить себе, чтобы там были выставлены их произведения. Как я могу точно определить, почему они так поступали? Но любая критика – это все равно реклама. Я-то, как художник, знаю, что делаю. Кстати, мой 126-метровый Колумб все же установлен там, где Америка начиналась – в Пуэрто-Рико. Это место я сам на вертолете выбирал. И горжусь, что люди – и жители местные, и туристы – туда специально приезжают, чтобы посмотреть, сфотографировать. – А может, та травля – из-за вашей дружбы с Юрием Лужковым, который как-то резко стал не в чести у власти? Кстати, вы общаетесь? – Дорогой, все может быть. Откуда же теперь я знаю все тонкости и детали?! Но, конечно, дружбу не променяю. Не так часто, как раньше, но можем друг другу позвонить в любой момент, поздравить с праздником или узнать о здоровье. – Такое впечатление, что теперь в фаворе у власти другой скульптор – Салават Щербаков. Во всяком случае, спорные нашумевшие Александр I, князь Владимир, Михаил Калашников – его работы. Не обидно? – Послушай: Россия славится хорошими художниками. Щербаков – один из них. Кстати, я его выбрал членом президиума нашей Академии художеств. Да, знаю, что его работы критикуют, но это хорошо. Искусство не должно быть одинаковым, авторы у нас разные, и отношение к произведению будет всегда разное. А я по-прежнему много работаю. В Апатитах Мурманской области открылся памятник Пушкину, скоро в Строгино установим памятник Марине Цветаевой. В 2015 году в Москве открыли созданный мной памятник воинам 7-й Бауманской дивизии народного ополчения. Много преподаю в академии, провожу для детей мастер-классы. Без дела я не могу, все время в работе. – А как выбирают место в городе для скульптуры? – Есть градостроительный совет, комиссии по архитектуре и так далее. Когда конкурс проходит, много специалистов участвует – архитекторы, планировщики, которые спорят, советуются, утверждают. Это же все не бегом решается. Конечно, иногда нужно основываться и на определенных исторических фактах, смотреть, какое пространство, что и как в нем будет «работать». В Париже, например, по просьбе Польской католической миссии во Франции я создал образ Папы Римского Иоанна Павла II. И вначале он должен был быть установлен на улице Фобур-Сент-Оноре, прямо рядом с храмом польской католической церкви. Но мэрия Парижа сказала: «Нет, площадь слишком маленькая, а скульптура монументальная». Искали место и сами порекомендовали несколько точек у собора Парижской Богоматери. Я тогда приехал и выбрал одно из двух. Там, справа от входа в собор, с видом на Сену, и установили памятник. Сам бы я никогда не пошел и не сказал бы: «Там или здесь хочу установить!» Это мэрия подсказала. – В центре Москвы открыта Аллея правителей, для которой вы создали бюсты руководителей нашей страны: от Рюрика до Михаила Горбачева. И вот среди них – Иосиф Сталин. Но, зная, что в 1937-м был репрессирован и расстрелян ваш дедушка, удивляюсь: как вы согласились работать над образом Сталина? – Есть факт: этот человек возглавлял нашу страну. И я не переношу свое личное в такие работы. Для меня нет такого, что этот хороший, а этот плохой. Исторический факт выше. Да, мое отношение к Сталину неоднозначное, но работа есть работа. А историю не перепишешь, не вычеркнешь, что не нравится. Ко мне обратились, я сделал, постарался выполнить честно и подойти творчески. – Ваши произведения – знаменитый монумент, посвященный грузино-русской дружбе, «Дружба навеки» установлен в Москве; монумент «Добро побеждает зло» – перед зданием ООН в Нью-Йорке; «Разрушить стену недоверия» – в Лондоне. Названия эти призывают к миру. Но сейчас с этими государствами у нас сложные отношения. Ваш взгляд на происходящее? – Милый мой, не хочу задумываться о политике и ею заниматься. Я делаю, как чувствую, я – художник. А что происходит между политиками – это уже их дело. На себе лично никакой вражды не чувствую, у меня много друзей по всему миру, смотрю на всех добрыми глазами. Мне дают возможность создавать, и это главное. Культура – то пространство, которое позволяет быть художнику свободным, иногда проводить свою дипломатию через искусство. – В вашей галерее огромная скульптура Владимира Путина. Это разве не политика? – Вовсе нет. Мы познакомились с ним, когда он еще не был президентом. Во время какого-то конкурса по дзюдо, где Путин выступал вместе со своими воспитанниками-детьми, я был среди судей. Владимир Владимирович вышел, встал в стойку, и я тут же сделал на бумаге двенадцать набросков. Ну, понравился мне этот образ: твердая стойка, это мужественное лицо, как на нем сидит спортивная одежда. Вскоре создал скульптурный образ. Я не ставил себе задачу сделать парадный портрет президента. Хотел выразить образ художественный – показать характер, личность. – А скульптура Владимира Жириновского, которую недавно открыли в Москве?! – Он пришел ко мне и спросил: «Ты будешь меня рисовать?» Я ответил: «Да, становись». А что тут такого?! Если ты сейчас скажешь: «Будешь меня рисовать?» Буду. Если образ яркий, виден характер, мне интересно. Не стремлюсь сделать только похожим человека, главное – передать этот самый характер. Главное в работе – интерес, показать свое индивидуальное отношение к предмету, к теме, к личности. Вот сейчас после нашего разговора я поеду к министру иностранных дел Сергею Лаврову. Посмотри: хочу показать этот эскиз будущей скульптуры Евгения Примакова. Мы с ним дружили. Если захотят, поставим в Москве, если нет, то установим в Тбилиси. Главное в жизни – работа, которая тебе интересна. Делай свое дело, не останавливайся, и тогда будешь получать удовлетворение и ощущать себя счастливым. Мы попросили экс-мэра столицы Юрия Лужкова рассказать о Зурабе Церетели: – Вы по-прежнему дружите? Он не дистанцировался от Вас в трудные времена? – Мы контактируем с Зурабом не так часто, чтобы это можно было назвать тесной дружбой. Но после отставки я не дистанцировался от Зураба, равным образом как и он от меня, особенно в трудные времена. Более того, когда была травля в СМИ и некоторые меня предали, от Зураба я и не предполагал ничего подобного ни увидеть, ни услышать. Так оно и получилось. – За что Вы больше любите Церетели? За его человеческие качества или за его творчество? – Есть все основания любить его и за то, и за другое. Я много лет знаю Зураба Церетели. Его творчество очень интересно. Как у классического искусства есть свои любители и противники, так и у работ Зураба. Его работы не оставят никого равнодушным. Его произведения – это необычность, которая даёт возможность для формирования нестандартного мышления в оценке художественных произведений и разнообразия в искусстве. Многие его скульптурные произведения символизируют серьёзные изменения, даже с точки зрения ощущения мировой истории, через которые шла мировая цивилизация в открытии и освоении новых пространств, новых миров, новых знаний. Любые нападки, которые могли глубоко ранить чувствительную и утонченную натуру, Зураб переживал в себе, не показывая даже близким свою боль. Причинами этих нападок могло быть не только непонимание его творчества, но и озлобление на успехи и способности творческого человека. Даже в таких ситуациях Зураб всегда оставался самим собой: доброжелательный, улыбающийся, внимательный к проблемам тех коллег, которые – особенно за последние 25 лет – вместе со страной попали в труднейшие положение, не только творческое, но и материальное. И это делает честь Зурабу. – Были случаи, когда Вас поразило поведение Церетели? – Я помню лишь один случай, когда он вышел из равновесия и в прямом смысле слова чуть не подрался с одним из строителей. Шло завершение строительства комплекса на Поклонной горе, оставалось мало времени до юбилея Победы – даты, к которой комплекс должен был быть сдан. Зураб на тот момент занимался оформлением нескольких объектов в этом комплексе: панорамы, оформление зала Славы и много различных элементов, главный монумент... Работа Зураба мешала строителям, и они требовали, чтобы он прекратил ее на какое-то время. Он отказался, считая, что в этом случае вместе со своей командой не успеет сделать работу достойно и качественно. И тогда я с одной стороны увидел разъяренного строителя Василия Васильевича Мороза, также уважаемого мною человека, который руководил строительными работами, с другой стороны – не менее разъяренного Зураба, который кричал Морозу: «Убю́! Убю́, если ты не дашь мне возможности сделать мою работу!» Слышать это «убю» от Зураба, по жизни очень доброго и сердечного человека, было совершенно невероятно. Мало кто об этом знает, но Зураб поддерживает большое число художников и архитекторов, деятелей искусства. Такая целевая благотворительность, которой он занимается непублично, не афишируя, не кичась тем, что делает добрые дела, на мой взгляд, является очень важным качеством Человека. – Вам действительно нравится его Петр или установка этого памятника в Москве – дань вашей дружбе? – Нравится. Петр – это человек, который, несмотря на свой царский титул, произвел в нашем государстве настоящую революцию. И хотя историки иногда дают противоречивые оценки этому государственному деятелю, но нельзя не признать его огромный вклад в развороте нашей страны к прогрессу и к развитию. Установка этого памятника в Москве – дань тому мощному изменению в положении России, которое за свой короткий жизненный путь совершил этот великий преобразователь страны, которому присвоено имя «Пётр Великий».