25 октября на YouTube-канале Ксении Собчак было опубликовано ее интервью с рэпером Моргенштерном, во время которого музыкант заявил, что «не понимает праздник Победы, которая состоялась 76 лет назад». После этого организация «Ветераны России» обратилась в Следственный комитет с требованием проверить рэпера на наличие в его словах состава преступления по статье УК о реабилитации нацизма. Позднее Моргенштерн извинился и заявил, что его высказывание было вырвано из контекста. «Лента.ру» поговорила с социологом, социальным антропологом Алексеем Титковым о том, чем на самом деле является День Победы для современных россиян и почему любое высказывание на тему этого праздника приводит к скандалам и даже проверкам следователей. «Лента.ру»: Реакция части общества на высказывание Моргенштерна достаточно однозначная: оскорбление. Но что представляет собой сейчас День Победы, праздник, прямо скажем, для общества сакральный, для среднестатистического россиянина средних лет? Титков: Социологи чаще исходят из того, что мыслят не только отдельные люди, среднестатистические или любые другие. Мы все вместе — тоже своего рода коллективный мозг или нейросеть, и каждый из нас — как бы нейрон в этой сети. Мы не просто сумма индивидов, мы общность, которая существует по своим особым правилам. Любая общность, будь то семья или политическая нация, должна что-то делать, чтобы поддерживать свое существование. Социальные ритуалы, связанные с праздниками, очень важная часть такой деятельности. Участники сообщества периодически вспоминают, что их объединяют общие ценности, совершают символические действия, напоминающие об этих общих ценностях, переживают сильные эмоции и в результате становятся более сплоченными. День Победы — безусловная общая ценность, это видно даже из простой арифметики опросов, какая доля граждан считает этот праздник важным для себя. В последнее десятилетие эта доля только увеличивается. Сакральным в социологическом смысле что-либо становится в конечном итоге за счет согласованных коллективных эмоций, общего признания в качестве ценности. Почему фокус коллективных эмоций сложился именно вокруг Дня Победы? Другая ключевая составляющая — личная и семейная. Практически все граждане, все семьи — потомки участников войны. Участники войны — это образцовые граждане, совершившие что-то очень важное для страны, а кто-то из этих настоящих граждан — наш родственник, наш предок. Получается, что наши собственные права гражданства обосновываются тем, что мы потомки воевавших. В эпоху социальных сетей стало видно, как охотно люди выстраивают свою генеалогию от воевавших родственников. Взрывной успех «Бессмертного полка» в первые годы проекта — такое же наглядное подтверждение, насколько важна эта семейная компонента. Почему же вокруг Дня Победы постоянно возникают споры? Прежде всего, именно из-за того, что важный праздник, о неважном так не спорили бы. Кроме того, раз мы — сообщество потомков воевавших, значит, каждый из нас в той или иной степени хранитель памяти о войне и носитель правил, как надо вспоминать войну. Вместе получается сто миллионов взрослых граждан, каждый из которых убежден, что праздник Победы — это важно, и каждый уверен, что именно его набор правил, как надо праздновать, настоящий и достойный. Идеальная среда для конфликтов. Последнее и такое же важное, что нужно, чтобы возникли споры: должна появиться проблема, которую мы все хотим решить, но пока не пришли к согласию, какое решение правильное. Проблема в том, что мы больше не можем праздновать День Победы так же, как праздновали полвека или даже четверть века назад. Всегда было понятно, что главный участник праздника — ветераны войны, без них День Победы невозможно было представить. Так было, пока не включилась жестокая реальность — смена поколений. Ветеранов осталось мало, как праздновать без них — главная задача, с которой надо справиться. Социальный ритуал — это в конечном счете действия, которые множество людей должны совершить, чтобы праздник состоялся. Раньше сценарий праздника создавали ветераны, их ведущую роль никто не оспаривал. Как бы мы ни спорили о формате праздника сейчас, особую роль ветеранов в этих дискуссиях никто не оспаривает. Моргенштерн, из-за которого скандал, тоже. Они — самые достойные участники праздника и самые компетентные. Все споры — о том, насколько достойными и компетентными можно считать варианты замены, которые предлагаются в последние десятилетия. По результатам опросов можно примерно судить, насколько удачными оказываются новшества. «Бессмертный полк» — самый одобряемый вариант, георгиевская ленточка — тоже в целом принята, но вопросов и критики больше, соотношение за и против не такое убедительное. В чем принципиальная разница между двумя этими вариантами? Одна из частых претензий к георгиевской ленточке: «Кто мы такие, чтобы ее носить?» Слишком похоже на знак отличия не просто воевавших, а лучших из лучших, особо отличившихся. К «Бессмертному полку» таких претензий нет. Если ты идешь с портретом деда или прадеда — он на самом деле твой дед или прадед, ты имеешь полное право его вспоминать. И шествие построено так, что настоящими участниками выглядят ветераны на портретах, а младшие родственники просто помогают им. Сложная и необычная форма, но для социальной, символической логики она неожиданно оказалась самой корректной. Что имеет в виду современный взрослый человек, когда говорит о подвиге советского народа, победившего фашизм? Что для него эта фраза значит сейчас? Она несет то же значение, что в 70-80-е годы? Главный стержень тот же — семейная память, личная составляющая. Есть память о родственнике, который воевал и, во многих случаях, погиб. Семья считает этот опыт важным. Мы знаем другие семьи с похожим памятным опытом, знаем, что таких семей очень много, вместе получается народ. Из всего, что государство в последние годы сделало на военную тему, самое, наверное, полезное и востребованное — общедоступные базы данных «Подвиг народа» и «Память народа». Там ищут информацию не про «народ вообще», а конкретных людей, значимых именно для тебя и твоих родных. По всем опросам, исследованиям, посвященным памяти о войне, получается, что семейные рассказы — более трагические, проблемные, чем публичные выступления. Тяжелый опыт, такой как отступления, ранения, плен, жизнь в оккупации, составляет его значительную часть. Как примирить «темное» семейное знание со «светлым» публичным праздником — одна из общих проблем. «Бессмертный полк» решает именно эту задачу, отсюда, не в последнюю очередь, большой эмоциональный заряд, которые дает участие в его шествиях. Что сейчас преобладает в общественном сознании в отношении 9 Мая? Слезы? Парадная часть? Адекватное распределение и того, и другого? Настоящий праздник не предполагает или-или. На пике эмоций повседневная логика сменяется другой, в которой противоречия символически примиряются. «Праздник со слезами на глазах» из знаменитой песни 1975 года — точное выражение такой характеристики, причем не только Дня Победы, социальные ритуалы в принципе такие. Да, но ведь многие говорят: вот, в советское время у нас были ветераны, они садились за стол, выпивали рюмку за павших товарищей, обсуждали свой опыт. А сейчас мы просто празднуем и сами не понимаем, зачем. Это такой праздник гордости за то, что «мы им там показали». Но это же уже не мы. Россияне вспоминают ужас войны, или скорее знают только то, что, если надо, мы «можем повторить»? Судя по опросам и интервью, важнее всего, как и раньше, связь с воевавшим поколением, солидарность с ним. Новые способы празднования тоже приспосабливаются к этой задаче. Показательно, к примеру, как георгиевские ленточки, когда они появились, люди стали повязывать на могилах своих воевавших родственников. Организаторы акции такого не предполагали и не советовали, люди сами изобрели. Логика понятная: если мы теперь носим ленточки, вы ее тем более заслужили, потому что праздник прежде всего ваш. Подобная солидарность с воевавшим поколением в большой степени объясняет, почему высказывания Моргенштерна для многих могли показаться неприемлемыми, серьезно зацепить. Перевести эмоции и слова можно примерно так: «Поколение ветеранов решило, что праздник должен быть, мы не вправе отменять это решение. Живые или мертвые — они заслужили свой праздник». Если вернуться к георгиевским ленточкам — это ведь достаточно спорный символ в плане того, как он может использоваться. Можно ли ее привязать на машину? Можно ли повязать на руку или сумку? Обвязать себя несколькими? И при этом большинство тех, кто привязывает ленточку на радиатор автомобиля или на сумку, делают это как раз чтобы показать свою причастность к празднику, а не оскорбить воевавших людей. Кому же задавать нормы ее использования? В социологии ритуала ключевое правило: сакральные вещи должны быть как следует отделены от повседневных. Если они смешиваются — происходит профанация, осквернение. Ленточка, которая загрязнилась и истрепалась, ленточка на неподходящем предмете — например, на бутылках водки в алкогольном отделе — скорее всего произведет впечатление чего-то неправильного, неподобающего, и будет поэтому вызывать сильные чувства. Выкинутые после шествия «Бессмертного полка» штекеры с портретами — еще более сильный пример оскверняющего действия. Как определить, что можно, что нельзя, какие действия приемлемы, какие нет, — в конечном счете это возможно только коллективным отбором. Одни пробуют разные варианты действия, остальные их оценивают: можно так поступать или нет. Важный вопрос: кто пробует. Прежде всего, более молодые, образованные, успешные жители крупных городов — у них меньше опыта и больше готовности экспериментировать из лучших патриотических побуждений. Некоторые из таких новшеств, судя по опросам, скорее не поддерживаются. Патриотическая символика на лице, на футболках, наклейки на автомобилях — здесь много несогласных, особенно среди старших возрастов. Другие, наоборот, закрепляются. Значит, раз ветераны уходят, нам нужен какой-то новый авторитет, который будет закладывать в нас нормы относительно этого праздника. Тот же Моргенштерн, как вы правильно заметили, не собирался оскорблять ни ветеранов, ни праздник, просто вкинул мысль, которая показалась ему правильной. А ветеранская организация восприняла его слова в штыки — как этот молодой человек смеет им указывать, нужно праздновать День Победы или нет. И большинство людей, если не говорить об узкой прослойке интеллектуалов, поддерживают такую точку зрения. Кто может стать авторитетом в этих вопросах, чтобы таких ситуаций не возникало? Никакая внешняя инстанция ничего за нас не решит. Необходимо знание — каким должен быть праздник и как его правильно отмечать, — распределенное среди нас всех. То есть верховного авторитета, который рассудит все стороны, быть не может? Я не представляю себе такого. Значит, общество должно выработать консенсус… Чем в последние 15-20 лет и занимается, даже иногда успешно. Могут ли те практики, которые сейчас кажутся кощунственными в отношении Дня Победы, стать приемлемыми для последующих поколений и войти в норму празднования? Думаю, что так и есть: каждое поколение ориентируется на практику, которая считалась нормальной в их детстве и юности. Скажем, георгиевские ленточки — изобретение людей (прежде всего, Натальи Лосевой из РИА Новости), выросших в семидесятые-восьмидесятые, когда изображение гвардейской ленты было очень популярным символом на открытках и плакатах. Нужно было сделать только один шаг: превратить изображение в материальную вещь. Новый опыт, который становится привычным прямо сейчас, на наших глазах — одевать детей-дошкольников в стилизованную военную форму. Сейчас это эксперименты молодых родителей, для старшего поколения — очень спорные. Потом эти дети подрастут, для них, может быть, это станет нормой. Возьмем частный случай моих детей. Видимо, чтобы показать, что День Победы — это не повод для веселья, им в школе показывают военную кинохронику и рассказывают об ужасах войны. Они выносят из этого только то, что папу и маму могут убить на войне, боятся ложиться спать, и больше ничего. Каким образом правильно сохранять память о той Победе, которая «со слезами на глазах»? Хороший сценарий праздника, повторю, это когда получается пережить всю полярность чувств. То же самое переодевание детей в военную форму, может быть, окажется удачным символическим решением, мы пока не можем этого исключать. Для прошлых поколений детей важным каналом была игра в войнушку, наши против немцев. Сейчас детей в семьях меньше, гулять во двор их выпускают не так охотно, приходится искать другие механизмы. Получается, мы играли в войнушку, и, вспоминая об этом, наряжаем ребенка в гимнастерку, таким образом продолжая одобряемую игровую практику? Скорее всего, сложнее, надо специально разбираться. Если бы, допустим, в 1975 году кто-то из отчаянных родителей попробовал так одеть своего ребенка — вероятно, они столкнулись бы с общим осуждением. А почему, кстати? Это было бы воспринято как насмешка? Хороший вопрос. Если навскидку, два главных соображения: военную одежду вправе носить те, кто воевал; и война — это страшное зло, детей надо держать от него подальше. Мы видели, как за одно поколение ушел праздник Великой Октябрьской социалистической революции, на который в советское время все собирались за столом. Сейчас празднование Дня Победы активно поддерживает государство. Что произойдет с этим праздником, если оно гипотетически от него отвернется? Давайте вспомним, что в первые два десятилетия День Победы складывался без помощи государства, не был даже выходным днем. И, как мы видим, сложился. Главное, что делает День Победы общим праздником — связка между личным и общим, семейным и публичным. Октябрьская революция — важное событие, но память о нем гораздо более противоречивая. Тоже день сплочения, но только для одной партии, не для всех. День Победы — здесь и общее согласие, и глубоко личное отношение. Такой механизм сплочения никуда в обозримой перспективе не денется. Политики во главе государства, какими бы они ни были, будут с ним считаться в любом случае. То есть мы можем сделать вывод, что этот праздник не искусственный и может существовать без господдержки? Да. С конкретными формами, как праздновать, еще помучаемся и поспорим. Убеждение, что это ключевая дата и решающее событие, уже никуда не денется. Есть клип блогера Давы на песню «Журавли», в котором снялась певица Ольга Бузова. Все это выглядит максимально безвкусно: Бузова бегает по лесу в военной форме и макияже, Дава истекает бутафорской кровью… И при этом определенно эти люди считают, что отдают дань памяти той войне. Но что Бузова будет рассказывать своим внукам о Великой Отечественной, какие знания передаст? Ведь для них именно она будет авторитетом. Внуки будут ориентироваться не только на бабушку Олю, но и на более широкую коллективную реакцию. В той же самой логике социального ритуала прямой смысл имеет слово, которое в этих дискуссиях часто встречается, — профанация. То есть неправильное использование священных и значимых для всех вещей и символов. Это всегда будет и вопросом коллективной цензуры в хорошем смысле. Вот примеры такого рода неподобающего их использования: повязывание георгиевских лет на бутылки с водкой в отделе «Алкоголь» в магазине, тематические военные вечеринки с эротическим содержанием в ночном клубе. Это формы, которые принято осуждать и которые явно интуитивно неподобающие. Но люди, которые делают это, не хотят кощунствовать. Они же считают, что это вполне одобряемые практики, иначе бы они, наверное, не стали бы ими пользоваться? Это именно та история, о которой я говорил. Самые активные изобретатели новых практик больше всего связаны традицией, и у них небольшой опыт празднования. Они не обладают пониманием нормы, как нужно праздновать. Значительная часть экспериментаторов обречена придумывать то, что будет осуждаться и просто никто не подхватит. Но те же георгиевская ленточка и «Бессмертный полк» тоже были изобретены, но вошли в жизнь вполне успешно.