Во время Второй мировой войны среди туземных племен Меланезии была распространена религия самолетопоклонников – карго-культ. Люди Карго видели, как на острова приземлялись самолеты с большим количеством припасов и хороших материалов. Чтобы вновь призвать чудесных железных птиц, они устроили что-то вроде взлетно-посадочных полос, разожгли вдоль них костры, имитирующие посадочные огни, построили деревянную хижину для человека с двумя деревянными шайбами на голове, похожими на наушники, и бамбуковыми прутьями, торчащими, как антенны. И стали ждать, когда приземлятся самолеты. Их метод не сработал, хотя они все делали точно так же, как и посещавшие их племя белые люди. По своей природе наука должна совершать скачки в неизвестное, формулируя гипотезы и отыскивая доказательства их истинности. Это называется индукцией. Туземцы следовали именно такому, индуктивному рассуждению, то есть методу накопления знаний. Они основывали свои представления на опыте и наблюдениях. Но их способ научного познания оказался ошибочным, поскольку они делали неверные выводы, основанные на неправильной интерпретации данных. Они считали, что их обряды приведут к появлению самолетов, не понимая, что причина их возникновения заключалась совсем в других факторах. Карл Поппер происходил из еврейской семьи. Он родился в Вене в 1902 году. Не согласный с подходами к обучению, бросил школу в 16 лет, продолжил учиться самостоятельно и поступил в Венский университет. Его основными предметами были математика и теоретические науки. Спустя десять лет Карл Поппер получил докторскую степень по философии, защитив диссертацию на тему методологии когнитивной психологии. Что касается карьеры, в юности Поппер выучился на краснодеревщика, а затем преподавал физику и математику в начальной школе. Позднее, будучи известным ученым, – философию в Кентерберийском университете в Новой Зеландии и в Лондонской школе экономики. За свою жизнь он провел сотни лекций и написал десяток книг, посвященных социальной и политической философии. Карл Поппер adamsmith.org Сегодня мы живем в эпоху торжествующей науки, но можем ли мы с уверенностью утверждать, что не являемся подобием карго-людей? Как мы узнаем, что нечто на самом деле истинно? Откуда знаем, какие теории можно назвать действительно объясняющими устройство мира? Об этой проблеме Карл Поппер впервые заговорил в 1953 году в лекции студентам Кембриджского университета, которая напечатана в его книге «Предположения и опровержения. Рост научного знания». «Когда я получил список слушателей этого курса и понял, что мне предстоит беседовать с коллегами по философии, то после некоторых колебаний я решил, что, по-видимому, вы предпочтете говорить со мной о тех проблемах, которые интересуют меня в наибольшей степени, и о тех вещах, с которыми я лучше всего знаком. Поэтому я решил сделать то, чего никогда не делал прежде, а именно: рассказать вам о своей работе в области философии науки начиная с осени 1919 года, когда я впервые начал искать ответ на вопрос о том, “когда теорию можно считать научной?”, или, по-иному: “существует ли критерий научного характера или научного статуса теории?”» Поппер видел проблему в количестве ненаучных теорий. Причем среди них были и такие, которые, на первый взгляд, имели много общего с твердой наукой: теория истории Карла Маркса, психоанализ Зигмунда Фрейда и индивидуальная психология Альфреда Адлера. Чаще всего говорят, что наука осуществляется путем сбора наблюдений и выведения из них теорий, которые лучше всего объясняют массу фактов. Проблема, с точки зрения Поппера, заключается в том, что исходя из этой логики большинство лженаучных теорий могут претендовать на научность. Например, астролог может предоставить «доказательства» того, что его теории верны: он расскажет, что родившиеся в месяц «льва» стремятся быть в центре внимания, и приведет в пример множество реальных «львов» – мировых лидеров, знаменитостей и политиков. В каком-то смысле доктрина выдержит: наблюдения объяснены теорией. Ведь именно так работает наука, верно? Поппер жил во времена, когда в моде были психоаналитические теории, а Эйнштейн закладывал новый фундамент для физических. Попытки сторонников отнести теории Маркса, Фрейда и Адлера в одну категорию знаний с теорией относительности ввели Поппера в замешательство. «Летом 1919 года я начал испытывать все большее разочарование в этих трех теориях – в марксистской теории истории, психоанализе и индивидуальной психологии, и у меня стали возникать сомнения в их научном статусе. Я обнаружил, что те из моих друзей, которые были поклонниками Маркса, Фрейда и Адлера, находились под впечатлением некоторых моментов, общих для этих теорий, в частности, под впечатлением их явной объяснительной силы. Все, что происходит, подтверждает теорию. Поэтому ее истинность кажется очевидной, и сомневающиеся в ней выглядят людьми, отказывающимися признать очевидную истину». Вот главная проблема: сторонники этих наук повсюду видели их подтверждение. Если у пациента были проблемы во взрослом возрасте, это всегда можно было объяснить тем, что его мать или отец сделали с ним в детстве, что не было проанализировано и решено. Поппер понял: ненаучные теории невозможно опровергнуть. Не было никаких возможных возражений, которые могли бы показать, что теория ошибочна. В истинной науке, по мнению философа, легко можно сделать следующее утверждение: «Если Х произойдет, это покажет, что теория Y неверна». Затем ученый может разработать эксперимент, чтобы выяснить, действительно ли Х происходит. Это противоположно поиску подтверждения; исследователь должен попытаться показать, что теория неверна, и, если ему это не удастся, тем самым укрепить ее. Поппер проиллюстрировал эту формулу притчей о черном лебеде. Предположим, теория предполагает, что все лебеди белые. Очевидный способ доказать ее – проверить, что каждый лебедь действительно белый, но есть проблема. Независимо от того, сколько белых лебедей вы найдете, вы никогда не можете быть уверены, что где-то не прячется черный лебедь. Таким образом, вы никогда не сможете доказать, что теория верна. Напротив, обнаружение одного-единственного черного лебедя гарантирует, что теория ложна. Возможность опровергнуть универсальное утверждение с помощью всего лишь одного примера – способность, как указывал философ, вытекающая непосредственно из теорем дедуктивной логики. Фото: Andrius Aleksandravicius/EyeEm/Getty, discoverwildlife.com Процесс научного познания по Попперу можно сравнить с игрой в шахматы: научные теории, как и фигуры на доске, могут быть использованы для предсказания будущих событий и проверки гипотез на практике. Такой подход к науке стал известен как фальсификационизм. Представьте себе, что игроки в шахматы – это ученые, а партия – это научная теория. Ученые играют на доске, двигая фигуры (или формулируя гипотезы), чтобы проверить, могут ли их ходы быть опровергнуты другим игроком. Если вы делаете ход, который не фальсифицируется, это говорит о том, что ваша гипотеза соответствует текущим экспериментальным данным. Но это еще не значит, что вы достигли абсолютной истины. Фото: Ričards Zvagulis, unsplash.com В любой момент другой игрок-ученый может обнаружить ошибку, прийти с другими экспериментами и показать, что ваша теория не работает в других условиях, и вам придется изменить свою стратегию, разработать новый ход-гипотезу, которая больше соответствует реальности. Псевдонауки не могут следовать этому принципу. Чтобы доказать это, Поппер сравнивал теории тех же Фрейда и Адлера, в качестве примера приводя поведение человека, толкающего ребенка в воду с намерением утопить его, и человека, жертвующего жизнью в попытке спасти этого ребенка. Каждый из этих случаев легко объясним и в терминах Фрейда, и в терминах Адлера. Согласно Фрейду, первый человек страдает от подавления какого-то комплекса, например Эдипова, в то время как второй достиг сублимации. Согласно Адлеру, первый человек страдает от чувства неполноценности, которое вызывает у него необходимость доказать самому себе, что он способен отважиться на преступление; то же самое происходит и со вторым, у которого возникает потребность доказать самому себе, что он способен спасти ребенка. "Я не смог бы придумать никакой формы человеческого поведения, которую нельзя было бы объяснить на основе каждой из этих теорий. И как раз этот факт – что они всегда находили подтверждение – в глазах их приверженцев является наиболее сильным аргументом в пользу этих теорий. До меня начало доходить, что эта кажущаяся сила на самом деле была их слабостью" Поппер противопоставляет эти гипотезы теории относительности, которая делала конкретные, поддающиеся проверке предсказания, указывая условия, при которых предсказания могли оказаться ложными. Оказалось, что предсказания Эйнштейна сбылись при проверке, тем самым подтвердив теорию попытками ее фальсификации. Но сущность теории давала основания, при которых она могла быть ошибочной. По сей день физики пытаются выяснить, где рушится теория относительности, чтобы прийти к более фундаментальному пониманию физической реальности. И хотя в конечном итоге эта теория может оказаться неполной или частным случаем более общего явления, она все же сделала точные, проверяемые предсказания, которые привели к практическим прорывам. Таким образом, по словам Поппера, наука требует проверяемости: если наблюдение показывает, что предсказанный эффект определенно отсутствует, то теория опровергается. Это значит, что в хороших теориях должен быть элемент риска. Разрабатывая их, ученые должны оставить возможность себе и коллегам доказать их ошибочность. Иллюстрация: Sandbox Studio, Corinne, Mucha, symmetrymagazine.org В лекции «Предположения и опровержения. Рост научного знания» Поппер изложил свои выводы, которые будут полезны любому мыслителю, пытающемуся понять, можно ли отнести теорию, которая ему дорога, к сфере науки. 1. Легко получить подтверждения почти для каждой теории, если мы ищем подтверждений. 2. Подтверждения следует принимать во внимание только в том случае, если они являются результатом рискованных предсказаний, то есть когда мы, не будучи осведомленными о теории, ожидали бы события, несовместимого с этой теорией, – события, которое опровергло бы данную теорию. 3. Каждая «хорошая» научная теория является некоторым запрещением: она запрещает появление определенных событий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше. 4. Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием, ненаучна. Неопровержимость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а ее порок. 5. Каждая настоящая проверка теории является попыткой ее фальсифицировать, то есть опровергнуть. При этом существуют степени проверяемости: одни теории более проверяемы и в большей степени опровержимы, чем другие; такие теории подвержены, так сказать, большему риску. 6. Подтверждающее свидетельство не должно приниматься в расчет за исключением тех случаев, когда оно является результатом подлинной проверки теории. Это означает, что его следует понимать как результат серьезной, но безуспешной попытки фальсифицировать теорию. Для многих ученых Карл Поппер остается единственным философом, имеющим хоть какое-то отношение к тому, чем они занимаются. Однако времена меняются. Определение науки, данное Поппером, подвергается серьезным испытаниям. Границы науки порождают множество идей, которые, казалось бы, невозможно опровергнуть: от попыток понять фундаментальную природу пространства-времени до теорий, претендующих на описание событий до Большого взрыва. Следует ли осуждать стремление к таким ошеломляющим идеям как лженауку – это спор, который разделяет научное сообщество.