Лауреат госпремии для молодых ученых Александр Осадчиев: В океанологию я пришел практически с улицы

8 февраля отмечается День российской науки. Среди главных событий – вручение в Кремле премии президента России для молодых ученых в области науки и инноваций за 2022 год. О том, как наука способна изменить мир, в эфире «МИР 24» рассказал один из лауреатов премии, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Института океанологии имени П.П. Ширшова РАН Александр Осадчиев.

Поздравляем вас с высокой наградой. Эта награда у вас не первая. Ранее вы уже получали медаль РАН для молодых ученых и премию правительства Москвы. Эта награда на самом высоком уровне вручена за уже свершенные достижения или аванс на будущее?

- Большое спасибо за поздравления. Конечно, награда вручена за уже совершенные исследования, за полученные результаты. Именно результаты и оценивались комиссией и экспертами при выборе лауреатов. Естественно, я на этом не остановлюсь. Наука необъятная, исследования продолжаются, у меня есть много планов на дальнейшие исследования. Вручение премии, признание моих заслуг – это приятно, но работаем мы не для этого. Мы, ученые, работаем для того, чтобы принести новое знание, разобраться в каких-то проблемах. Это большое удовольствие – когда мир что-то не знал, а ты взял и разобрался, что-то понял, рассказал, объяснил. Мне кажется, именно поэтому большая часть ученых и занимается наукой.

Наши исследования в Арктике, за которые я, в частности, был удостоен такой высокой награды, очень масштабные и длительные. Они никогда не закончатся. Нашей жизни не хватит, чтобы понять все, что там происходит.

Вы закончили физико-математический факультет МГУ. Тема дипломной работы – «О поиске эллиптических кривых с рациональной группой большого ранга». А работаете в Институте океанологии. Где связь?

- Связь действительно неочевидная. Когда я учился на мехмате МГУ, я занимался теорией чисел, это фундаментальная наука. Эллиптические кривые – очень важный элемент криптографии, на нем строятся очень многие криптографические протоколы и алгоритмы, начиная от электронной подписи и электронных денег, заканчивая современными технологиями блокчейн. Мне очень нравилась математика в школе и университете, я учился на прекрасной кафедре теории чисел и научный руководитель Юрий Валентинович Нестеренко. Я даже пошел в аспирантуру на мехмат, но мне захотелось чего-то более живого и прикладного. Я стал искать себя. Я, что называется, захотел сменить тему.

В Институт океанологии я пришел практически с улицы. Я написал на сайте Петру Олеговичу Завьялову, он тогда был заместителем директора по физическому направлению, и он мне ответил. Это было в ноябре 2009 года, и я до сих пор работаю в лаборатории Петра Олеговича, занимаюсь исследованиями.

Поначалу было очень сложно переключиться с фундаментальной математики на океанологию. Но мой научный руководитель и заведующий лабораторией нашел некоторое применение для меня – я моделировал. Я начал моделировать численные процессы, связанные с распространением речных вод моря. Я писал модель, умел программировать, и это позволило мне влиться в океанологию. За несколько лет я освоил специфику работы, физическую географию, физическую океанологию. Сейчас я очень далек от моделирования, я занимаюсь классической океанологией.

Теперь практика?

- Очень важен способ получения данных. Океанологи делятся на три часто не пересекающиеся группы по тому, какие данные они используют в своей работе. Есть люди, которые занимаются измерением непосредственно в море на корабле, натурными измерениями. Вторая группа людей занимается спутниковыми снимками Земли. Это очень развитая тема в последние десятилетия. Потому что натурные измерения довольно локализованные. Невозможно долго мерить море, это просто дорого. Спутник же облетает всю Землю с регулярностью и насыпает огромное количество данных, с которыми можно работать, заниматься океанологическим процессом, который виден на спутниковых снимках. Третий момент – численное моделирование. У людей есть модель, ее настроили, верифицировали и гоняют бесконечно.

Мне очень повезло, что я пришел в моделирование, а потом стал и спутниковыми снимками заниматься, и натурными измерениями. Мой путь со стороны в океанологию оказался очень полезным. Я смог работать на стыке этих трех направлений, и многие из моих результатов были получены благодаря этому.

Правда, что вам удалось открыть два новых течения в Карском море?

- Да, правда. До нас эти течения не были известны. Мы сходили в два рейса в августе и октябре 2021 года и открыли. Одно течение поверхностное, теплое, длиной в тысячу километров. Второе течение расположено на промежуточных глубинах, от 100 до 600 метров. Нам удалось это сделать в Арктике благодаря тому, что тают льды. В этих местах просто редко измеряли, был тяжелый ледовый слой. Мы пришли, нам повезло с погодой и условиями и смогли за один год получить два таких результата.

Как могут быть использованы результаты вашей работы с практической точки зрения?

- Ученые в своей голове не любят этот вопрос, но его надо ставить. Ученые занимаются наукой, им это нравится, практическое же применение, особенно фундаментальных знаний, обычно ученых интересует меньше. Но этот вопрос важный, и я отвечу на него так. Мы предоставляем основу для того, чтобы вести в Арктике хозяйственную деятельность. Потому что Арктика и другие моря – это стихия, жесткие погодные и климатические условия, это очень толстый лед, который двигается, ползает, меняется. Это частые штормовые условия, низкие температуры. Чтобы работать в Арктике – вести транспортную деятельность, добычу полезных ископаемых, рыболовство, требуется гидрометеорологическое обеспечение. Это понимание того, как ведет себя море, как оно существует, какие угрозы и опасности таит.

Моя работа и работа моих коллег – кирпичики, из которых потом складывается это понимание. Это очень большая система гидрометеорологического предсказания того, что будет в море.

Я не могу сказать, что я открыл течения, и теперь морякам будет проще ходить в какой-то акватории. Я могу сказать, что мы доказали и показали, что это течение приводит к тому, что лед образуется в этом районе позже из-за того, что течение теплое. Поэтому в нем можно дольше работать, в нем более длинный и безопасный период плавания.

Из этих кирпичиков складывается глобальное понимание того, что можно делать, а что нельзя, что опасно и что безопасно, как распространяются загрязнения в Арктике. Наши работы были одними из первых масштабных исследований распространения пластикового мусора в Северном Ледовитом океане. Я в меньшей степени участвовал в этой работе. Но мои коллеги показали источник микропластикового мусора, насколько он выносится с реками или поступает из Атлантики. Это позволяет прогнозировать распространение загрязнений в будущем. Это очень важно для того, чтобы бороться с ним или представлять, что происходит.

Вы еще работаете в институте геологии и в МФТИ.

- Совершенно верно. В ИГЕМ – Институте геологии рудных месторождений, в котором я тоже числюсь сотрудником, был проект, направленный на синтез геологических и океанологических процессов в российских морях. Я осуществлял экспертную поддержку проекта, помогал коллегам-геологам. Тот проект закончился, сейчас мы подали новый. Я думаю, в апреле мы его получим. Но активная фаза была три года, и мне было очень приятно уходить в смежную область и вместе с коллегами посмотреть на это немножко с другой стороны.

С МФТИ у меня интересные и крепкие связи. У меня около десяти студентов и аспирантов, и половина из них из МФТИ.