Михаил Швыдкой: Сегодня, когда государство прикладывает усилия для развития науки, не следует забывать о нуждах искусства
В 1964 году, когда Н.Г. Басов вместе со своим учителем А.М. Прохоровым и американцем Ч.Х. Таунсом получили Нобелевскую премию за фундаментальные работы в области квантовой электроники, которая привела к созданию мазера и лазера, Юрий Любимов в Москве получил возможность кардинально обновить Театр драмы и комедии на Таганке, был издан сборник стихотворений Андрея Вознесенского "Антимиры", вышли кинофильмы "Застава Ильича" Марлена Хуциева и "Иду на грозу" Сергея Микаэляна по роману Даниила Гранина. А за два года до этого, в 1962-м, картина "9 дней одного года" Михаила Ромма вызвала широкую общественную дискуссию, выходящую далеко за пределы киноискусства... Наука и искусство в пору оттепели 50-60-х годов прошлого столетия, что называется, пошли в прорыв, открывая новые грани мироздания, раздвигая границы понимания бытия.
На недавнем заседании оргкомитета по празднованию 100-летия Н.Г. Басова в Российском историческом обществе вспомнил те явления художественной культуры, которые были неотъемлемой частью жизни научного сообщества. Ведь вовсе не случайно в гостинице Объединенного института ядерных исследований в Дубне есть мемориальные номера, в которых останавливались Владимир Высоцкий и Андрей Вознесенский. Поэты, актеры, художники находили в академгородках - под Москвой и под Новосибирском - не только покой и уединение, но и благодарную публику. И вполне закономерно, что по инициативе А.П. Александрова, легендарного руководителя Курчатовского института, который он возглавил после смерти его основателя, был построен Дом ученых, который стал уникальным культурным центром, где в 50-70-е годы осуществлялись самые дерзкие художественные проекты. Обращение к ним - это тоже часть программы, подготовленной к 80-летию "Курчатника". За всем этим не только взаимные симпатии ученых и деятелей искусства, но более глубокие процессы, которые связывают столь различные на первый взгляд сферы познания мира и человека.
Юбилеи выдающихся советских физиков, которые мы отмечали в прошлом году и будем отмечать в нынешнем, невольно возвращают нас к давней дискуссии о физиках и лириках. В конце 50-х годов прошлого столетия она приобрела поистине международный масштаб. 7 мая 1959 года Чарльз Перси Сноу, известный английский ученый и писатель, прочитал в Кембриджском университете лекцию "Две культуры и научная революция", в которой признал глубочайший разрыв между деятелями культуры и науки: "Итак, на одном полюсе - художественная интеллигенция, на другом - ученые и как наиболее яркие представители этой группы - физики. Их разделяет стена непонимания, а иногда - особенно среди молодежи - даже антипатии и вражды. Но главное, конечно, непонимание. И у обеих этих групп странное, извращенное представление друг о друге. Они настолько по-разному относятся к одним и тем же вещам, что не могут найти общего языка даже в плане эмоций". Примечательно, что одной из существенных причин такого непонимания Ч.П. Сноу считал излишнюю специализацию знаний в системе образования на Западе, и особенно в Великобритании, противопоставляя такому подходу большую универсальность образования в СССР.
Наука и искусство так же тесно связаны между собой, как легкие и сердце
Однако и в нашей стране дискуссия о физиках и лириках весьма остро началась в том же 1959 году. Как известно, Илья Эренбург на страницах "Комсомольской правды" неоднократно публиковал статьи на эту тему, в частности, вступив в дискуссию с Игорем Полетаевым, автором первой советской книги о кибернетике, инженером-подполковником НИИ Главного артиллерийского управления. Так что знаменитое стихотворение Бориса Слуцкого, опубликованное 13 октября 1959 года, появилось в самый разгар начавшейся полемики. И заканчивалось оно весьма печально для лириков: "Отступают наши рифмы//И величие степенно// Отступает в логарифмы".
Но на самом деле все обстояло и обстоит совсем иначе. Наука и искусство взаимозависимы. И всякий раз фундаментальные открытия в естественно-научном познании мира предполагают схожие процессы в художественном творчестве. Так было в эпоху Возрождения, в пору Просвещения, с особой наглядностью это произошло на рубеже ХIХ и ХХ веков, когда прорывы в области физики, химии, биологии, психиатрии происходили одновременно с новациями в изобразительном искусстве, драматургии и прозе, поэзии и музыке. Название романа Марселя Пруста "В поисках утраченного времени" вполне подошло бы для обозначения темы научного исследования. Ускользало не только время, но и материя - это волновало в равной степени физиков и живописцев. И вовсе не случайно Альберт Эйнштейн признается, что Достоевский дал ему много, "очень много, больше Гаусса". Ученые и художники ощутили ограниченность классических теорий и образцов, они пустились в незнаемое, в котором были прерваны причинно-следственные связи. Им нужно было объяснить мир, в котором последующие события и процессы далеко не всегда могли быть объяснены предыдущими.
В значительной мере это относилось и к новаторским поискам в послереволюционной России, где идея создания нового государства и нового человека воплощалась в научных и художественных поисках. Замечу, что за год до смерти, в апреле 2014 года, в интервью Эжени Джейкобсон Чарльз Таунс, который разделил Нобелевскую премию с советскими физиками, признался, что к исследованиям в области квантовой электроники его подвигла книга Алексея Толстого "Гиперболоид инженера Гарина", впервые опубликованная в 1927 году.
Так что не стоит забывать провидческие слова Л.Н. Толстого: "Наука и искусство так же тесно связаны между собой, как легкие и сердце, так что если один орган извращен, то и другой не может правильно работать".
В Доме ученых осуществлялись самые дерзкие художественные проекты
Поэтому сегодня, когда государство прикладывает особые усилия для развития отечественной науки, выделяя серьезные средства на инновационные проекты и поддержку ученых, не следует забывать о нуждах искусства и его создателей, которые не могут лишь повторять пройденное.