Виталий Зверев: «Важно изучать роль вируса в эволюции человека»

СУДЬБА НАС ВЫБИРАЕТ…

- Виталий Васильевич, как вы нашли себя в профессии вирусолога?

- Не сразу все случилось. Но вот первое профессиональное слово, которое я услышал, поступив в Волгоградский мединститут — это слово «холера», поскольку именно она началась на Волге в 1969-м году. Был карантин, все закрыто, и свой первый укол, который я сделал дрожащими руками, был уколом вакцины.

Вот мне бы тогда задуматься и понять, что это вот такой некий знак судьбы, той самой, которая нас избирает и потом ведет по жизни. Но я как-то не отреагировал тогда, был студентом-первокурсником, мы ходили по домам, выявляли контактирующих, раздавали памятки, как себя вести. А вот когда я уже оканчивал институт, и у нас была принято Постановление ЦК КПСС о развитии генетики, я прочел очень увлекательную статью на данную тему в журнале «Смена». А тут еще к нам приехал человек, который набирал как раз студентов, оканчивающих институт, для работы в НИИ прикладной микробиологии.

- В общем, вас соблазнили недавно еще запрещенной «буржуазной» наукой генетикой…

- Получается так. Я тогда собирался себя посвятить совсем другой специальности. Но статья эта меня тогда потрясла и впечатлила, хоть и была она просто научно-популярной. Выбор был сделан: я согласился уйти в научную деятельность и 10 лет проработал в Институте молекулярной генетики Академии Наук СССР.

ВСЕ НАЧАЛОСЬ С БАКТЕРИЙ

- А первый объект ваших исследований…?

- Бактерии! Но, занимаясь чистой фундаментальной наукой, я понял, что это не совсем мое, потому что я окончил медицинский институт, и мне хотелось видеть практическое приложение своих трудов, связанное с человеком, его лечением. Но очень благодарен своим первым учителям Инессе Александровне Хмель, Ираиде Павловне Воробьевой, Игорю Заквановичу Зайцеву. Они очень многому меня научили. После защиты диссертации, когда мне предложили место в Институте вирусных препаратов, где занимались генетикой и разработкой вакцин, я, не раздумывая, согласился. Уже через год стал заведующим лабораторией, а через пару лет - замдиректора по науке.

- Это было в середине 80-х?

- Да, тогда в медицину как раз пришли методы молекулярной биологии и генетики, а я ими уже владел, и моя задача была внедрить их в вирусологию. Началась работа, которой я занимаюсь до сих пор - вакцины, вирусология, иммунология, потому что все эти науки очень связаны. Меня довольно рано избрали в Российскую академию медицинских наук. Для меня это стало не только высокой честью, но и авансом. Который я до сих пор стараюсь оправдать.

- Вспомним ваши прорывные научные достижения.

- Наш институт всего на полгода позже американцев, не имея ни таких возможностей, как у них, ни вируса в руках создал тест-системы для диагностики ВИЧ-инфекции. Я считаю это достижением, потому что наши разработки в течение нескольких месяцев были запущены на 5 заводах страны. Тогда же ничего не было, а благодаря нашим достижениям появилась возможность диагностировать инфекцию, вызываемую вирусом иммунодефицита человека.

Мы тогда пригласили выпускников химического факультета МГУ, создали молодую амбициозную команду, сделали тесты на ВИЧ, на гепатиты В и С, на сифилис. Самое важное, что именно в нашем институте одними из первых научились культивировать вирус иммунодефицита человека. Это же было совсем новое направление, академия тогда послала группу молодых ученых, и меня в том числе, для обмена опытом в этой сфере с учеными США. Я помню слова замечательного ученого и педагога В.И. Покровского, который тогда сказал знаменательную фразу: «Инфекция молодая — вот и пусть ею занимаются молодые».

Это оказался бесценный опыт, я побывал в то время в лучших лабораториях, очень много материалов, знаний, впечатлений получил. Что интересно, я тогда, как и до этого в ФРГ в Институте Пауля Эрлиха, не чувствовал себя учеником, потому что я их тоже чему-то учил, это был именно обмен опытом и знаниями, и это показывало, что советская наука тоже на высоте. Мы как раз к концу 80-х годов, я считаю, вышли на мировой уровень, и в программу по СПИДу - в научное оборудование, исследования - государство много вкладывало тогда.

УЧЕНЫЙ И УЧИТЕЛЬ

- А еще какие события из вашей жизни вы бы отметили?

- Для меня был важен приход на кафедру микробиологии, вирусологии, иммунологии Сеченовского медуниверситета. Это важная часть моей жизни, потому что мне нравится работать со студентами, с аспирантами. Я всегда тепло относился к молодежи, помнил, как нам самим было трудно - к примеру, над своей кандидатской диссертацией я работал 10 лет, столько же - над докторской.

- Кстати, вы тогда и с ВОЗ стали сотрудничать, какие события из того периода могли бы вы вспомнить?

- Я вошел в состав комиссии Всемирной организации здравоохранения, которая готовила правила использования вакцины против ВИЧ. Там ведь было очень много аспектов, не только научных, но и моральных, этических, юридических… Потом меня приглашали в качестве эксперта в специальный комитет, который решал судьбу коллекции натуральной оспы. Такие коллекции хранились у нас и в США, и американцы очень хотели, чтобы мы их уничтожили. Почему? Чтобы потом можно было сказать, что оспы на Земле уже точно нет.

Я был категорически против, меня поддержал еще один ученый из состава комиссии англичанин Робертсон. Мы добились того, что коллекции до сих пор существуют, и никто уже не возвращается к теме их уничтожения. Мы ведь бережем, скажем, амурских тигров, а ведь вирусы — это тоже уникальный биологический объект, и кто знает, когда он может понадобиться для более углубленного изучения.

Вирус оспы так и не изучен до конца! А ведь еще всякое может произойти. Вот все говорят сейчас о вирусе оспы обезьян, а это - вирус земляных белок. Тот самый, который перешел на обезьян, а от них заражаются люди. Причем, было даже несколько смертельных исходов. Значит, этот вирус оспы может эволюционировать и его надо продолжать изучать. На примере коронавируса мы видим, как опасно спустя рукава относиться к, казалось бы, уже «изученным» вопросам.

- А какие еще были знаковые события тех лет?

- Ну, например, когда мы объединили два института - Вирусных препаратов им. Анджапаридзе и НИИ вакцин и сывороток им. Мечникова. Стало понятно, что если в одном институте были развиты микробиология и иммунология, то другой институт был вирусологический. Так что имело смысл все это объединить и делать более современные научные работы. Единый институт теперь готовит специалистов по более широкому спектру специальностей.

- Например, по вирусным гепатитам?

- Да, уже в 90-е годы мы сделали первую коммерческую тест-систему. Заводы тогда были закрыты, пришлось при институте создать коммерческую компанию из сотрудников, мы занимались выпуском этих тестов, и, кстати, до сих пор идет выпуск тестов на различные вирусные инфекции. Мы первые сделали тест-системы на вирусные гепатиты В и С. Первыми сделали тест-системы на гепатит Е, когда его только открыли, и оказалось, что это гепатит не только людей, но и животных.

У нас единственная в стране, а, возможно, и в мире лаборатория, которая занимается всеми видами вирусных гепатитов. Мы до сих пор работаем над совершенствованием тест-систем для выявления всех видов этих вирусов. Раньше была известна только «желтуха», болезнь Боткина из всех видов вируса гепатита. Потом оказалось, что эта «желтуха» может вызываться двумя видами вирусов гепатита: один попадает в организм через кровь, а другой - через пищу или грязные руки. Позже выяснилось, что есть еще гепатиты, которые так и назывались «гепатит не А и не В», потом был открыты гепатиты С, Д («дельта»), Е, ну и так далее. И наши вирусологи говорят: подождите, это еще не все…

ВЕК УЧИСЬ…

- Виталий Васильевич, вы стояли у истоков многих достижений научной и практической медицины нашей страны…

- Достижения — это общий плод работы тысяч ученых-медиков, руководителей многочисленных учреждений здравоохранения. Я долго возглавлял секцию профилактической медицины в Академии медицинских наук, много лет состоял в Президиуме Академии медицинских наук и Президиуме РАН и скажу так: наши изыскания, даже наши общие собрания, посвященные каким-то научным проблемам, на самом деле очень много давали и дают. Это общение с нашими выдающимися учеными, а их слушать всегда интересно. Даже когда их выступления, вроде бы, к твоей научной специальности не имеют никакого отношения, но потом оказывается все в нашем мире сопряжено, связано. Вот помню доклады Геннадия Тихоновича Сухих, в то время только начинала звучать проблема стволовых клеток. Тогда казалось «это - не к нам», а потом выяснилось, что это касается буквально всех. Это новая медицинская технология. И таких примеров - множество.

- А что бы вы особенно выделили из результатов научной деятельности?

- Мне кажется важным издание нашего научного руководства по вакцинопрофилактике, важны наши учебники, атласы, пособия. Наверное, мы можем добиться и большего, но пока считаю, что сделал на сегодня все, что мог для науки, ее развития. Важно, что мы выжили в тяжелый период 90-х, и это не только моя заслуга, а и всего нашего коллектива, который сплотился, и мы выстояли. Особо отмечу, что из нашего института очень мало сотрудников в 90-е годы уехали работать за рубеж, а некоторые из уехавших потом вернулись с новым опытом и научным багажом.

- Что касается Запада. Понятно, что у них больше денег на оборудование, на проведение различных экспериментов. Разница материальных возможностей заставляла вас больше, что называется, крутиться, напрягать мозги…?

- Вы знаете, одно время я работал в ФРГ, в Англии, в Кембридже. Да, с одной стороны, условия зарубежных коллег впечатляют. Но, с другой стороны, иногда удивляешься их беспомощности: приезжаю, например, в один научный центр, а они ждут аппарат для сиквенса. Говорю: а что мы его ждем, он ведь только через неделю будет, у меня короткая командировка, давайте начинать! Они в ответ: а как без аппарата? Я им отвечаю: да вон у вас стекла нужные лежат на полке книжной, давайте возьмем вот этот пластик со стола, отрежем, соединим… Короче, объяснил им, как выйти из положения. Коллеги были в шоке! И все сработало, нам не раз приходилось так выходить из положения.

В РОССИИ ВСЕГДА ВЫКРУТЯТСЯ!

- Сможем ли сейчас вывести науку на новый уровень в нынешних условиях западных санкций?

- У нас такие умельцы в стране! Обязательно найдется Левша, который подкует эту блоху импортную. Ведь и раньше были проблемы с теми же запчастями, но выход всегда находили. Найдем и в этот раз.

Но, конечно, все время так жить нельзя, все равно это будет как бы другой уровень, пониже… Сейчас ведь и требования растут везде к препаратам, они другие, доказательная база нужна другая. Для того, чтобы все эти исследования выполнить, нужны условия. Очень много требований! И если мы их не выполним, то не сможем и публиковаться в ведущих научных журналах медицинского мира, а это приведет к прискорбному отставанию нашей науки.

- А, может, ну их, эти западные журналы?

- Действительно, я часто думаю, что у нас сейчас появляется хорошая возможность поднять престиж именно наших, российских, научных журналов. Сейчас они в загоне, а это неправильно. Надо просто печатать наши статьи и на русском, и на английском языках в наших журналах…

- И пусть они у нас их покупают за рубли!

- А что? У нас всегда есть интересные разработки, и у них появится интерес к российским научным журналам. Кстати, так ведь и было во времена СССР, мы ведь тогда только резюме печатали на английском языке, и то они покупали наши издания и переводили оттуда статьи, наши научные данные у себя использовали. И это происходило, кстати, не только в области медицины и биологии. Не надо себя так принижать, мы ведь на хорошем научном уровне и сегодня находимся. Мы умеем делать и вакцины, и препараты и не раз это доказывали всему научному миру, докажем и еще не один раз.

- А есть еще материальные возможности для современного качественного производства лекарств, вакцин, медтехники?

- Конечно, нам требуется возродить нашу отечественную медицинскую промышленность. Но деньги сейчас у кого? У государства, только оно в нынешних сложных условиях способно инвестировать в развитие медицинской науки. Возможно, действительно, нужен какой-то госплан, в который необходимо включить все эти потребности медицинской науки. Это нельзя сделать за месяц и даже за год-два. Но лично для меня очевидно, что эта вот ситуация - она не на год-два. Поэтому министерства должны провести, на мой взгляд, четкий анализ: что мы можем, например, заменить поставками с Востока?

- Что мы оттуда получим?

- Многие вещи у нас должны быть свои, хватит рассчитывать на одну только нефть. Нам надо сейчас забыть про все эти патенты, я считаю, особенно это касается лекарств, жизненно важных вещей для обеспечения народа. Все это надо делать самим. Потому что если нам их не дают, если ждут нашего вымирания, мы не должны этого допустить. Считаю, что у нас перед Западом нет никаких моральных обязательств, никаких. Поэтому как они с нами - так и мы с ними.

- Для вас, как для ученого, сейчас - возраст расцвета, у вас богатейший опыт! Какие направления сегодня вы бы отметили для себя как магистральные?

- Это механизмы аттенуации вируса. Поясню, что это. Самые эффективные вакцины — это живые вирусы. Аттенуация, говоря просто, — это получение ослабленных живых вирусов, которые вызывают иммунный ответ, но не вызывают заболевания. То есть вирус теряет свою вирулентность, способность вызывать заболевания, но при этом сохраняет свою структуру, может запустить иммунную систему на ответ, то есть сохраняет иммуногенность. В нашем институте с самого его основания занимались такими вакцинами, адаптировали их к разным средам.

А еще я хотел бы заниматься, но никогда на это не хватало ни времени, ни средств, изучением роли вируса в эволюции человека. Ведь никто до сих пор не знает происхождения этих наших вирусов. В нашем сознании вирус чаще всего ассоциируется с болезнью. К сожалению, мало изучены вирусы, которые помогают. Да мы их вообще мало знаем - не более 10-12% всех вирусов, которые существуют на Земле. А ведь они еще есть в Мировом океане - страшно представить сколько их в воде, в планктоне, в животных и рыбе…

- Вообще у нас в стране очень слабо развита фундаментальная вирусология?

- Увы. Прикладная вирусология есть, вакцины, иммунобиологические, диагностические и терапевтические препараты мы делаем. Но плохо знаем саму организацию вирусов, как они адаптируются, переходя от одного хозяина к другому, когда это может случиться и при каких условиях — это ведь все очень важные вопросы. И для нашей безопасности нам хорошо бы их изучить, то есть надо и дальше фундаментально исследовать проблему вирусов. Их морфологию, генетику, экологию, роль в эволюции жизни на планете.