Почему фантасты опасаются инноваций

Константин Фрумкин - Главный редактор делового журнала «Инвест-Форсайт» . Итак, подведены итоги конкурса рассказов к 100-летию Станислава Лема, членом жюри которого был автор этих строк. Победителем объявлено три рассказа, но всего в финал конкурса вышло 16 произведений научной фантастики «малой формы»… Вот о них и хотелось бы поговорить. Фото: depositphotos.com К недостаткам этих рассказов можно отнести то, что в них практически нет четких сюжетов. Ну а раз нет сюжета — нет и «внезапной» или «неожиданной» развязки. За редким исключением мы имеем дело скорее с очерками, с абрисами возможного будущего, а не с «историями». Заметим также: если судить по финальным рассказам, научная фантастика в значительной степени исчерпала возможные новые идеи. За ХХ век фантастами разных стран придумано так много всего, что физически трудно придумать что-то новое, чему в предшествующей литературе нельзя было бы найти прецедентов. И это при том, что авторы финальных рассказов все как один умны, начитаны и в этом смысле вполне достойны имени писателя-философа, юбилею которого был посвящен конкурс. Но хотя — с точки зрения истории научной фантастики — идеи большинства финальных рассказов не новы, они актуальны, более того — злободневны. В этих рассказах можно обнаружить две основные темы, и эта скудость лишь отчасти объясняется именем Станислава Лема, ставшего очевидным «камертоном» для творчества конкурсантов. Скорее, причина в окружающей нас жизни. Какие технические новинки действительно изменяют нашу жизнь на глазах? Каких чудес обещают «визионеры сингулярности»? В сущности, все самое интересное происходит сегодня в двух областях: биотехнологии и айти. Вот и в конкурсных рассказах мы видим, во-первых, как трансформируется человеческое тело, и во-вторых, как человек взаимодействует с миром виртуальности и искусственного интеллекта. С неба на землю Как можно было предвидеть заранее, отношение к будущим технологическим преобразованиям нашего существования — скорее настороженное, пессимистическое, однако среди 16 рассказов — и в этом видится своеобразный парадокс, может быть, даже «диагноз нашего времени» — за одним исключением нет ни одной настоящей антиутопии. Технологические преобразования, которые затевают, руководствуясь лучшими побуждениями, не приводят к катастрофам, аду и ужасу без конца. Удивительно, но нет ни одного рассказа о настоящем электронном тоталитаризме и цифровом концлагере. Джордж Оруэлл неактуален, и даже Франц Кафка — лишь на заднем плане. Скорее, предстоящее высокотехнологическое будущее вызывает у авторов — точнее, у их героев — чувства в диапазоне от тоски до отвращения. И часто — желание вернуться обратно: к «естественному состоянию», как и происходит в рассказе Андрея Кокоулина «Обратно», в котором мы видим реализацию пророчества Константина Циолковского: люди, избавившись от обычного тела, превратились в энергетические сущности, они летают между галактиками и питаются светом звезд, однако и среди этих сверхсуществ почему-то возникает чувство тоски и желание превратиться обратно в человека из плоти, в чем им помогают специальные хирурги. Герой рассказа подвергает себя такой «архаизирующей» операции, чтобы последовать за своей любимой (и в энергетическом межзвездном состоянии у людей сохраняется гендер, удивительно), но когда они встречаются в человеческом облике, девушка уже раскаялась и хочет обратно к звездам. Кстати — даже для финальных рассказов идея «энергетического человека» неоригинальна, она еще присутствует в рассказе Евгения Бурова «Жажда», одном из немногих рассказов, в котором нет критического отношения к технологиям будущего, хотя рассказ тоже мрачный: на Земле произошла ядерная война, но выжившие стали «энергетическими сущностями», и вот герой проводит на другой планете археологические раскопки, реконструируя историю гибели космической богини, спешившей, но не успевшей на помощь Земле. Бессмертие вам не понравится Конечно, превращение в сгустки энергии — это слишком крутая фантастика, слишком отдаленное будущее, а в более близкой перспективе у нас радикальное продление жизни и омоложение, о чем повествуют такие рассказы, как «Ужин у Дельбрюка» Максима Маркова и «Черная машина» Романа Верховского. Опять же, чем плохо омоложение? Прямого ответа на вопрос нет. Вообще, важнейшая особенность всех рассказов финала — в них трудно разыскать рациональную, внятную мотивацию тех негативных эмоций, которую испытывают персонажи. Просто автор предвидит, что героям в этом высокотехнологическом будущем будет не очень уютно. В некотором смысле эти научно-фантастические рассказы все больше «лирические», «импрессионистские» — не по художественным приемам, а по тому, что авторы не столько развивают сюжет, сколько создают атмосферу. Вот, например, «Ужин у Дельбрюка» — где мы имеем серию бессюжетных бесфинальных историй про разные варианты бессмертия, например про реинкарнацию, которая приводит к вселению в камень, а затем узнаем, что жена главного героя была сделана бессмертной принудительно и в итоге покончила с собой, для чего ей пришлось растворить в кислоте свой мозговой чип. Конечно, разговоры про изменение тела и продление жизни тесно связаны с социальной и политической проблематикой, прежде всего с очень болезненно переживаемым неравенством; это тоже одна из примет нашего времени. В «Черной машине» Романа Верховского мы узнаем, что есть разные формы бессмертия — для богатых (омоложение) и для всех (замена органов), и что завистливые демократические низы запрещают богачам доступ к омоложению. В обоих рассказах проблематизируются отношения бессмертных людей с детьми: у героев Маркова нет детей в обычном смысле слова, герои Верховского пережили собственного сына, умершего от старости. Но все-таки еще важнее — неравенство. Сопротивляясь Цукербергу Теме социального неравенства также посвящен рассказ Ирины Рябиновой «Щербатые цветы», но тут тема чуть другая: привилегия «высшего класса» заключается в том, что он живет в виртуальной (точнее, дополненной) реальности; таким образом, пафос «Щербатых цветов» вырастает на перекрестии двух конфликтов: с одной стороны, это довольно карикатурное отвращение к «столичной богемной тусовке», противопоставляемой «обычным людям», и с другой — противопоставление виртуальность/настоящая жизнь. «Щербатые цветы» — не самый лучший, но самый социально острый рассказ финала, и, возможно, его надо рассматривать как объяснение того недоверия к технологиям, которое сквозит во всех рассказах: все эти инновации бессознательно воспринимаются как «барская затея» чуждых нам, простым людям, «креаклов» и «элит», которые и присвоят себе главные результаты технотрансформаций (станут виртуальными бессмертными), к тому же наверняка проигнорируют важные негативные последствия этих трансформаций. Какие последствия? Например, в ходе «обессмерчивания» жертвуют личностью человека, так что в рассказе Алексея Михайлова «Отражение» умершего человека легко заменяют его двойником — никто и не замечает подмены. Почти во всех перечисленных рассказах есть такой момент: для «нормального», «простого» человека естественно сопротивляться инновациям, стремиться «откатить» к старой, ламповой версии — и, в частности, потому, что, согласившись на трансформацию, человек начинает не в полной мере принадлежать себе, его начинают контролировать чуждые силы, например «корпорации». О стремлении выйти из-под их контроля хотя бы после смерти — рассказ Владимира Березина «Сайт без урла» (второе место по итогам конкурса), посвященный очень модной теме сетевых аккаунтов покойных людей. В рассказе Березина аккаунт умершего со всем содержимым является собственностью соцсети, искусственный интеллект продолжает вести его, общаться с родственниками и при этом вставлять в сообщения рекламные объявления; неудивительно, что герой рассказа мечтает, как бы уничтожить свою учетную запись после смерти. В рабстве у гаджетов Тут мы подходим еще к одной важной, разрабатываемой в финальных рассказах, теме — зависимости от мира информационных технологий, теме нашей неполноценности вне мира гажетов. В уже упомянутом рассказе Ирины Рябиновой московская тусовщица оказывается выброшенной из своей среды, поскольку из-за принятого на тусовке айти-наркотика у неё умирают «мозговые чипы». В рассказе Михаила Гаёхо «Анна» (третье место) искусственный интеллект (ИИ) еженедельно толкает новую девушку под трамвай, предварительно заставив ее взять имя Анна, а ее бывшего мужа — фамилию Каренин. Сюжет кажется несколько нелепым, но впечатление производит мир, в котором все люди рабски подчиняются голосу гаджета-навигатора, даже если он приказывает лечь на рельсы. Что же, сегодня все мы являемся свидетелями того, как водители управляют автомобилем, рабски подчиняясь указаниям навигатора. Надо лишь немного фантазии, чтобы, глядя на такого водителя, вообразить «навигатор по жизни». Человек оказывается не хозяином своим поступкам, а рабски плетется, выполняя сценарий, созревший в недрах ИИ. Даже если этот человек, как в рассказе Гаёхо, следователь, свидетелей на допрос к нему вызывает искусственный интеллект. Рассказ Артема Хлебникова «Потери» (победитель конкурса) обращает внимание на тот, в общем, известный, но плохо осознаваемый факт, что цифровая информация чрезвычайно уязвима и может быть легко потеряна. Рассказ Алексея Андреева «Маза» эксплуатирует остроактуальную благодаря китайским экспериментам тему социальных рейтингов, причем, разумеется, — бойтесь, дети! — рейтинги развиваются крупными корпорациями: главный рейтинг «маза» назван в честь «Амазона». Параллельно в этом рассказе мы видим будущее США, в которых английский стал языком угнетаемого меньшинства. В очень «лемовском» по теме рассказе Никиты Тропинина «Квалиа» рассказывается об изобретении метода искусственного наведения чувственных ощущений, в том числе оргазма, а в «Проблеме выгорания у светофоров» Павла Шейнина делается попытка представить, как могла бы выглядеть психиатрия для электронных устройств. Россия настоящего в будущем Лишь небольшая часть финальных рассказов посвящена не актуальной озабоченности грядущими технологическими инновациями, а следует канонам более традиционной научной фантастики — хотя и тут мы можем увидеть дыхание политической новостной ленты; так, в «Вихре» Ольги Толстовой мы видим, как колонисты на поясе астероидов устроили из своего мира «осажденную крепость» — и не хотят ничего знать об остальной человеческой цивилизации, даже стараются не задумываться, откуда берутся импортные товары. «Будь ты проклят, Марс!» Дениса Дробышева — единственная антиутопия среди финальных рассказов: о том, как мнимый отлет россиян для колонизации Марса оказывается просто уничтожением лишних ртов; тема «мнимой эмиграции» — очень старая, примеры можно подбирать от «Дома в тысячу этажей» Яна Вайсса до «Райской машины» Михаила Успенского, но к этой старой научно-фантастической теме прибавились еще переживания за судьбу России, обреченной стать просто конторой по ремонту дороги из Европы в Китай (тема, любимая Владимиром Сорокиным), и, конечно, билеты на Марс в один конец от Илона Маска. Ради справедливости — два совсем уже традиционных НФ-рассказа: «Нишрот Йегрес, посетитель Йара» Павла Пименова — о сложных проблемах освоения новой планеты с аллюзией на историю грехопадения и «Те, кто не бросает своих» Татьяны Минасян, рассказ очень «стругацкий», одновременно психологический и морализаторский — об экспедиции, потерпевшей крушение на Венере. Краткие выводы Тот факт, что большую часть из шестнадцати финальных рассказов составляют тексты довольно сходного тематического направления, причем это направление можно охарактеризовать как «умеренное сопротивление технооптимизму», представляется крайне симптоматичным, тем более что мы тут имеем дело не только с выбором авторов, но и с выбором отбиравших материал ридеров. Противостояние технооптимизму — извечная функция научной фантастики, но для каждой эпохи у нее находится свой характерный повод, и тема нашего времени — изменения самого человека под влиянием биотеха и айти. Заметим в скобках — ни один из авторов не задумывается о неэффективной работе новых технологий, об их побочных эффектах. Причина тревожности — не в этом. Социальный контекст, в которых происходят эти изменения, авторов тоже интересует, но, как это, к сожалению, очень часто бывает в НФ, авторы конкурсных рассказов не хотят ничего придумывать про трансформацию социальных и политических реалий, наоборот — сатирический эффект возникает из-за наложения воображаемых будущих достижений техники на современные социальные реалии. В итоге отправкой людей на Марс в России будущего занимается жестокая служба безопасности, в Америке будущего разоблачают коррумпированных чиновников, собственностью на аккаунты умерших обладают великие и ужасные соцсети, подпольными лабораториями по омоложению распоряжаются металлургические корпорации, и т.д. В научную фантастику попал даже такой актуальный сюжет, как налогообложение сверхприбыли металлургов. Таким образом, часть ответа на вопрос, почему фантасты опасаются инноваций, заключается в том, что они подозревают нынешние элиты в злоупотреблениях новыми техническими возможностями. Но это лишь половина ответа. Вторая половина ответа требует психологического анализа личности типичного современного человека, находящегося в потоке изменений и с ностальгией вспоминающего «теплые ламповые времена». Рассказы, выставленные на конкурс памяти Станислава Лема, писателя, пытавшегося угадать черты будущего, но никогда не обольщавшегося им, хотя и не склонного к алармизму, являются ценным документом этой массовой ностальгии. Подписывайтесь на канал «Инвест-Форсайта» в «Яндекс.Дзене»