Побежденный хаос Олдоса Хаксли: почему нас пугают сбывшиеся утопии
Утопии, дистопии, антиутопии — истории о местах ("топосах"), где законы существования отличаются от наших, но понятны и одновременно загадочны для нас так же, как наши собственные страхи. 127 лет исполняется со дня рождения Олдоса Хаксли, написавшего одну из самых влиятельных, смешных и страшных антиутопий, уже, кажется, почти сбывшуюся. Вместе с экспертами вспоминаем важные тексты жанра и ищем грань между мечтой и кошмаром.
Когда-нибудь нигде
Слово "утопия" придумал в начале XVI века англичанин Томас Мор. Его работу "Весьма полезная, а также занимательная, поистине золотая книжечка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия" быстро перевели на множество языков, распространяя неологизм по всей Европе и за ее пределами.
"В слове "утопия" есть такое двоякое значение. "У" как "идеальное" (если переводить с греческого) и "у" как "отсутствующее" (если переводить с латыни). Замечательная ренессансная игра на двух классических языках. Отсутствующее идеальное место. Уже у Мора речь шла о чисто умозрительном варианте того, как якобы могло работать общество", — говорит старший преподаватель Школы филологических наук НИУ ВШЭ Александра Баженова-Сорокина.
Интересно, что в письмах Мора знаменитому философу Эразму Роттердамскому фигурировало название Nusquama, что переводится примерно как "Нигдея".
Разумеется, трактаты об идеальном устройстве мира люди писали и задолго до появления "Утопии". Стоит вспомнить хотя бы труды античных философов, в частности Платона и его "Государство". Но историю жанра принято отсчитывать именно с труда Мора. По словам профессора СПбГУ, доктора филологических наук, члена Европейского общества изучения утопии и научного общества изучения Олдоса Хаксли Ирины Головачевой, утопиями можно назвать даже конституции многих современных стран. Еще одним известным автором утопий был Герберт Уэллс, знакомый читателям в основном как научный фантаст.
"Тексты о мечтаниях, антимечтаниях и глупости подобных надежд можно в широком смысле назвать утопиями. Все остальные термины сюда входят. Это тексты о будущем или параллельном настоящем, где все отлично устроено. Дистопия или "отрицательная утопия" — это вывернутая утопия, когда хотели как лучше, а получился ужас. Домечтались. Хаксли ли это? Не думаю. Это, конечно, Оруэлл и, наверное, Замятин. Антиутопия — это текст, выступающий против того, чтобы намечтать себе идеальное будущее, направленный на то, чтобы иронически показать наивность такого рода социальных и научных конструкций", — объясняет Ирина Головачева.
Здесь и сейчас
Не всякая история об ужасно устроенном мире будет антиутопией или дистопией. Важная черта таких текстов — идеально функционирующее, в высшей степени регламентированное устройство общества, на системном уровне отказавшегося от перемен.
"Такое общество не готово меняться и не готово к разнообразию, ригидно, вне зависимости от того, насколько оно развито или интеллектуально. Например, постапокалипсис — это обычно про хаос, про состояние, когда никакие общественные договоренности не работают, как должны. Антиутопия — это когда общественные договоренности очень хорошо работают и ничто не работает за их пределами. Полное отсутствие хаоса", — говорит Баженова-Сорокина.
Утопия — это мечта о том, что глобальные проблемы человечества и человека в обществе могут быть решены — раз и навсегда. Отрицательная утопия становится расплатой человечества за воплощенную мечту. Она обращается к страхам, актуальным для общества здесь и сейчас, показывая, что любая безальтернативная система, способная избавить людей от страданий (голода, войн, сомнений и так далее), лишает человека права выбора, возможности развития и, как следствие, человечности.
Тотальная слежка, биополитика, дающая государству право распоряжаться человеческим телом и превращающая его в инструмент (например, в пушечное мясо или сосуд для производства потомства, как у Маргарет Этвуд в "Рассказе служанки"), потеря индивидуальности и контроль сознания (при помощи системы наказаний, удовольствий, медикаментов, гипноза и так далее), отторжение природы и экологические проблемы — частые мотивы отрицательных утопий. Многие из этих тем — ключевые для культового текста Хаксли.
Дивное и новое
Название романа было навеяно пьесой Шекспира "Буря". "О чудо!/ Какое множество прекрасных лиц!/ Как род людской красив! И как хорош/ Тот новый мир, где есть такие люди!" — говорит дочь миланского герцога Миранда, на что отец не без иронии отвечает: "Тебе все это ново…"
"Дивный новый мир" во многом был написан в ответ на научные утопии Уэллса, вызывавшие у Хаксли негодование. Для того чтобы полемика имела смысл, Хаксли необходимо было строить каркас своего мира, используя последние научные достижения. По словам Ирины Головачевой, этот роман в каком-то смысле является энциклопедией современных для двадцатых годов ХХ века знаний. Хаксли повсюду возил с собой Британскую энциклопедию и внимательно следил за научным дискурсом, отслеживая не только события, но и направления научной мысли. К примеру, искусственного оплодотворения на момент написания текста еще не существовало, но разговоры о такой возможности в научной среде велись. Так в "Дивном новом мире" появились "младенцы в бутылках", а место родов заняла "откупорка".
"Люди не замечают, что этот роман — очень иронический. В нем масса юмора... Хаксли издевается абсолютно над всем, начиная с имен героев. Женский персонаж — Ленина Королева. Это же анекдот. В одном имени Ленин и король. Общество, зашедшее в идиотический тупик, хотя очень счастливое, а с другой стороны — нечистоплотная дикость. Никакой середины. <…> Я считаю, что это самая главная и, возможно, в самом точном смысле пророческая утопия ХХ века. Аналогов такому тексту нет", — говорит Ирина Головачева.
Главным для такого романа, конечно, становится вопрос о том, что же такое счастье, почему счастливое, мирное, сытое общество вызывает у нас, сторонних наблюдателей, такой ужас. Дело, наверное, в том, что договориться о том, что такое счастье, невозможно, обладая свободой воли. Для того чтобы подавляющее большинство достигло счастья, оно должно быть навязано извне, а люди — лишены возможности рефлексировать.
"О дивный новый мир" был фантастикой в момент написания. Бесконечное шоу, дополненная реальность, которая все время гиперстимулирует людей и из которой нет выхода не потому, что их будут бить дубинками, а потому, что по-другому уже нельзя. Бесконечная фабрика удовольствий, которая не дает тебе возможности ни думать о собственной жизни, ни совершать свободный выбор. Когда ты постоянно находишься во второй реальности, полноценно существовать в то же время в первой очень трудно", — говорит Баженова-Сорокина.
По ее словам, эту же линию продолжают, например, "451 градус по Фаренгейту" Рэя Брэдбери и "Голодные игры" — мировой бестселлер писательницы Сьюзан Коллинз, вышедший уже в XXI веке.
Тогда и всегда
На развитие отрицательных утопий повлияло большое количество факторов, связанных с социальным и научным развитием общества, как и с восприятием времени. ХХ век сделал самые дикие кошмары и самые невероятные мечты почти осязаемо реальными, и это дало мощный толчок развитию жанра.
"Во второй половине XIX века началось условно время воплощения утопий, когда новая волна революционных движений пошла уже немножко на других скоростях и с другим уровнем осмысления реальности, чем, например, в Великую французскую революцию, — считает Александра Баженова-Сорокина. — В ХХ веке, учитывая скачки, которые дал прогресс, хорошие и важные вещи, случившиеся с обществом, связанные с борьбой рабочего класса за свои права, формированием социологии и психологией, у нас появилось представление об общественных системах, которого раньше не существовало. Советский Союз, маоистский Китай, во многих смыслах США мы можем представлять как воплощенные утопии. <...> Сейчас все уже так устали, что антиутопии в конце концов становятся реальностью, что писать антиутопии стало тяжеловато. XXI век — это все-таки больше век апокалипсиса и постапокалипсиса. Тем не менее утопии, конечно, продолжают писать, и связаны они в основном с цифровизацией сознания, памяти, со всякими биохакингами".
Но мы, конечно, не перестали искать идеал мироустройства, как и не перестали бояться последствий его воплощения в реальность. Разговор об утопии — это всегда разговор о мировоззрении, о выборе из множества зол и попытке сделать временное благо вечным. Вероятно, авторам утопий со знаком минус удавалось так часто предугадать дальнейшую траекторию развития общества именно потому, что писали они, опираясь на реальные события и страхи, которые миллионы современников проживали вместе с ними.
"Человечество не может перестать задавать себе главный вопрос: мы идем по пути Оруэлла или все-таки по пути Хаксли? Что для нас страшнее? Зверство, которое когда-нибудь все-таки закончится, или псевдосчастье, в котором никто никого не пытает? Утопиями занимаются и политики, и социологи. Более того, по-прежнему существуют утопические каноны: тантрические, экологические и так далее. Утопии — это не только слова. Это еще и действия", — говорит Ирина Головачева.
Алена Фокеева
