Незрелая климатология нуждается в стресс-тесте
В четвертой из пяти статей по проблемам климатологии научный обозреватель портала Asia Times Джонатан Тенненбаум продолжает разговор со Стивеном Куниным, бывшим главным научным сотрудником министерства энергетики США и автором книги «Непонятно: Что климатическая наука нам говорит? Что с этим не так? Почему это важно?».
Джонатан Тенненбаум: Переходя к политическому аспекту, я хотел бы спросить вас о вашем предложении организовать группу для исследования научной обоснованности заявлений, сделанных Межправительственной группой экспертов по изменению климата (IPCC) и в Национальном оценочном докладе по климату США.
Вы предлагаете провести агрессивную общественную проверку новых отчетов международного и американского агентств «красной командой», сформированной из ведущих ученых. В своей книге Вы описали предысторию этого предложения, о которой я хотел бы рассказать нашим читателям.
В 2013 году Американское физическое общество (APS) попросило Вас подготовить обзор для обновления официального заявления APS по изменению климата. В 2014 году вы организовали и возглавили «Семинар по обзору заявления об изменении климата» под эгидой APS — однодневный семинар с участием шести ведущих климатологов и шести физиков, которые задают критические вопросы и участвуют в интенсивном научном диалоге.
Я отметил, что в них приняли участие два наиболее влиятельных климатолога, участвовавших в подготовке отчета МГЭИК, Бенджамин Сантер и Уильям Коллинз.
В своей книге вы говорите о необходимости проведения «стресс-теста» для климатологии. Действительно, короткий «Рамочный документ рабочей группы», выпущенный перед семинаром, содержит самую резкую и самую разрушительную критику ключевых утверждений МГЭИК, которую я когда-либо видел (тексты рамочного документа American Physical Society Climate Change Statement Review и стенограммы семинара доступны в Интернете.)
Вы пишете:
«Я вернулся с семинара APS не только удивленным, но и потрясенным осознанием того, что наука о климате оказалась гораздо менее зрелой, чем я предполагал».
На семинаре и по результатам последующего опроса Вы пришли к выводу, что недостаточно «научных знаний, чтобы делать полезные прогнозы о том, как климат изменится в ближайшие десятилетия, не говоря уже о том, какое влияние на него окажут наши действия».
Излишне говорить, что этот вывод полностью противоречит тому впечатлению, которое создаётся у общественности и лиц, принимающих решения. На этом фоне я хорошо понимаю Ваш призыв 2017 года к проведению публичных «учений красной команды» по климатологии. Но пока ничего подобного не произошло.
Как вы думаете, есть ли шанс, что такая «красная команда» может быть организована в США в обозримом будущем?
Стивен Кунин: Что ж, это очень хороший вопрос. Позвольте мне сначала сказать, что большая часть книги — это то, что, как я думаю, написала бы «красная команда» в своем отчете, если бы рассмотрела Национальную оценку климата США. Я так разозлился, что не смог запустить работу «красной команды», что решил написать отчет сам.
И я думаю, что этот отчет позволил или позволит сделать две вещи. Во-первых, он расскажет людям о науке, о которой мы сейчас говорили. Но я думаю, что это также покажет людям, что оценки NCA и IPCC в том виде, в каком они публикуются с помощью процессов, в результате которых они являются, являются несовершенными; что в них есть заблуждения, есть ошибки.
И что я надеюсь, опубликовав книгу, так это то, что это убедит, по крайней мере, правительство США провести что-то вроде «учений красной команды» для следующего доклада о климате, который Национальная оценка климата опубликует в 2023 году.
Я разослал копии книги ведущим научным советникам нынешней администрации, некоторых из которых я знаю. Если бы я был на их месте, мне было бы трудно сопоставить мою научную честность с нынешней позицией правительства по проблеме климата. Буду с интересом наблюдать за тем, как будет развиваться ситуация.
Д.Т.: Если исключить США, можете ли вы представить себе, что какая-то группа стран, например развивающиеся, решит организовать климатическую «красную команду», подобную той, которую вы предлагаете?
С.К.: Я могу вполне могу представить, что Китай, Индия, Индонезия, Бразилия и т.д., соберут действительно сильную команду ученых для «красной команды» для анализа того, о чём сообщает МГЭИК. Не знаю, есть ли у них для этого мотивация. Это касается геополитики, предмета, о котором я очень мало знаю.
Но я могу представить, что Китаю приятно видеть, как Запад связывает себя всё больше в этом вопросе, в то время как Китай продолжает идти вперед и развиваться. Индонезия и Индия, вероятно, имеют меньший геостратегический интерес в этом вопросе. Они просто идут вперед и генерируют необходимую им энергию, и я бы сказал, что, вероятно, аморально мешать им это делать.
Вся проблема сокращения выбросов и т.д. кипит уже 25 лет, и я думаю, что многие граждане, промышленность и, возможно, даже национальные правительства скажут: «Раз никто ничего не делает с этим, а меры неэффективны, то мы просто пойдём».
Но сегодня у нас есть правительства, прежде всего США и ЕС, которые настаивают, чтобы вводимые правила регулирования напрямую влили на жизнь людей и на промышленность. Так что теперь у многих может появиться естественное желание более критично взглянуть на лежащую в основе предлагаемых мер науку.
Д.Т.:У меня такое чувство, что однажды люди проснутся и скажут: «О, я действительно собираюсь заплатить за всё это?». У нас, в Германии, например, цена на электроэнергию является одной из самых высоких в мире, она почти удвоилась с 2000 года — в основном из-за дополнительных сборов и налогов, которые необходимо уплатить за переход на так называемые возобновляемые источники энергии.
Такие состоятельные страны, как Германия, могут позволить себе такие расходы, по крайней мере, на данный момент, а как насчет развивающихся стран? Десятки тысяч километров нефте‑ и газопроводов, сотни угольных электростанций строятся в Китае, Индии и во всём развивающемся секторе. Собираются ли они отказаться от всей этой инфраструктуры?
С.К.: Я думаю, что предлагаемые меры чрезвычайно разрушительны или будут таковыми. Можно взглянуть на научные данные и сказать: я действительно не склонен рисковать, и я думаю, что мы должны делать то, что сегодня нам предлагается. Но когда предлагаемые меры действительно начнут бить по жизни людей, я думаю, мнение многих изменится. Может быть, мы не должны [сокращать выбросы парниковых газов] так быстро или так полно, как это сейчас обсуждается.
Д.Т.: То есть вы думаете, что поставленная Байденом цель по переходу США к 2035 году к так называемой чистой энергии совершенно нереалистична?
С.К.: Думаю, да. Прежде всего, если вы посмотрите, как менялись энергетические системы в прошлом, то на это уйдут десятилетия, и по уважительным причинам. Они меняются в процессе лечения, а не удаления зубов.
Д.Т.: У меня такое чувство, что вокруг темы изменения климата сложилась новая религия. По иронии судьбы предполагается, что она базируется на науке. Но наука требует постоянного критического, вопрошающего отношения, требует доказательств, отвергает догмы.
Вместо этого мы, кажется, являемся свидетелями появления целой системы убеждений, которая — по крайней мере, на мой взгляд, — носит все более иррациональный, догматический характер. И правительства втягиваются в это, выделяя на этой основе колоссальные ресурсы и, возможно, даже превращая это в своего рода государственную религию.
Между тем, если верить тому, что вы говорите, ключевые научные вопросы в значительной степени не решены. Я не знаю другого примера, сопоставимого с проблемой климата по масштабам противоречий.
С.К.: Что ж, можно вернуться назад и вспомнить лысенковщину (политическая кампания против генетики и научно обоснованного сельского хозяйства, возглавляемая советским ученым Трофимом Лысенко в середине XX века). Можно также вспомнить евгенику. Это вопросы, по которым позиция официальной науки не соответствовала тому, что происходило. В конечном итоге подобные ситуации исправлялись, но иногда слишком большой ценой.
Продолжение следует…