Хирург Евгений Левченко — о спасении пациентов, от которых отказались другие врачи

В начале мая 2018 года у 31-летней Арины Рычкиной обнаружился рак бронхов — один из самых распространенных видов рака, которым страдают заядлые курильщики. Однако заболевание появилось у молодой некурящей девушки. Диагноз сильно удивил врачей. Арина прошла курс химиотерапии и радикальный курс лучевой терапии, но они не помогли. 

Оставался один выход — удаление легкого. Это тяжелая операция, после которой 24% пациентов умирают в течение первых пяти лет от осложнений. Врачи не хотели удалять легкое, но без операции болезнь бы прогрессировала. Тогда Арина попала к хирургу Евгению Левченко из Санкт-Петербургского НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова, который решился на сложнейшую операцию — удалить пораженную часть легкого, включая фрагменты бронхов и трахеи, а оставшиеся участки соединить между собой. Фактически, Евгений Левченко «пересобрал легкое». Эта история стала основой для одной из серий телепроекта «Врачи» канала ТВ-3.

 — Евгений Владимирович, очевидно, что Вы — очень занятой человек, расписана каждая минута. Что побудило Вас принять участие в проекте канала ТВ-3?

 — Мне всегда обидно слышать и смотреть на экране: «Помогите собрать деньги на лечение за границей». Я прекрасно знаю, что все технологии, касающиеся хирургии, есть и у нас. Мне непонятно, почему нужно ехать оперироваться в Германию или в США, например. Это не так, наши хирурги намного профессиональнее заграничных. И с этой целью я готов давать интервью и говорить об этом. Я ратую за российскую медицину, у нас отличная школа! И очень хорошо, что есть телепроект «Врачи», который рассказывает о российской медицине и о наших возможностях.

 — Обследовавшие Арину врачи изначально удивлялись ее диагнозу — рак бронхов. Что могло стать его причиной?

 — Работа девушки была связана с рентгеновским сканированием, а облучение — один из факторов риска развития онкологических заболеваний. С другой стороны, к нам в клинику поступает достаточно много молодых пациентов с таким же заболеванием, но мы не можем связать его развитие ни с одним из известных предрасполагающих факторов. Так что я не стану связывать заболевание Арины с этим фактором напрямую.

 — Во время операции Вы применяете изолированную химиоперфузию — отключаете легкое и напитываете его специальным раствором. Это авторская методика? Часто ли ее применяют в мире?

 — Да, мы обладаем самым большим в мире опытом выполнения операций с помощью этой технологии. Но у Арины она не использовалась — не было показаний. Я могу назвать несколько центров в мире, где применяется изолированная химиоперфузия — например, в Дании и Германии. А вот в Соединенных Штатах она не применяется. Почему? Потому что это, во-первых, очень сложная в исполнении операция. Во-вторых, доказанная эффективность этого метода вызывает у научного сообщества определенные сомнения. Но сейчас мы получили практически неопровержимые данные! Мы сейчас готовим статью в авторитетный научный журнал.

Честно сказать, я был сам очень удивлен этим результатам! Мы проводили перфузию одним и тем же пациентам: после простого хирургического лечения в других стационарах, при рецидиве метастазов в легкие, мы выполняли удаление очагов и химиоперфузию. И после нашей технологии результаты получились в три раза лучше, чем после простого удаления метастазов из легких — и это у одних и тех же пациентов! Поэтому неопровержимые доказательства уже получены. Может быть, после этого что-то изменится.

 — Как Вы обычно объясняете пациентам сложность операции? И как они на это реагируют?

 — С пациентами мы обговариваем все возможные варианты. Я даже пытаюсь рисовать, потому что «на пальцах» они не совсем понимают, а когда я рисую, все становится понятным. Некоторые потом просят рисунок забрать себе. Мы обсуждаем все возможные исходы, интраоперационные риски, риск летального исхода во время операции и после нее, медицинские технологии, опыт их применения и результаты. Обсуждаем альтернативные методы при лечении онкологических заболеваний: это химиотерапия, лучевая терапия, но чаще всего используется комбинация — сначала химиотерапия, потом операция, лучевое лечение, либо наоборот. В любом случае мы предлагаем наилучший вариант лечения для пациента. Тот, все взвесив, сам принимает решение. Но, честно сказать, я еще не встречал пациента, который после разговора с врачом отказался бы от операции.

 — Как Вы готовитесь к операции и как отдыхаете после нее?

 — Перед сложными операциями приходится пересматривать все компьютерные томограммы, результаты всех дополнительных исследований. Очень важно общение с пациентом, его настрой. Если при подготовке к операции нужны какие-то специальные технологии, то мы обсуждаем это с бригадой и с анестезиологом, при необходимости — с перфузиологом. Если операционная сестра видит в планах операций на следующий день что-то необычное, то после обсуждения с хирургами подготавливает дополнительные инструменты, аппараты, расходный материал. Она тоже должна знать, что и в какой последовательности будет происходить на разных этапах операции, потому что во время операции мы практически не разговариваем и сестра молча подает то, что мне нужно.

Я никогда не обращал на это внимания, а однажды спросил: «Почему ты мне сейчас подала именно тупфер?». И она сказала: «А вы руку подали, как на тупфер». То есть опытная операционная сестра знает, какой именно инструмент нужен просто по тому, как подается рука хирурга. Вот такое тончайшее взаимодействие! И это не говоря о том, что у сестры на соседнем столе всегда есть необходимый набор инструментов для экстренных случаев. 

А после операции, честно сказать, может и хотелось бы чем-то заняться, но сил просто не остается. Единственное, что могу — только принять горизонтальное положение — особенно, после сложных многочасовых операций. Я приезжаю, ужинаю, но сил нет даже на то, чтобы погулять или заняться йогой! Честно сказать, иногда помогает бокал хорошего вина, но это только в том случае, если уверен на все 100%, что ночью не придется нестись в клинику на машине, нарушая все правила дорожного движения.

 — Вы известны тем, что беретесь за самых сложных пациентов и в большинстве случаев спасаете тех, от кого другие врачи отказались. Почему так сложилось? И почему врачи отказываются от некоторых пациентов?

 — Этот вопрос я тоже иногда задаю себе, особенно, когда мы уже в процессе операции видим, что для достижения нужного результата надо будет приложить очень много усилий, проработать все нюансы. А это всегда связано с нервным напряжением!

Но с другой стороны… Я вчера шел домой, и меня в коридоре встретила пациентка, у которой шесть лет назад была операция, длившаяся 13,5 часа. У нее — сложнейшая, мини-инвазивная пластика пищевода, и у нее все хорошо! Сейчас они с мужем планируют родить ребенка. Видеть таких пациентов через шесть лет — удовольствие. Когда от усталости опускаются руки, обязательно появляется какой-нибудь пациент, который тебе их поднимет, и ты понимаешь, что не зря живешь на этом свете и не зря топчешь землю.

Почему отказываются? Я ведь тоже не бог. Я всегда говорю, что десять или 15 лет назад я бы никогда не взялся за такую операцию, как у Арины. Но если на данном этапе ты можешь выполнить такую операцию — надо делать. Опыт накапливается с годами и с количеством операций. Все приходит с опытом. Поэтому и существуют федеральные центры, куда посылают самых сложных пациентов и где работают самые опытные доктора.

 — Как Вы объясняете для себя причину появления рака как заболевания? Когда человеку удастся его победить?

 — В начале прошлого столетия было известно примерно о 100 случаях рака легкого за всю историю человечества. Сейчас в мире ежегодно регистрируется более двух миллионов случаев — и это однозначно связано с курением. Но встречаются и никогда не курившие молодые люди с диагнозом «рак легкого». Здесь фактор — загрязнение окружающей среды: выхлопные газы, вредные отходы производства.

Как победить рак ? Я думаю, что это естественный процесс: люди должны рождаться и должны умирать. Жить вечно не получится ни у кого. Конечно, хочется задержаться в этой долине жизни подольше. А как задержаться — у меня нет ответа на этот вопрос. Но победить рак, наверное, когда-нибудь мы сумеем: в лечении всех его видов уже есть подвижки. Увеличивается и продолжительность жизни онкологических больных — да и людей в принципе. Но чтобы совсем поменять историю, чтобы люди жили по 200 лет — мне сложно сказать, случится ли такое когда-нибудь.

Невероятную историю спасения Арины Рычкиной покажут в эфире 10 июня в 14:40, в программе «Врачи» на телеканале ТВ-3. Редакция «Слово и Дело» благодарит Евгения Левченко за интересный разговор и желает и дальше самоотверженно служить медицине и россиянам!