Последние десятилетия отставание Архангельской области от соседей все более заметно. Наиболее наглядно оно в сравнении с Мурманском. Дело не в показателях валового продукта, которые пока сопоставимы, или специализации одного региона на лесе, а другого на море. Специализация должна обеспечивать населению привычный уровень жизни, поступательное развитие территории и ощущение этого людьми. Если существующей специализации все больше не хватает, надо «много думать» и принимать радикальные решения.
Вот этого области не хватает с середины 1980-х годов. Есть стратегии развития лесоперерабатывающих холдингов, нет стратегии региона. Есть бумажные стратегии, где авторы не решаются отвечать на неприятные вопросы и строго придерживаются существующего «коридора решений». В итоге область утратила стратегическую инициативу, которой в последний раз пытался овладеть губернатор А. А. Ефремов, а сейчас блестяще перехватил Мурманск. Попытка «стратегического» объединения в 2020 году с Ненецким автономным округом оказалась скорее предвыборным пиаром под губернаторские выборы.
Поразительно современно читаются слова Михаила Владимировича Толкачева — бывшего замминистра геологии СССР, одного из создателей «Архангельскгеологии» и открывателя поморских алмазов о первом секретаре Архангельского обкома КПСС в 1967—1983 гг.: «Б. В. Попов понимал, что лесная и лесоперерабатывающая промышленность вместе с оборонкой Северодвинска, морским и речным флотом не обеспечат поступательное развитие Архангельской области… геофизики подготовили три десятка перспективных площадей освоения, которые могли дать новый импульс развитию региона».
Из докладной записки ОК КПСС «Из истории поисков алмазов на Севере Русской платформы. Для служебного пользования, экз. № 2»: «…по каменистому берегу р. Двины близ Орлецов в Паниловской волости за несколько лет перед сим был найден большой величины алмаз, почему во время царствования императрицы Анны Иоановны (1730−1740 гг.) и был приставлен к сим берегам караул, дабы плававшие по Двине на судах не собирали валяющиеся там каменья…»
Известие об этой находке заинтересовало М. В. Ломоносова. В книге «Первые основания металлургии или рудных дел», вышедшей в 1743 году, он писал, что находит способными Орлецкие горы к содержанию алмазов…
«В 1965—1967 годах в результате наземной магнитной съемки, проведенной Архангельской комплексной геологической экспедицией (М. А. Данилов) в районе с. Нёноксы, были обнаружены семь локальных магнитных аномалий. Заданные здесь буровые скважины вскрыли трубки взрыва заполненные щелочными базальтоидами.
К 1973 году были накоплены разрозненные, но достаточно достоверные сведения по алмазоносности русловых отложений региона, которые позволили вновь привлечь внимание к этой проблеме…»
Архангельские алмазы — пример того, как много зависит от руководителя региона. Поэтому ИА REGNUM задало вопросы об истории их поиска Михаилу Владимировичу, и публикует подробные ответы, в которых много деталей, ключевых для понимания, как приобретается и как утрачивается стратегия региона.
«Его отличие от многих в стратегическом мышлении и твердости характера…».
Владимир Станулевич: До сих пор лучшим руководителем Архангельской области считается первый секретарь обкома КПСС Борис Вениаминович Попов. Это был умный и волевой руководитель, пользующийся поддержкой ЦК, который радикально улучшил жизнь северян. Но даже он многие годы не мог добиться решения Москвы по поиску и добыче в Архангельской области алмазов. Помог председатель Госплана СССР Николай Константинович Байбаков, но были и тормозящие силы…
Михаил Толкачев: Да, Борис Вениаминович Попов действительно много сделал полезного для нашей Архангельской области и для развития геологии, разведки нефти и газа в Ненецком округе и открытия Архангельской алмазоносной провинции. Мой краткий очерк о нем опубликован в книге воспоминаний «Так много сделал, как никто другой», изданной в Архангельске в 2009 году. Если коротко, то главное его отличие от многих руководителей заключалось в стратегическом мышлении и твердости характера, проявляемых в рутинной ежедневной работе по достижению поставленных целей.
Что тормозило открытие алмазов? Прежде всего рутина геологической науки, которая отвергала возможность открытия алмазов на европейском Севере страны, а также теоретическая, методическая и материальная неготовность Центральной архангельской геологоразведочной экспедиции (ЦАГРЭ) к развороту работ на алмазы после организации в 1973 году Архангельского геологоразведочного треста. Трест создали по указанию Б. В. Попова при активном участии второго секретаря обкома партии Кудрявцева и заведующего промышленным отделом Леонида Николаевича Лочехина — эти три человека, на мой взгляд, и явились «повивальными бабками» архангельских алмазов. Это удивительно, но могила Л. Н. Лочехина, который и в обкоме партии и на посту первого секретаря горкома партии всегда был одной из главных опор геологов, — рядом с могилой Владимира Гриба.
Поиску алмазов не мешали, потому что не верили в них
Михаил Толкачев: Была разработана схема долгосрочных мероприятий и план работы треста с двумя направлениями геологической экспансии — выходом с бурением в район Варандея, на северный фланг тимано-печорской нефтегазоносной провинции и организацией поиска алмазов. Сегодня такого рода планы называют дорожной картой.
Сотрудники, ответственные в Мингеологии РСФСР и Мингеологии СССР за прирост запасов и разведку алмазов, не мешали — просто не верили в возможность их открытия. Они сквозь пальцы смотрели на затеянную мною в Архангельске суету по организации в 1974 и 1976 гг. двух конференций и разрешили опубликовать под моей научной редакцией книгу М. А. Данилова по геологии Архангельской области «Богатства северных недр», где был раздел об алмазах и даже фотография трёх кристаллов.
Для всех других регионов существовало «табу» на рассказ о перспективах по алмазам, материалы о них шли только под грифом «секретно». А конференции, организованные при поддержке Обкома КПСС, на которые участники приезжали из Якутии и с Урала из отраслевых институтов, пробудили интерес к исследованию территории на алмазы.
За выдающееся открытие могли посадить
Владимир Станулевич: Некоторое время работы по поморским алмазам прятали в расходах на нефтеразведку. Как это выглядело на практике?
Михаил Толкачев: Дело это было в юридическом смысле опасное — финансовая пересортица считалась уголовным преступлением. Без поддержки обкома партии я мог вместе с главным бухгалтером и его заместителем — главным финансистом Лидией Георгиевной Стародубцевой попасть под суд. Это у победы много родителей, а в случае поражения нас осталось бы пятеро, включая Юрия Алексеевича Россихина и еще одного организатора нецелевой материально-технической помощи алмазникам — моего заместителя Анатолия Ивановича Пиньженина.
Отмечу, что из этой пятерки организаторов финансовых источников поисков алмазов, рисковавших своей свободой, никто не попал в список лауреатов и в перечень первооткрывателей алмазных месторождений. Вдохновивший нас с Ю. А. Россихиным на работу по алмазам в «теплом подбрюшье нефтеразведки» Н. К. Байбаков (в те годы Председатель Госплана СССР) называл поиск новых месторождений геологической экспансией, без которой не были бы открыты нефть «Второго Баку», Западной Сибири, медно-никелевые руды Норильска, золото Магадана и алмазы Якутии.
В организации финансирования работ на алмазы было еще два ключевых момента. Важно было при формировании и утверждении в Мингеологии РСФСР планов на будущий год «застолбить» в расходах строчку о поисках алмазов. Хотя бы крошечную сумму в 10 или 50 тысяч рублей. Эта строчка позволяла в конце года оплачивать за счет «экономии» средств объемы работ на алмазы.
Банк шел на риск и финансовые нарушения
Михаил Толкачев: Вторым ключевым моментом — возможностью вести работы на алмазы, была геологическая съемка, на которую выделялась определенная сумма. У меня были доверительные отношения с начальником финансового управления Куликовым и его заместителем Зинаидой Александровной Славутской. Мы договорились, и Куликов называл их «договоренности по-американски». Финансирование геологоразведочных работ шло через Архангельское отделение Стройбанка, который платил мне деньги в обмен на акт о выполненных работах. Одна глубокая скважина на нефть или газ стоила тогда около 3 миллионов рублей. Чтобы ее пробурить, на место работ надо было доставить тысячи тонн груза. Только дизельного топлива для транспорта нужно было завести из расчета по 200 тонн на месяц. Завозилось все морем, лежало на берегу до зимника и далее доставлялось на указанную точку.
«Зимний завоз» представлял в финансовом плане замороженные оборотные средства. Но приобретение оборудования, материалов, труб, цемента и топлива требовали текущей оплаты. Нужна была оплата морского и речного пароходств, вертолетов и самолетов, а Банк давал мне деньги только за выполненные работы, а не на предоплату. В этих случаях начфинуправления Куликов говорил: «Если Вам нужны деньги, позвоните, не пишите положенных в этих случаях бумаг и расчетов, просто назовите сумму и день, когда вернете этот аванс». Управляющий Сбербанком Бучнев удивлялся: «Михаил Владимирович, вчера Вы наскребли из остатков сумму для выплаты зарплаты аппарату, а сегодня вам пришло 5 миллионов рублей — перевод из министерства. Вы прямо волшебник какой-то. Поделитесь опытом взаимодействия с Мингео России».
«Квасной патриотизм самодостаточных поморов»
Михаил Толкачев: Зинаида Александровна Славутская, мой добрый гений с жестким мужским характером, спасала меня в сложных ситуациях, но не удержала от назначения управляющим созданного Архангельского геологоразведочного треста. Процедура назначения руководителей геологоразведочных трестов включала согласование кандидатуры обкомом партии и завершалась утверждением на коллегии Мингеологии РСФСР. При рассмотрении моей кандидатуры в Мингеологии РСФСР я должен был посетить для предварительного собеседования членов коллегии, заместителей министра и начальников ключевых управлений.
В Финансовом управлении я попал к З. А. Славутской. Прочитав мою объективку, она прямо сказала: «Ушастый, куда ты лезешь? В Архангельске слопали А. Вайнера, а он пользовался безразмерной поддержкой заместителя министра А. Т. Шмарева. Отец А. Вайнера работал с А. Т. Шмаревым в Татарии, сейчас трудится в Госплане СССР, но сын его не смог противостоять квасному патриотизму самодостаточных поморов. Они все там «сами с усами». Ты понимаешь, куда тебя направляют, ушастый?» На моей короткостриженой голове заметно торчали уши, мне было 32 года. Мой ответ был прост: «Иду туда, куда посылают. Ю. К. Лигачев по согласованию с Б. В. Поповым уже дал согласие на перевод из Томской области, меня там уволили. Рассчитываю на Вашу поддержку, уважаемая Зинаида Александровна».
Израсходованное на борьбу с подпольными абортами вернуть!
Михаил Толкачев: Тучи наказания за нарушение финансовой дисциплины сгущались над головой и по другим поводам. Наиболее серьезно могли наказать за нецелевое расходование средств на организованную мной медицинскую службу в полевых экспедициях. Началось все буднично и страшно. Череду смертей от подпольных абортов членов семей геологических организаций расследовали милиция и КГБ, но пресечь не смогли.
Я попросил собрать женщин в клубе Искателей в Нарьян-Маре для разговора о недостатках в медицинском обслуживании. Странное это было собрание. В президиуме за столом — начальник АТГУ (Архангельского территориального геологического управления), а зал заполнен до отказа женщинами. Я сказал, что «главная цель моего обращения к Вам, дорогие женщины, прежде всего идет об абортах. У меня трое детей, я примерно знаю, как их производят на свет, но не могу спокойно слышать об очередной жертве подпольного аборта. Знаю из сплетен и доверительных разговоров, кто может быть причастен к таким псевдооперациям. И милиция бессильна, так как погибшие женщины-жертвы не могут быть свидетелями. Что нужно сделать, чтобы прекратить эти бесконечные похороны?»
Что тут началось, не описать. Стало ясно, что легальный медицинский аборт можно сделать только в больнице Нарьян-Мара, для чего муж должен сдать чуть не пол-литра крови, а отважные буровики крови боятся, что автобусы зимой и в распутицу не ходят и так далее. Речь шла не только об абортах, но и о лечении зубов, о пунктах скорой медицинской помощи, наконец, о создании медицинской службы в местах, куда можно добраться только на вертолетах.
Я обязал всех начальников экспедиций построить медицинские бараки и договорился с заведующим облздравотделом Шубиным о приобретении стоматологических и гинекологических кресел, другого оборудования, открытии аптечных киосков, приеме на работу врачей за счет АТГУ. Врачи к нам шли охотно, так как зарплата у нас была выше.
Это построенное мной подобие «медицинского рая» стало известно в Москве. Приехала комиссия, подготовила материал на коллегию Мингеологии РСФСР. В проекте решения значилось серьезное наказание, которое могло закончиться предъявлением мне требования о компенсации незаконных затрат. Я доложил по ВЧ из кабинета Л. И. Ровнина о проекте решения Б. В. Попову в надежде, что он примет необходимые меры. Он попросил передать трубку министру и поговорил с Львом Ивановичем, что обком партии разделяет тревогу руководства АТГУ состоянием медобслуживания геологов и не считает серьезным нарушением вынужденные меры, принятые начальником АТГУ. Л. И. Ровнин и без этого тепло и по-дружески относился к своему выдвиженцу. Мы дружили и часто встречались с ним в Москве до самой его безвременной кончины.
На коллегии меня спасла З. А. Славутская — непримиримый враг нецелевых расходов. Выслушав накануне мой рассказ о борьбе с подпольными абортами, она на коллегии повернула обсуждаемую тему острием в сторону Минздрава России, невнимание которого к нуждам геологов заставляло их принимать на себя заботы о медицинском обслуживании.
«Надеюсь, Вы не стащили эти алмазы из Лувра?»
Владимир Станулевич: Вспоминают, что ключевым моментом в решении Москвы по поиску алмазов, стала Ваша фотография архангельских кристаллов, принесенная Б. В. Поповым в ЦК КПСС? Где Вы их нашли, как о них узнал Б. В. Попов, где их фотографировали?
Михаил Толкачев: Шесть алмазов, попавших на фотографию, показанную второму секретарю ЦК КПСС А. П. Кириленко нашли вдали от известных ныне алмазных трубок, на речках Кумушке и Волонге. О том, как их забрали у хранивших алмазы ученых и специалистов, Б. В. Попов рассказал в своем интервью в газете «Правда Севера». Пробирку с шестью алмазами, самый крупный из которых был размером в 7 мм, мне передал П. П. Щелчков. Проект записки в ЦК КПСС я готовил вместе с Л. Н. Лочехиным, который был у Б. В. Попова партийным спичрайтером. Фотографии я пошел делать в областное управление МВД в оперативно-технический отдел к моему другу полковнику Ахрименко. Он пригласил вооруженного фотоаппаратом капитана — фамилия в моей памяти, к сожалению, не задержалась. Этот капитан сфотографировал на черном бархате наши алмазы и отпечатал несколько фотографий с разной степенью увеличения. Запомнилась фраза Бориса Вениаминовича, который, увидев фото, сказал: «Надеюсь, Михаил Владимирович, что вы не стащили эти алмазы из Лувра».
Капитан сфотографировал также молодых спецов нашей лаборатории, которым была поручена специализация по алмазам. Это известные теперь первооткрыватели: минералог Валерий Соболев и петрограф Владимир Скрипниченко.
Я не знаю, какую именно из фотографий показал Б. В. Попов А. П. Кириленко. В ЦК КПСС в кабинете завсектором геологии Отдела тяжелой промышленности Аркадия Андреевича Ямнова мне показали письмо Б. В. Попова и резолюцию — поручение А. П. Кириленко Министру геологии СССР А. В. Сидоренко о том, что министерство должно выделять в предстоящей пятилетке по одному миллиону рублей в год на поиски алмазов в Архангельской области.
Беседа с А. А. Ямновым шла в присутствии инструктора ЦК КПСС Василия Андреевича Низьева, который побывал в нашей области, ознакомился с положением дел и положительно оценивал перспективы на нефть и алмазы. Не первый раз в жизни я столкнулся с ситуацией, когда гнев начальства обрушивается на головы тех, кто прорывается со своими идеями к вышестоящим руководителям. Помню красные уши В. А. Низьева и громкий голос А. А. Ямнова, который отчитывал меня за желание решать надуманные проблемы в верхних эшелонах власти в обход установленного порядка. Деньги, выделение которых санкционировал А. П. Кириленко, он назвал как «обманно взятые из кассы Мингеологии СССР», которые в результате предоставленной мною в Архангельский обком партии недостоверной информации по алмазам будут потрачены зря.
Я прекрасно понимал, что он не может изменить указание секретаря ЦК о выделении нам финансирования и молчаливо досидел до завершения визита. В Госплане СССР, в Госснабе СССР, в Мингеологии РСФСР состоялись конкретные решения по резолюции А. П. Кириленко.
Борис Попов вырвал архангельские недра из-под власти Коми
Владимир Станулевич: Благодаря решению Н. К. Байбакова и Б. В. Попова было положено начало «Архангельскгеолдобыче» и освобождению Архангельской области от влияния геологов Коми АССР. Это было желанием первого секретаря усилить аппаратные позиции или производственная необходимость?
Михаил Толкачев: Развитие геологии определялось экономикой области. Б. В. Попов понимал, что лесная и лесоперерабатывающая промышленность вместе с оборонкой Северодвинска, морским и речным флотом не обеспечат ей поступательное развитие. Вместе с тем геофизики подготовили три десятка перспективных площадей освоения, которые могли дать новый импульс развитию Архангельской области.
И в недрах Коми обкома были люди и секретари, которые думали о деле, а не о политике. Главный геофизик Ухтинского геологоуправления Беловол передал мне карточки структур вала Сорокина, а начальник УТГУ Н. Т. Забродоцкий откомандировал в Архангельск Ю. А. Россихина на должность моего зама по нефти и газу. До северных недр из Коми Республики было просто не дотянуться.
Владимир Станулевич: Сравнивая управленцев советской школы с управленцами нынешних времен, как бы Вы охарактеризовали их сильные и слабые стороны?
Михаил Толкачев: Главной стороной успешных командиров производства — директоров и министров минувшей поры — был их профессиональный опыт, профессионализм. Они добивались результата потому, что стояли «на плечах» своих предшественников — гигантов, и экономика сохраняла заряд позитивной инерции.
В брежневские времена застоя в геологии не было
Владимир Станулевич: Брежневские времена в Перестройку изобразили «эпохой застоя», но показатели геологии свидетельствуют, что она динамично развивалась. Был «застой» или тот период дискредитировали?
Михаил Толкачев: В моей геологической жизни все шло по нарастающей, застоя не было. До сих пор нефтегазодобыча работает на базе созданных в прошлые годы разведанных запасов. Посмотрите обзорные статьи министра геологии СССР Е. А. Козловского на эту тему, там масса конкретных примеров.
Владимир Станулевич: В 42 года Вы стали инструктором ЦК КПСС. До этого работали одним из руководителей геологических организаций в Сибири. Работали социальные лифты, существовала кадровая политика…
Михаил Толкачев: Те, кто пахал, росли быстро. Кадровики министерств готовили управленцев, заботились об их своевременной учебе, отправляли в загранкомандировки, передвигали по территории страны. Министр геологии России Лев Иванович Ровнин учился в Саратове, в Западной Сибири последовательно прошел все ступени до главного геолога Главтюменьгеологии, перевелся в Москву руководителем в геологический главк, а затем — в министры России. Заместители министра Л. И. Ровнина Б. М. Зубарев, И. А. Кобеляцкий, А. Т. Шмарев, В. Е. Рябенко, П. М. Морозов пришли на должности, поднявшись по ступенькам в геологических управлениях Якутии, Бурятии, Иркутской области. Я начинал на Енисейском кряже в Восточной Сибири, почти 13 лет работал в Западной Сибири, два года — геологом во Вьетнаме, затем европейский Север, учеба в Академии народного хозяйства СССР, работа в ЦК КПСС и заместителем Председателя ГКЗ СССР и только потом был назначен заместителем Министра геологии СССР.
Владимир Станулевич: Читал, что геологи одно время хотели присвоить имя Н. К. Байбакова одной из архангельских алмазных трубок. Это состоялось?
Михаил Толкачев: Это сделать никогда не поздно, но сначала нужно одну алмазную трубку назвать именем Бориса Вениаминовича Попова.