Этнограф Константин Куксин: о предназначении, закате религии и о том, что сделало кроманьонцев лидерами эволюции

Некоторые вопросы беспокоят нас с самого детства: мы задаём их сначала родителям, затем ищем ответы в книгах и размышляем над ними всю жизнь. Что такое любовь? В чём смысл существования человека? Откуда мы пришли и куда идём? Возможно, потребность спрашивать о подобном – это особенность нашего сознания, которое появилось в ходе эволюции. В ходе авторского проекта Сергея ЕЛИНА «СВОЯ ФИЛОСОФИЯ: личные ответы на ВЕЧНЫЕ ВОПРОСЫ» мы побеседовали с удивительным человеком – путешественником, этнографом, директором Музея кочевых культур Константином КУКСИНЫМ, который поделился с нами своим взглядом на мир. – Костя, у тебя за плечами множество экспедиций, серия книг, но всё-таки в чём ты видишь своё предназначение? – Какое правильное слово! Я считаю, что у жизни есть именно предназначение, и чем скорее это человек поймёт, тем лучше. Моё предназначение проявилось во время одной из первых экспедиций по Монголии. Монголы дали мне новое имя – Цагаан Бадарчин, или Белый Сказитель. Шаманы говорили, что я тоже шаман, просто из города. То есть я связываю между собой непохожие времена, миры и цивилизации. Эта функция посредничества проявляется во всём: детям я рассказываю о том, что они станут взрослыми, кочевникам – о жизни в больших городах, горожанам – о кочевниках. Книги – ещё один вариант посредничества. Всё это разные инструменты для того, чтобы соединять людей и миры. – Кстати, значение слова «религия» означает то же самое – «соединение». – Да, именно: соединение человека с Богом. – А ты считаешь себя верующим человеком? – Конечно. Верю в своё предназначение, в то, что мир прекрасен. При этом не отношу себя к определённой религии или конфессии. Я прошёл разные пути: учился в духовной семинарии, в буддийских дацанах, общался с суфиями шиитского ислама, с шаманами и духовными лидерами индейцев. В каждой религии нахожу зёрна истины и нахожу плевелы. Сейчас мне близка религия индейцев Северной Америки. Смысл их главной молитвы Mitakuye oyasin! – «Мы все – сородичи!» – заключается в том, что травы, облака, небо, бизоны, люди – всё это одно целое. Если ты это постигаешь, то сквозь тебя проходит волна жизни. – А что если ты искренне веришь, а потом эти взгляды окажутся ложными? – Закон кармы в буддизме – это механика. Там нет доброго Бога, который может сказать: ладно, прощаю тебя, ты заблуждался. Ты должен был разобраться, ведь невежество – главный грех. Я говорю детям: сомневайтесь во всём, ищите истину. Жизнь в поисках истины не будет напрасной, она будет насыщенной и интересной. Самое страшное, на мой взгляд, – это перестать удивляться. У Городницкого есть такие строки: «Не страшно потерять уменье удивлять, страшнее – потерять уменье удивляться». Я бы хотел умереть с широко раскрытыми глазами и фразой «ну ничего себе!» – А как ты относишься к христианству? – Христианство мне интересно – такое, знаете, цыганское, ведь цыгане не различают конфессий. Я бы пошёл за Христом, честно. Верю, что он был, ведь инерция этой личности ощущается в течение двух тысяч лет, мы живём в этой инерции. Но во что превратилось христианство – отдельная история. – Оно исказилось, как писал Толстой? – Да, сильно. Об этом писали Толстой, Достоевский. Буддизм в принципе тоже. Будда учил: «Ищите знания, невежество – главный грех». Но мы теперь вращаем молитвенный барабан, нам не нужно учить мантры и сутры, за нас уже всё написали. И Будда, и Христос учили тому, что мы должны до всего дойти сами. Больше всего мне нравятся слова Будды Шакьямуни, произнесённые им перед смертью. Он уже закрыл глаза, чтобы уйти, и тогда его любимый ученик заплакал. Будда сказал: «Зачем ты плачешь? Из-за того что я ухожу, не плачь. Ты шёл в моём свете, но своего ты разве не нашёл?» Он сказал самую важную для меня фразу в жизни: «Ищите свой свет». Это гениально. А вообще я полагаю, что время религии закончилось. – Почему закончилось? – Религии всё-таки – массовые институты, состоящие из посвящённых и паствы. Эти организованные структуры возникают, потому что все рано или поздно задают себе вопросы: зачем я живу, куда я уйду после смерти. И по-хорошему, надо всё бросить и пойти сейчас на них отвечать: искать ответы в пещерах, в ретритах. Но большинство не может оставить семью, работу, поэтому мы делегируем эти полномочия продвинутым – святым. Они нашли ответ для себя, и нам кажется, что он подойдёт для нас. Они как будто говорят: «Ребята, у меня получилось, я поделюсь с вами! Будет вам царство небесное, или нирвана». Человечество прошло этот этап, мир изменился и люди вместе с ним. Мне кажется, сейчас наступает эра индивидуального поиска. Каждый ищет сам. – Тем не менее мировые религии имеют огромное количество последователей. Это связано с тем, что люди не готовы сами для себя создать систему сдержек и противовесов? – Любая религия – это систематизация духовного опыта, выраженная в том числе в нормах поведения. А любая систематика – упрощение и потеря качества. Если человек считает, что раз Бога нет – всё дозволено, то, конечно, тогда лучше, чтобы он был верующим, соблюдал бы религиозные нормы. Но религия часто становится ограничителем: шаг вправо, шаг влево – расстрел, аутодафе, инквизиция. Люди постепенно освобождаются от тяжёлого труда, лет через пятнадцать всё вообще будут делать роботы, и тогда у нас появится время для того, чтобы уйти к звёздам и постигать мир. Но большинство людей, к сожалению, никуда не пойдёт, не вступит на этот путь познания мира, себя, саморазвития. От этого очень больно. Но вообще я люблю людей. Мой главный духовный учитель – индеец Серый Орёл сказал одну важную фразу: «Все люди – люди». Всё! Нет комментариев. – Как ты думаешь, понятие о добром заложено в людях откуда-то свыше или это эволюция, адаптация, выгодная для выживания вида? – Я думаю, эта история эволюционная. Одновременно на Земле жили разные виды людей – сейчас учёным известно шесть видов, но выжил только один. Хочется спросить: «Так, товарищи предки, это не вы ли перебили денисовцев и неандертальцев?» Долгое время думали, что наш вид очень агрессивный. Мол, неандертальцев – сильных, с большим объёмом мозга – мы перебили просто потому, что были они были добродушными увальнями, а мы – существами маленькими и злобными. Сейчас оказывается, что всё не так. Неандертальцы жили семьями, а кроманьонцы – наши предки – пошли дальше – они научились видеть в чужих своих. То есть своими считали свою семью и соседнюю. Говорили, наверное: «Вы тоже люди. Вы наши братья». У нас же до сих пор сохранились обряды братания. В итоге популяция кроманьонцев стала многочисленнее за счёт того, что они могли охотиться большими группами и получали больше ресурсов. Мы не истребляли неандертальцев, мы просто сделали правильный эволюционный выбор. – А что нас сделало современными людьми? Труд? – Нет, более простая вещь – общение. Болтовня, сплетни. Из них развились человеческий язык, разум и вся сложная система коммуникации. – О коммуникации. Мы же не одни во Вселенной, как ты думаешь? – Я уверен, что не одни. Уже сейчас нашими относительно слабенькими телескопами обнаружена масса планет, где условия лучше, чем на Земле. Даже просто по теории вероятности там возможна разумная жизнь. Безусловно, где-то есть разумная жизнь, но пока я не верю в контакты, эта звёздная жизнь пока недостижима для нас ни с какими скоростями. Что касается поисков контактов, мне хочется рассказать про гениального учёного – Юрия Кнорозова, который расшифровал письменность майя. Он был очень странным человеком – от журналистов убегал через окно, с друзьями ездил в багажнике машины, был нелюдим, голодал… И расшифровал иероглифы майя. Все его признали гением, а он говорил, что дешифровка – это частный случай. Его по-настоящему беспокоило то, что, когда человечество сможет наладить связь с другими планетами, надо будет как-то с ними общаться. И он создавал общую теорию контактов! Его система дешифровки основана на позиционной статистике, он использовал первые ЭВМ и, по сути, создал электронные дешифровальные машины. Тоже между делом. А делом его было создание системы коммуникаций с другими цивилизациями. – Ты тоже много общался с другими цивилизациями: нравственный закон всё-таки один для всех культур? – «Две вещи поражают моё воображение: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас». У антропологов существует список единых ценностей для всего человечества – более 70 пунктов. И на самом деле все люди – люди. Часто после экспедиции меня спрашивают: «Как же вас не съели до сих пор, не истыкали копьями, не принесли в жертву?» Я отвечаю на это очень просто – надо приходить к людям с любовью. – Как думаешь, что будет с нашей Вселенной? – В центре каждой галактики, говорят учёные, есть чёрная дыра. А каково будущее Вселенной – мы пока не знаем. Она с ускорением расширяется, но мы должны понять, с каким ускорением. Тогда, наверное, мы выясним, «погаснет» она или схлопнется обратно. Про время расскажу одну историю. Сижу я где-то в Туве, рядом со мной – пастух, молодой парень. Он грустит, потому что ему нужно угнать табун лошадей, без этого он не может жениться. А табун кочует за границей, в Монголии, угонять его страшно: пограничники, перестрелки. У парня сейчас главная цель в жизни – угнать табун, чтобы жениться и оставить детей. Я смотрю на небо: вдали летит спутник, какой-нибудь «Хаббл». Думаю, что сейчас этот спутник вперился в бездну, чтобы понять, Вселенная схлопнется или нет. А рядом сидит этот пастух. И я понимаю, что путешествую между этими мирами, что машина времени есть – это я сам. Отправляясь к бушменам или аборигенам, оказываюсь в каменном веке, совсем на заре человечества. У монголов попадаю в Средневековье… И это так здорово! То есть, как антрополог и этнограф, я путешествую и во времени, не только в пространстве. Путешествие во времени – это ещё и путешествие в сознание других людей. Самое главное – не то, что они ходят в шкурах и добывают огонь трением, а то, что они мыслят иначе, чем мы. У них с другой скоростью текут временные процессы. – Сколько нужно времени, чтобы настроиться на другую культуру? – Везде по-разному. Где-то сразу легко входишь в контакт, где-то понимаешь, что они – чужие. Сложнее всего мне было с аборигенами Австралии. – Почему? – Я чувствовал какую-то пропасть между нами, в десятки тысяч лет. Их же называли «самыми отсталыми народами Земли». Но они не такие, они просто примерно 50 тысяч лет назад повернулись ко всем широкими чёрными спинами и пошли в другую сторону. Это движение с противоположным вектором. Когда пытаешься их понять, чувствуешь себя ребёнком, который ничего не знает. – Ты общаешься с ними через переводчика? – На английском. Радио аборигенов Австралии вещает на английском. У них сохранилось около 260 языков, и представители разных групп друг друга не понимают. – Повлияет ли тотальное внедрение систем автоматических переводов на то, что люди начнут лучше понимать друг друга? – Переводчики – это удобно, быстро. Но это не значит, что люди перестанут учить языки. Проблема ещё в том, что язык – уникальный культурный код, и не всегда можно подобрать дословный перевод. Недавно мы ездили с сыновьями на Байкал, буряты его называют «Далай». Сын меня спросил, что это значит, а я ему объяснил: Далай – это Вселенная, мир, это всё, что подобно океану – беспредельное, необъятное, космос, пространство, время. Он недоумевает: «Это всё обозначает одно слово?» – «Да. Одно слово». – Есть ли у тебя цель, которая лежит за пределами твоей жизни? То, что невозможно совершить одному? – У меня есть одна глобальная цель – хочу, чтобы люди лучше понимали друг друга или хотя бы пытались понять, находили общий язык. Моя основная работа состоит в том, что я пытаюсь построить мосты между людьми, ведь это очень важно и трудно – научиться принимать и любить непохожих на себя.