Государство и Наука

Отношение государства (правительства) к науке кардинально важно и определяет возможности, темпы и результативность ее развития, а, следовательно, и перспективы открытия новых решений во всех ее областях – медицине, биологии, сельском хозяйстве, физике, химии и так далее, что всегда является основой экономического роста, обуславливает обогащение страны и определяет уровень здоровья людей. Наука – это дорого, а результат – не сразу. Такова природа науки, суть и задача которой – поиск ранее неизвестного – закономерностей, явлений, субстратов. Путь от гипотезы до ее подтверждения или отрицания может занимать годы, но открытие нового – это прорыв не только в конкретной области знаний, но и основа для прогресса в медицине, технике, в том числе военной, промышленности и, как результат, выраженный экономический эффект. Если говорить о конкретных, сиюминутных, но вполне решаемых организационных проблемах, то первая из них – научные кадры. В науке нужны лучшие умы, а значит, она должна быть привлекательна, а работа в ней – престижна. Так и было в Советском Союзе, поступить в аспирантуру после окончания института могли только отличники, мест было мало, а желающих много. Далеко не поклонница сталинизма и последующих руководителей до перестройки, должна признать, что работу ученых ценили, зарплата доктора наук, например, была равна зарплате директора завода. Хотя аспирантская стипендия никогда не была большой, но через 3 года, защитив диссертацию, сотрудник получал существенно больше, чем врач или инженер. Это давало возможность молодым людям не отвлекаться на подработки, максимум сил и времени отдавать науке и привело к созданию сильных научных коллективов, работы которых широко известны в мире. Образование и просвещение были в числе приоритетных задач страны. К сожалению, за последние десятилетия мы потеряли это преимущество, молодые специалисты предпочитают идти в практику, преподавать в институтах, быть инженерами – там больше платят, а в науку идут немногие и далеко не всегда лучшие. Многие уезжают за рубеж и успешно работают там. Мы теряем кадры и время. Указ, подписанный главой государства о повышении зарплат в большинстве научных учреждений не выполнен (или выполнен формально, на бумаге), молодежь не привлекает такая перспектива, мы теряем талантливых людей. И только государство может решить эту проблему, в том числе и делая привлекательным участие частного бизнеса в поддержании научных исследований, как это происходит во многих странах мира. Еще один важный аспект – оперативное снабжение научных учреждений необходимыми реактивами и аппаратурой. Каждый исследователь работает по определенной программе, в соответствии с которой он заказывает необходимое, например, реактивы. Но результат эксперимента не полностью предсказуем, потому и эксперимент. Если результат вызывает сомнения или просто требует дополнительных исследований – необходимы дополнительные реактивы и срочно. В Европе, США, Японии и прочих странах интервал между отправлением заказа и получением – 1, максимум 2 недели, у нас, в настоящее время, от момента заказа до его получения проходит не менее полугода, что категорически неприемлемо по ряду причин. Во-первых, это резко сказывается на темпах исследования. Это нонсенс, искусственно созданное торможение работы (тендер, посредники, таможня). Во-вторых, многие реактивы теряют активность, а мы – деньги и темп работы, не говоря уже о возможности получения генетически определенных животных, которые просто погибают на таможне. Как-то наши коллеги из Германии послали нам двух крыс, очень дорогих (т.н. трансгенных), которые были необходимы для проведения совместных исследований. Мы их никогда не получили, не пережили ценнейшие животные таможенных проволочек. Какую пользу это принесло государству? Этот вопрос имеет и определенную экономическую составляющую. Мы вынуждены проводить заказы через коммерческие фирмы, которые участвуют в тендере и осуществляют заказы у зарубежных фирм-производителей, при этом научные учреждения платят посредникам в два и более раз больше реальной стоимости этих товаров. Обеспечение возможности заказывать аппаратуру и реактивы непосредственно у фирм-производителей сохранило бы огромные деньги, а ученые могли бы заказывать вдвое больше реактивов. Что мешает сделать это? Конечно, многие фирмы-посредники вынуждены были бы переориентироваться, в стране всегда есть спрос на специалистов. Таким образом, только государство может обусловить резкое возрастание эффективности научных исследований, а, следовательно, и экономический подъем в стране, поскольку именно достижения науки наиболее экономически эффективны, об этом свидетельствует вся история ее развития (открытие электричества, полупроводников, компьютерных технологий, антибиотиков и т.д.). Вместе с тем есть две области деятельности человека – наука и искусство – вмешательство государства (власти) в сущность которых всегда контрпродуктивно. В истории такие примеры представлены в изобилии. Почему? – Ведь выше речь шла о сугубо позитивной роли государства? Еще Петр I говорил, что ученым надо помогать, то есть обеспечивать возможность их работы, и не вмешиваться. Это он-то, один из самых жестких монархов. Искусство и наука – творчество, поиск нового, ранее неизвестного и управлять этим невозможно извне, только ученый, специалист в определенной области знает, куда и как идти, бесконечные указания, отчеты, учет статей по количеству и так далее скорее тормоз, а не стимул. Примеров прямого разрушительного вмешательства власти в науку – великое множество, вспомним хотя бы Галилео Галилея: «Земля вертится» – и вердикт церкви: «Ересь, на костер». Галилей был вынужден отречься перед инквизицией от своих убеждений, и остался ее узником до конца дней. Церковь в очередной раз вторглась не в свою сферу, нет специальных и глубоких знаний, но есть убежденность в абсолютном праве судить обо всем. И это – один пример из многих. Подобных событий в Советском союзе, к сожалению, чересчур много и за них мы – люди и страна платим до сих пор. В 30-50-е годы ученые России – лучшие в изучении генетики и по прогрессу знаний и по масштабу личностей, работавших в этой сфере, но партийным руководителям было непонятно: «Что они там возятся со своими мушками?» (Работали на дрозофилах, которые быстро размножаются). Разгромили, осудили, разогнали ученых, потеряли первенство, крупных ученых, закрыли перспективу и сейчас, через семьдесят лет, мы не вернули первенство и платим за это здоровьем нации, жизнями людей. Властители часто амбициозны, по-видимому, они действительно убеждены, что знают все лучше других и могут вмешиваться. И.В. Сталин – человек с незаконченным средним образованием – разрушил не только генетику, но и лучшие морфологические школы (Н.В. Насонова, например), уничтожил Н.И. Вавилова, а вместе с ним и резко затормозил развитие сельскохозяйственных наук, приказал осудить работы крупнейшего физиолога Л.А. Орбели. По личному указанию Сталина была организована и проведена с 28 июня по 4 июля 1950 года пресловутая Павловская сессия – совместная сессия Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР. Составлен сценарий, назначены выступающие, перечеркнуты важные достижения отечественной науки. Почему? – Как это можно объяснить? Раздражала известность Л.А. Орбели, его аристократизм, интеллигентность, популярность в научном мире, непонимание того, что он изучает? После смерти Сталина перед академиком Орбели преклонялись, его лекции собирали множество ученых, студентов и оканчивались овациями, но страна потеряла годы, темп развития науки и, конечно, отстала. «Серым кардиналом» в процессе организации пресловутой Объединенной сессии АН и АМН СССР был профессор Э.Ш. Айрапетянц. Это был подвижный, контактный человек, хорошо читающий лекции и любимый студентами. Вместе с тем именно он был связующим звеном между властями, определившими задачи и стиль проведения этой сессии, и ее непосредственными организаторами. По-видимому, ослушаться его рекомендаций было опасно, поэтому реально именно он со вкусом и явным удовольствием организовывал этот процесс. Сессия прошла. Осудили невиновных, разрушили новые ценные научные направления. Все понимали, насколько это неправильно, даже преступно, но сказать вслух почти никто не решался, что понятно: суровое было время – начиналась новая волна репрессий. Профессор Э.Ш. Айрапетянц, естественно, претендовал быть выбранным в Академию Наук, поскольку он был личностью, отмеченной вниманием властей. Обратился ко многим академикам за поддержкой, и все сказали ему: «Конечно, да», написали хорошие отзывы, а занимался он Павловской физиологией, то есть физиологией высшей нервной деятельности. Результат был предрешен и очевиден, поскольку ни один человек ему не отказал, все члены академии, с которыми он разговаривал, обещали поддержку, а те, которых он просил написать отзывы, написали их. Но Академия всегда отличалась достаточной самостоятельностью, люди там считали возможным выражать свою позицию, хотя бы при тайном голосовании. Состоялось голосование, и Э.Ш. Айрапетьянц не получил ни одного голоса – против были все, по-видимому каждый думал, что хоть пару голосов он получит – не получил… Думаю, это было хорошим уроком, не только ему. Так научная общественность оценила работу «серого кардинала» и однозначно продемонстрировала свою позицию. Вторая история – также редкая для Академии наук, произошла намного позднее. Член-корреспондента Э.А. Асратяна выбирали в академики… Он занимался высшей нервной деятельностью – и действительно много сделал в этом направлении, хотя существенного прорыва, того, что было бы сделано только им, и значимо для науки – назвать трудно. Он был крупным специалистом, возглавлял большой институт. В Академии наук в процессе выборов существует два тура. Первый этап выборов в академики и в члены-корреспонденты происходят в соответствующем отделении, где голосуют специалисты: биологи, физиологи, физики, то есть люди, которые достаточно хорошо знают и человека и результаты его работы. Это – главный этап, если он пройден успешно, то претендент практически избран. После избрания в отделении Общее собрание Академии наук проводит тайное голосование (за академика голосуют только академики). В результате подсчета голосов принимается окончательное решение об избрании. Как правило, если пройден первый этап, второй проходит как бы автоматически, поскольку специалисты сказали свое слово. Поэтому, когда отделение физиологии избрало профессора Э.А. Асратяна, мой шеф – академик Д.А. Бирюков, сразу же послал телеграмму: «Поздравляю заслуженным успехом». А на следующий день было утверждение, как обычно, достаточно формальное, но на собрании выступил академик П.К. Анохин, который пострадал во время сессии в результате действий, в том числе и Э.А. Асратяна, и сказал, что этот человек сделал все, чтобы замедлить развитие серьезных научных разработок, мешал развитию науки, дезавуировал многих видных ученых, то есть рассказал, какую роль избираемый играл в организации Объединенной сессии и после ее проведения. Произошло неожиданное и редкое событие, его, человека, которого избрали специалисты, академическое сообщество избрать отказалось, подсчёт голосов это продемонстрировал. Это – категорическое решение, пытаться второй раз быть избранным в такой ситуации невозможно. Так члены АН СССР еще раз высказали свою позицию по отношению к решениям Объединенной сессии АН и АМН СССР, ее последствиям и людям, ее организовавшим. В те годы это было далеко небезопасно. Наверное, многие уже не помнят истории развития кибернетики. В философском словаре СССР было написано: «Кибернетика – реакционная лженаука… Под прикрытием пропаганды кибернетики в странах империализма происходит привлечение учёных самых различных специальностей для разработки новых приёмов массового истребления людей – электронного, телемеханического, автоматического оружия, конструирование и производство которого превратилось в крупную отрасль военной промышленности капиталистических стран. Кибернетика является, таким образом, не только идеологическим оружием империалистической реакции, но и средством осуществления её агрессивных военных планов», а ее основатель – Норберт Винер: «лжеученый, мракобес». В начале 50-х годов в научной, научно-популярной и партийной печати появилось несколько критических статей, например: «Буржуазная печать широко разрекламировала новую науку — кибернетику. Эта модная лжетеория, выдвинутая группкой американских «учёных», претендует на решение всех стержневых научных проблем и на спасение человечества от всех социальных бедствий. Кибернетическое поветрие пошло по разнообразным отраслям знания: физиологии, психологии, социологии, психиатрии, лингвистике и др. По утверждению кибернетиков, поводом к созданию их лженауки послужило сходство между мозгом человека и современными сложными машинами.» [Ярошевский М. Кибернетика — «наука» мракобесов. — Литературная газета. — 5 апреля 1952. — № 42(2915). — С. 4.] Уже после смерти И.В. Сталина Норберт Винер – родоначальник кибернетики, был приглашен в Институт Экспериментальной Медицины АМН СССР и читал лекцию. Блестяще. Заканчивая лекцию, он сказал: «В вашем философском словаре написано, что я лжеученый, но почему я мракобес?» – стыдно было всем. Это – лишь некоторые примеры разрушительных последствий вмешательства государства в науку. В более мягком варианте эта позиция проявилась и у Н.С. Хрущева. Я почитаю Никиту Сергеевича за развенчание культа И.В. Сталина, несмотря на мотивы, которые заставили это сделать, в том числе его активное участие в репрессиях на Украине, это его огромная и нестираемая годами заслуга, но ведь была и «кукурузная эпопея» (выращивать везде!), было вмешательство и в искусство и, в меньшей степени, в науку. Его посещение выставки современного искусства в Манеже (Москва) – пятно в биографии, он устроил разгром, фактически запретил развитие современного искусства, грубо, как человек самонадеянный, невоспитанный, ничего не понимающий в искусстве. К чести Н.С. Хрущева надо сказать, что позднее, будучи в отставке, он признал свою некомпетентность, покаялся. Более того, памятник на его могиле семья заказала Эрнсту Иосифовичу Неизвестному, скульптору, работы которого Н.С. Хрущев обругал, автор был вынужден уехать из страны, а ведь Э.И. Неизвестный – гордость России. Насколько я понимаю, дети Н.С. Хрущева, в особенности сын, многое сделали, чтобы покаяние отца было услышано. Второе событие противоположного характера – Н.С. Хрущеву нравились работы Т.Д. Лысенко, верил он в эти исследования и всячески возносил, несколько раз приказывал избрать Т.Д. Лысенко в Академию Наук, но ученые голосовали против, только при третьей или четвертой попытке его избрали под беспрецедентным для постсталинского времени давлением. И результат? – В науке все просто: Что сделал? Кто подтвердил? – никто, никогда и нигде результатов работ Лысенко не подтвердил. История, при всей гибкости, чтобы не сказать хуже, расставляет заслуги и ошибки по местам, но платит за такие ошибки всегда страна, люди в ней живущие. Увы, подобных примеров много при Л.И. Брежневе, например, печально известную О.Б. Лепешинскую, у которой в белковой похлебке вырастали клетки, всячески прославляла власть, но не ученые, а мир потешался. Казалось бы невинная ошибка некомпетентных людей, а ведь это – репутация страны. Преследования И.А. Бродского – его стихи – вовсе не против власти, но непонятные, не писал он частушек и маршей. Позиция легко читаемая: «Если мне (нам) это непонятно, значит плохо. Запретить!». Эта позиция «Запретить, если мне не нравится» характерна для любой диктатуры. Страна потеряла великого поэта, которого признал весь мир, а правители – снова в луже. Замечу, что ни в Европе, ни в США, ни в Канаде и так далее ничего подобного не происходило. Истоки таких событий в возможности диктата в принципе, но и в уровне образования людей, которые это себе позволяют. История не знает ни одного примера вмешательства власти в науку и искусство на правах арбитра, которое привело бы к прогрессу знаний или искусства. В последние десятилетия произошли события, совершенно изменившие нашу жизнь: развилась кибернетика, появились компьютеры, мобильные телефоны и все это сделано не у нас, прибыли от этих инноваций колоссальные, а у нас, соответственно, расходы. Почему? У нас умные, талантливые люди, часть успеха западных стран достигается во многом благодаря российским специалистам, но за рубежом. Почему в большой и в принципе богатой (пока недрами) стране нет Лауреатов Нобелевской премии? Происки врагов? – Нет, конечно. Даже в постреволюционной России И.П. Павлову была присуждена Нобелевская премия, он мог бы получить и вторую – уже за работы по условным рефлексам, но не дожил, а ведь это было худшее время сталинского правления. Что же произошло? Думаю, это – один из результатов отношения государства к науке, как ведомству или заводу: работай под нашим руководством. Увы, никакое министерство руководить наукой не может в принципе, потому что у чиновников любого уровня свои критерии – количество – ответов, справок, статей, диссертаций, чего угодно, но не достижений по сути. Любой академик РАН не возьмется серьезно судить об успехе специалиста в областях науки, которыми он не занимается, а что делать управляющим? Только считать, кто, чего, сколько. Более того, в настоящее время руководством наукой, в частности, медициной, занимаются 3 министерства: Миннауки, Минздрав и Роспотребнадзор и влиять на подведомственные им институты Академия Наук формально не может, не ее «епархия», а в результате стратегию развития можно выстроить на бумаге, но нельзя реализовать, так как институты не подчинены академии, у нее нет соответствующих полномочий. Ситуация с пандемией обнажила это несоответствие, поскольку выяснилось, что большинство крупных и важных разработок вакцин, тест систем и лекарственных препаратов против COVID-19 сделаны под руководством членов Академии Наук, а координация отсутствует вообще, проявляется даже некая соревновательная позиция ведомств – «кто – кого», не провозглашенная вслух, разумеется. Представляется очевидной рациональность и целесообразность объединить творческий потенциал страны в единственной адекватной структуре – Академии Наук России, которая создана для выполнения этой труднейшей, но посильной для нее задачи – объединение ученых и руководство процессом развития науки в самом широком понимании этого слова. Как писал Норберт Винер: «Огромная роща науки должна быть передана на попечение долгоживущим организациям, способным создавать и поддерживать долгоживущие ценности. В прошлом одной из таких организаций была церковь, и хотя сейчас она в какой-то степени лишилась былого величия, в свое время именно ее усилиями были созданы университеты, академии и другие научные учреждения, просуществовавшие уже многие века. Эти долгоживущие учреждения не могут требовать и не требуют немедленного превращения надежд и идеалов в мелкую разменную монету сегодняшнего дня. Они существуют благодаря вере в то, что совершенствование знаний – благо, которое в конце концов должно принести пользу всему человечеству» [Норберт Винер. Я – Математик. М.: Наука. 1964. С. 346]. То происходит, в том числе в результате деятельности Академии Наук России, как традиционной формы организации науки, созданной Петром Первым 300 лет назад и достойно реализующей эти задачи. Единственной структурой, которая компетентна, является Академия Наук, именно она объединяет лучших специалистов в конкретных областях знаний, что и необходимо. Вспомните историю создания атомной бомбы в нашей стране. С одной стороны правительство поставило задачу, но и обеспечило максимальные возможности для работы крупнейших ученых – физиков, математиков, атомщиков и только их знания, разработки, уровень проникновения в проблему позволило воспользоваться информацией, полученной нашими разведчиками, которая лишь ускорила решение задачи. Новое, неизвестное, непонятное и сегодня необъяснимое вызывает вопросы, сомнения, а часто и отторжение. Мне, скажем, импонирует позиция: мы многого не знаем, но о многом даже не знаем, что не знаем (то есть могут быть объяснения, о которых сегодня невозможно предположить). («Я знаю, что ничего не знаю» (др.-греч. ἓν οἶδα ὅτι οὐδὲν οἶδα; лат. scio me nihil scire или scio me nescire) – изречение, приписываемое древнегреческому философу Сократу (по свидетельству философа Платона). Однако, в примечаниях к «Апологии» издания 1968 года под редакцией А.А. Тахо-Годи это утверждение приписывается Демокриту со ссылкой на Дильса. Та же мысль звучит и позднее – «Чем больше я знаю, тем больше я понимаю, что ничего не знаю» и «Я знаю только то, что ничего не знаю, но другие не знают и этого». Высказывание Альберта Эйнштейна: “The more I learn, the more I realize how much I don't know.” «Чем больше я узнаю, тем больше я понимаю, как много я не знаю»). Если так, то, что это за комиссия по Лженауке? А судья кто? Что сделали эти люди в науке? – Последняя инстанция истины? Такая есть? Это что-то сродни инквизиции: «Я считаю, что этого не может быть, потому что необъяснимо» (сегодня). Живой пример – гомеопатия. Весь мир пользуется этими препаратами, все видят их эффективность, а отдельно взятая Комиссия в отдельно взятой стране выносит вердикт: «Лженаука». С моей точки зрения, это как минимум нескромно, но можно сказать и намного жестче. Я уже писала, что наука – это дорого и медленно, это – поиск неизвестного, вы можете искать и не найти, ваши предположения могут не оправдаться, возможно, современные методы исследования не позволяют «увидеть» то, что вы ищите, но ведь и исследователь может ошибаться. Поиск неизвестного полон рисков. Это – объективная реальность. Может быть, именно поэтому так важна для ее развития возможность не только государственной поддержки, но и привлечения компаний, меценатов, людей с финансовыми возможностями к стимуляции развития науки. Уверена, что это вполне возможно, если государство готово реально поощрять такие формы поддержки. У меня был многолетний опыт работы с американской компанией известного миллиардера Ричарда Фокса. Его эмиссар – Вернон Роджерс приехал ко мне с предложением исследовать влияние электромагнитных колебаний ультравысокой частотой (УВЧ) на защитные функции в эксперименте. Я, признаюсь, не поверила в успешность проекта и сказала: «Хорошо, но что получим, то получим». Речь шла о применении нового метода исследования мозга, которым в России еще не пользовались, а для нас он был крайне необходим. Обеспечение реактивами позволило применять этот метод и для решения других важных задач. Я ошиблась, облучение УВЧ оказалось эффективным, мы работали много лет, опубликовали большое количество статей. Ричард Фокс и его супруга оказались очаровательными людьми, а Вернон Роджерс стал нашим другом. Нам же это сотрудничество, официально разрешенное правительством, позволило шагнуть далеко вперед и выполнить ряд первых в стране исследований в области нейроиммунно патофизиологии. Это – о пользе привлечения частного капитала к решению научных проблем. Но, разумеется, государство и в этом случае не может остаться в стороне, люди и фирмы, помогающие развитию науки, должны иметь определенные льготы, быть оценены.Хочу еще раз подчеркнуть, что наука – это поиск ранее неизвестного на основе анализа массива имеющейся информации и выстроенной вами гипотезы и потому возможны ошибки, такова природа науки, грамотный ученый поймет и примет это, другие могут заблуждаться долго и в этом случае именно коллеги на конференциях, симпозиумах расставят все по местам. Заключая свой «Плач Ярославны» должна сказать: «я не волшебник» и даже не учусь, просто высказываю свою персональную точку зрения. Думаю, страна заинтересована в развитии новейших технологий, прогрессе и переходе от сырьевого рынка к высокотехнологичному производству, как основе экономики. Это прямым образом относится к медицине, уровень организации который в СССР был одним из самых высоких в мире, но, увы, не сейчас. А разработка и использование новейших достижений медицинской науки в практике является приоритетной задачей, заботящегося о людях государства. Об авторе: Елена Андреевна Корнева - советский и российский специалист в области иммунофизиологии, Академик РАН, заслуженный деятель науки, доктор медицинских наук, профессор, руководитель отдела Общей патологии и патофизиологии ФГБНУ «ИЭМ» с 1982 по 2015 год.