Фукуяма Ф. Идентичность: Стремление к признанию и политика неприятия — М.: Альпина Паблишер, 2019 Древняя идея, что историю человечества толкают вперёд отдельные таланты и гении, заметно измельчала, но не умерла: философы-рабовладельцы, рыцари и интеллектуалы-гуманисты сменились на Альфредов Круппов и Генри Фордов, а затем на Стивов Джобсов, Биллов Гейтсов и Джеков Ма. Одни считают, что предпринимателям-«атлантам» должно помогать государство, другие — что бизнес нужно просто оставить в покое. Кто-то утверждает, что организаторский талант и «визионерство» капиталистов является самым важным компонентом современной экономики. Звучит даже мнение, что прибыль создаётся не рабочим, а предпринимателем — из-за его готовности «идти на риск»… В любом случае бизнесмены, особенно крупные, становятся центром сегодняшней политики, экономики и даже духовной жизни (благодаря культу успеха и тренингам). Не рабочим, курьерам и лавочникам же помогать: массы — лишь серые винтики в машине очередного визионера. Да и правда: кто важнее при капитализме, чем капиталист — человек, в чьих руках по факту сосредоточены все общественные богатства? Провёл приватизацию, так считайся с олигархами. Вступил в капиталистическую игру — принимай правила! Но как же так? Бизнесмены почему-то не строят для всех коммунизм! Вроде Гейтс и деньги раздаёт на благотворительность, и социальные программы спонсирует — а в сухом остатке мировое богатство концентрируется в руках немногих, неравенство растёт, зарплаты стагнируют, социальные лифты останавливаются, образование падает… Прогресс замедляется, автоматизация оказывается «не выгодной», даже производительность не растёт! Вместо обеспечения роста экономики крупные капиталисты обманывают, грабят, коррумпируют, лезут в СМИ и политику. В общем, ко всеобщей неожиданности любыми средствами проталкивают свои частные интересы — да ещё и за счёт остального общества. Народ ропщет, доверие к власти, бизнесу и вера в национальное единство трещат по швам. Система вроде и работает, да как-то не так! В этой ситуации даже у самых убеждённых либералов и апологетов капитализма закрадывается подозрение: может, все эти массы и их политические организации тоже зачем-то нужны? Может, народ призван не только молча работать или мешаться под ногами у смелых инноваторов, но и двигать историю в правильном направлении? Не был ли «призрак коммунизма», пугавший Европу, необходимым миру ангелом-хранителем? Философ, политолог и бывший работник Госдепартамента США Фрэнсис Фукуяма, обласканный и проклятый как певец постсоветской либеральной эры, приходит сегодня к печальному выводу: враг нас предал! Левое движение, победу над которым в 90-е годы праздновал неолиберализм, оказалось незаменимым для свободы и демократии. Работники и бедняки, боровшиеся за свои права, были оплотом прогресса и цивилизации. Эти и другие свои открытия философ суммирует в книге, написанной в ответ на приход к власти в США правого политика-миллиардера Дональда Трампа — «Идентичность: Стремление к признанию и политика неприятия». Фукуяма подчёркивает, что не отказывается от главного тезиса «Конца истории и последнего человека»: у истории есть определённая конечная цель, и состоит она в построении общества, где свобода и самовыражение каждого станут наивысшими ценностями. Однако теперь философ допускает, что прогресс истории не гарантирован и является результатом борьбы общественных сил. И в этой борьбе западный неолиберальный капитализм выступает отнюдь не на стороне свободы. Оказывается, что современное капиталистическое общество порождает борьбу разных групп и индивидов за позиции в системе, за статус и сопутствующие ему материальные блага, за господство и уважение. Фукуяма отмечает, что идеал либеральной демократии неосознанно опирался на общество, более-менее объединённое и приведённое к единообразию авторитарными режимами (тотальными империалистическими государствами, выстраивавшими единую нацию — как это описывал Хобсбаум). Накопившиеся в нём объективные противоречия были сглажены борьбой социал-демократического и рабочего движений, заодно пропагандировавших единство всех угнетённых, создавших образ общего социалистического блага, заставлявших массы активно участвовать в политике (из-за чего люди ощущали себя полноценными гражданами данного социального государства). Либеральная демократия исходила из такого активного, более-менее равного, социально-ориентированного, близкого к единению общества как данного. Условия и борьба, потребовавшиеся для его создания (и удержания), почему-то «выпали» из поля зрения либералов. Им казалось, что левые партии и рабочие организации представляют лишь помеху на последнем шаге к окончательному единению общества и взрыву капиталистических инноваций. Но стоило левым потерпеть поражение, как созданная ими прогрессивная культура рассыпалась — и уступила место миру антагонизмов, индивидуализма и борьбы за признание своей исключительности. Проблема Фукуямы в том, что он пытается осмыслить произошедшее через изменения культуры и психологии — конкретно, через призму «идентичностей». Автор то и дело натыкается на объективный конфликт интересов при капитализме (неравенство стран, классовое расслоение, алчность бизнеса, националистическая идея как прикрытие империалистической экспансии и т.д.), но рассматривает его «походя», как один из факторов. В книге даже отмечается, что «экономические неурядицы часто воспринимаются не как недостаток ресурсов, а как утрата идентичности», но на этом «часто» автор совсем не концентрируется. Зато Фукуяма, будучи верным гегельянцем, окунается в старые размышления о «природе человека», врождённом внутреннем «я», естественных законах, аналогиях из животного и растительного мира. Автор доходит даже до пошлых псевдонаучных аргументов в стиле: человеку требуется общественное признание достоинства, поскольку в голове у него выделяется серотонин (как у «альфа-самцов» обезьян)! Как будто диалектики, гегельянцы, логики и философы с XIX века не обсуждали сложные соотношения духа и материи, структуры и носителя, субъекта и субстанции… Становится ясно, почему философам вроде Латура требуется каждые 30 лет переоткрывать материалистическую диалектику. Читайте также: Факты против мнений: смогут ли экономика и экология заменить демократию? Что такое «идентичность» и как она формируется, в итоге остаётся не ясным и максимально запутанным: то ли это уникальное «внутреннее я», противостоящее обществу (которое, как несколько раз утверждается, есть не у всех людей!!!); то ли это серотонин; то ли это унаследованный от животных инстинкт; то ли это сумма общественных отношений. Ясно только, что Фукуяма считает, что идентичностей может быть несколько и их можно формировать. Вероятно, как у марксистов, они формируются регулярной коллективной деятельностью, в которую включён человек? Поскольку эта точка зрения неизбежно приведёт автора к критике экономических и властных отношений капитализма, Фукуяма предпочитает рассуждать о прямом создании культуры и конструировании идентичностей через теорию и пропаганду. Логично, что в итоге он требует усиления государства, задачей которого должно стать прививание гражданам демократической культуры, исключение из общества инакомыслящих и умеренное перераспределение благ. Опять же, автор требует реального решения самых «острых» общественных противоречий, притеснений и несправедливостей, — но как бы по минимуму, без фанатизма. Основной должна стать культурно-просветительская работа и государственная защита либеральной идеологии. Фукуяма критикует левых за то, что те предали рабочий класс и переключились на защиту интересов небольших маргинальных групп. Вместо включения всех угнетённых в пролетарский интернационал, социалисты стали потакать их недемократической культуре. Хотя Фукуяма признаёт, что во внимании к особенностям положения разных угнетённых групп есть нечто объективное, трансформацию левых философ связывает с изменениями в американской идеологии из-за популяризации психотерапии. Озабоченность индивидуальной самооценкой как-то перешла на конкретные этнические и религиозные группы, а также почему-то распространилась на Европу и остальной мир… Скорее, как неоднократно указывали сами левые, проблема была в интеграции социал-демократии и профсоюзного движения в буржуазное государство, что в «долгом 68-м» толкнуло рабочих и студентов в сторону анархизма. С другой стороны, радикально изменилась структура труда: промышленность сменялась сферой услуг, постоянная занятость — нестабильной, мужчины — женщинами. Костяк старого пролетариата цеплялся за одни структуры и государственные гарантии, работники нового образца искали иных форм и мер. С точки зрения идентичностей левые оказались вынуждены оставить старые представления о пролетариате, его формах организации и конкретных требованиях. Вовремя осмыслить новых работников именно как единый класс, найти адекватные новым условиям формы и требования толком не получилось. Одни левые цеплялись за старые формы, другие переживали «крах», третьи предпочли анархизм, четвёртые решили сначала действовать, а лишь потом осмысливать. В каком-то смысле активисты попытались повторить схему социального государства в новых, нестабильных условиях: интегрировать в государство представителей новых групп, выбить нужные им гарантии и пособия. Если верить теории «символического капитала» Бурдье или тезису Мейсона об отрыве дохода от труда, позиция группы в современной властно-государственной структуре действительно открывает ей материальное благополучие. Например, требование толерантности позволяет чернокожим актёрам вытеснять белокожих в борьбе за роли и контракты. Иными словами, мы наблюдаем лоббистскую борьбу малых и не очень групп за позиции, следующую логике монополистического капитализма. Неслучайно требования группы легко сводятся к требованиям её элиты: феминистки могут бороться против «стеклянных потолков» в руководстве IT-фирм, но забывать о женщинах-мигрантах на американских птицефабриках. Читайте также: Деньги не зарабатывают — их берут: как властолюбие в XXI веке убило труд В чём Фукуяма прав, так это в том, что такая борьба за ресурсы в рамках капиталистической системы — естественное поле правых сил. Они умело сталкивают старый рабочий класс и новый прекариат, местных и мигрантов, этносы и религии. Для левых более характерна идея преобразования экономики и общества, уничтожающего источник противоречий: эксплуатацию. Справедливо и замечание автора, что защита достоинства и культуры угнетённых групп стала для левых менее сложной (надо добавить: и более приемлемой в рамках капиталистической системы) заменой борьбы за фундаментальные изменения в экономике или за смелые социальные программы. Этим же обусловлена и тенденция новых левых к самосовершенствованию, духовному развитию в замкнутых сообществах и т.п. — европейские философы, разочаровавшиеся в результатах Великой французской революции, также нашли спасение в индивидуальном развитии. К сожалению, Фукуяма повторяет ошибку многих левых мыслителей второй половины ХХ века. Исследование изменившихся экономических отношений и социальной организации он подменяет историей философии. Автор требует просто вбить людям в головы благие намерения, правильные идеи, непротиворечивую картину мира. Но если условный Адорно надеялся на публицистов и художников, то Фукуяма делает ставку на могущество государственной машины. Почему государство должно следовать совету какого-то политолога, а не интересу правящего класса? В ином случае, кто и как должен завоевать эту машину? В любом случае Фукуяма не вдаётся в подробности необходимых экономических преобразований (хотя и признаёт, что что-то нужно сделать с бедностью, безработицей, криминалом, замедлением роста, имущественным расслоением…). Более важной ему кажется культурная политика, пропаганда и отказ сторонникам недемократических идеологий в гражданстве. Стройная идеология и подавление инакомыслия должны компенсировать все антагонизмы капиталистической системы. Не совсем понятно, как это должно соотноситься с массовым политическим участием: и отцы-основатели США, и упомянутый в книге Липсет считали, что буржуазная демократия не совместима со слишком сильными низовыми организациями: эксплуатируемое большинство воспользуется любой возможностью убрать капиталиста-эксплуататора и поделить его собственность. Неслучайно и Маркс связывал демократию с обострением классовой борьбы. Короче говоря, Фукуяма требует «откатить» сознание людей без изменения окружающей их действительности и решения противоречий, когда-то это сознание «взорвавших». Итого, автору хватило прозорливости и интеллектуальной честности, чтобы обозначить проблему. Однако решить её, оставаясь в капиталистически-либеральной канве, невозможно. Фукуяма справедливо сетует на ослабление и конформизм левых: именно они, а не либералы могут спасти ситуацию.