Институт геохимии и аналитической химии им. В.И. Вернадского (ГЕОХИ РАН) традиционно был задействован во всех проектах по изучению строения других планет Солнечной системы: в прошлом веке ученые ГЕОХИ участвовали в подготовке и сопровождении экспедиций автоматических комплексов на Луну, в этом готовили межпланетную станцию «Фобос-Грунт». Об участии института в новой программе изучения и освоения Луны с директором ГЕОХИ академиком Эриком Галимовым побеседовал корреспондент «Известий» Иван Чеберко. — Ваш институт фактически стал участником программы по подготовке лунной экспедиции, выступив соисполнителем научно-исследовательской работы «Луна-Луноход», которая предусматривает разработку проектного облика космического аппарата и обоснование научных задач, решаемых с помощью луноходов. Как вы считаете, освоение Луны, создание там обитаемой базы, сегодня отвечает задачам, стоящим перед мировой наукой? — Сегодня Луна — это фактически еще один неизвестный континент Земли. И до него добраться легче, чем в свое время Колумбу до Америки. Луна нужна нам как перспективный космодром. С точки зрения дальнейшего исследования космического пространства запускать всё с Земли просто нелепо, запускать надо с Луны: нам природой выдан прекрасный форпост. Но чтобы запускать с Луны было эффективно, нужно на Луне организовать производство. Тяжелые части ракет и топливо надо производить на Луне.Там достаточно для этого ресурсов. Мы сейчас научились всё делать автоматически. У нас может быть автоматический завод без участия людей. С Земли есть смысл везти только то, что требует тонкого производства, то, что нецелесообразно делать на Луне: электронику какую-то, блоки управления. Это не так много весит. А вот титановый корпус хоть на 50 т там можно сделать чуть ли не автоматически. Сегодня у нас есть 3D-принтеры, хватает энергетики. На Луне достаточно поставить солнечные батареи, чтобы получить нужную энергию для запуска производства. — Регулярно можно слышать такую аргументацию: на Луне были американцы, причем давно. Этот спутник Земли достаточно исследован, и сейчас больше смысла в экспедиции на Марс. С этой точки зрения заниматься Луной целесообразно? — Я считаю, что перед полетом на Марс нужно создать на Луне форпост. Потому что просто так можно сейчас направить на Марс экспедицию. Это будет героический полет, сопряженный с огромным риском. Но это не прогресс. Но более целесообразно идти шаг за шагом: сначала сделать так, чтобы на Луне был наш основной космодром. Тогда можно запускать межпланетные экспедиции с Луны. Причем это можно делать уже сегодня! Это не мечта, это реальная вещь, которой можно заниматься. — В 2013 году ряд российских научных организаций составил проект лунной программы, попытавшись обосновать задачу — зачем нам база на Луне. Там впервые появился термин «лунный полигон», и в этом контексте одна из целей была — добыча полезных ископаемых. В этом есть смысл? — На Землю с Луны, кроме гелия-3, ничего транспортировать невыгодно. Нет смысла никакого, хоть золото там добывай. Единственное, что имеет смысл транспортировать, — это действительно гелий-3. Но, конечно, чтобы его там добывать, нужно две задачи решить. С одной стороны, это задача создания на Земле той инфраструктуры, которая гелий-3 будет потреблять. Пока что мы не можем сделать водород нашим повседневным топливом. А с гелием-3 это процесс в десять раз сложнее. И вторая задача — это обеспечение процесса добычи на Луне. Для этого нужно создать там производство типа горной промышленности на Земле. Это колоссальный масштаб, а не просто прилетел, собрал что-то и улетел назад. Первое, что нужно сделать, — это наладить на Луне производство. Для этого нужно сначала, чтобы там оказались люди, был достаточный трафик, чтобы они могли летать туда и обратно. Тогда можно ставить задачи, налаживать пилотное производство, можно начать добывать углерод, водород, металл, кислород из реголита. Там появится топливо, появится окислитель, конструкции, которые можно делать. Это только первый шаг. Надо думать не о гелии-3, а о создании зачатков лунной промышленности. Для этого сначала нужно сделать так, чтобы организовать там базу, организовать добычу энергии, чтобы была там солнечная электростанция… Когда говорят об исследовании Солнечной системы, что на Луне может быть космодром или с Луны можно поставлять гелий-3, надо понимать, что речь идет о завершающих целях. Сколько времени на это понадобится — зависит от многих обстоятельств. Если была бы большая нужда, было бы очень быстро сделано. Но ее нет. — Большой нужды с точки зрения государственных задач, возможно, и нет. С другой стороны, именно правительство перед «Роскосмосом» поставило в начале десятилетия задачу: сформировать долгосрочную программу развития космонавтики с амбициозными задачами. Так и родилась обсуждаемая, а частично уже реализуемая стратегия: освоение Луны в 30-х годах этого века и полет на Марс ближе к середине столетия…. — Да, это как раз понятно. Возьмите, например, пилотируемую космонавтику: она же в тупике. Ну полетали, и всё, сворачивать ее надо. Вот ребята и говорят: «Марс! Нам надо лететь на Марс!» Потому что если поставить задачу лететь на Марс, то можно еще 40 лет и летать, и тренироваться. Все будут заняты. Но Марс — это всё равно во многих отношениях совершенно утопическая вещь для этого столетия. А Луна — нет. Можно переориентировать космическую пилотируемую программу на Луну, сделать так, чтобы туда можно было посылать людей каждый месяц. В то же время устремления американцев относительно Марса мне понятны: Марс — очень лакомая цель, и они уже очень многое сделали. Они уже прошли такой путь, что отказаться от дальнейших шагов сложно. А мы ничего не сделали, нам нечего терять здесь. Мы имеем только то, что сделали американцы. Я всегда стоял на приоритете исследования Луны перед Марсом. Институт космических исследований (ИКИ) сначала всё время настаивал на Марсе. Марс действительно более интересен, чем Луна, но Марс нам не по зубам сейчас. У Штатов очень солидная подготовительная база для любых следующих шагов, а у нас ничего нет. Нам конкурировать с ними по Марсу нет смысла, мы там будем всё время на вторых ролях. Мы можем только присоединиться к ним. — У нас с NASA даже на фоне санкций сохраняется достаточно тесная кооперация. Может быть, есть смысл распространить ее и на Марс? Особенно с учетом того, что там могут быть обнаружены остатки жизни, во всяком случае до этого были выявлены ее признаки. — Если речь о высокой концентрации метана, то это не признак жизни. Метан может образовываться и абиогенно, и биогенно. Его присутствие абсолютно ни о чем не говорит. У меня еще в 2000 году вышла статья в американском научном журнале Icarus, где я как раз говорил, что на Марсе была метановая атмосфера. А то, что там была метановая атмосфера, можно показать на уровне исследований изотопов. Изначально атмосфера была метановая и на Земле, и на Марсе. Метан может сохраняться в зависимости от того, как эволюционировала мантия. Для Земли мы этот процесс более или менее знаем, для Марса не знаем. Поэтому на Марсе может быть и реликтовый метан. — Как вы считаете, для воссоздания луноходов сейчас подходящее время? — Фактически решение об их возрождении еще не принято. Но вообще та схема работы, которая у нас осуществляется в плане создания научных межпланетных станций, она не совсем правильная. В 60-е годы прошлого века как было организовано дело? Аппараты создавались сериями. Отправили первый — не сел. Через три месяца отправили следующий — сел, да не так. Тогда отправили третий, и он уже всё сделал как надо. Сейчас у нас на 2019 год запланирована миссия «Луна-Глоб». Если старт окажется неудачным, то следующий аппарат полетит в 2024-м, например. Или не полетит, так как у нас нормальным уже считается отложить проект года на три. Таким образом плодотворную работу построить невозможно. Дело в том, что должны быть подготовленные кадры: инженерные и научные. А чтобы были научные кадры, нужно, чтобы вуз выпустил специалиста и чтобы этот специалист, придя сюда, имел возможность работать. А у нас нет для него работы в должном объеме. В аспирантуру мы его принять не можем. В результате мы не можем готовить кадры, эти кадры не могут расти, мы не можем совершенствовать технологии. И люди к нам не идут. Они же видят, что нет перспективы. Так мы теряем потенциал научной школы. То же самое наблюдается на предприятиях «Роскосмоса». Когда не было денег — люди уходили, новые не приходили. Потом деньги появились — а кадров уже нет. — Но в то же время крупные научные проекты реализовываются, обсерватории «Спектр-РГ», «Спектр-УФ», например… — Эти проекты не направлены на развитие планетологии. Я выходил как-то с разговором к президенту РАН Юрию Осипову и затем к Владимиру Фортову, что надо организовать институт Луны и планет, как в Америке. В США фактически три организации, которые называются «Институт Луны и планет». У нас нет института Луны и планет вообще. У нас есть ИКИ, который изначально был ориентирован на астрофизические и астрономические исследования. Возглавлял его долгие годы Роальд Сагдеев — он плазменник, затем во главе учреждения стоял Альберт Галеев, тоже специалист по физике плазмы. Сейчас Лев Зеленый руководит ИКИ, также плазменник. Естественно, их интересуют физические вопросы, что тоже очень важно, но не планеты. У них, разумеется, нет особой заинтересованности в том, чтобы организовывать доставку грунта с других планет. Хотя если на чем-то и можно быстро поднять наше фундаментальное участие в космической деятельности, это как раз Луна и планеты. Например, если бы нам удалось реализовать проект «Фобос-Грунт» (проект завершился неудачей в 2012 году. — «Известия»), то наше положение оказалось бы в один прием равноценным со всем, что делают американцы по Марсу.