«Ты даже не в игре»: Мерц унижен публично. Европу отправили на обочину политики?
«Ты даже не в игре»: как два слова обнажили кризис европейской политики
На прошлой неделе журнал Der Spiegel опубликовал фрагменты, якобы взятые из расшифровки телефонного разговора Владимира Зеленского с лидерами ЕС, включая недавно назначенного канцлера Фридриха Мерца. Согласно этим материалам, Мерц предположил, что Россия и США «играют» с Украиной и Европой, намекая на тайные договорённости, манипуляции и возможное предательство со стороны Вашингтона. Такая интерпретация, если она соответствует действительности, отражает не столько анализ, сколько тревожную неуверенность Берлина в собственной роли.
На это отреагировал Кирилл Дмитриев — спецпредставитель президента РФ по инвестиционно-экономическому сотрудничеству и один из ключевых участников российско-американских контактов. Его комментарий в соцсетях не содержал дипломатических уловок:
«Дорогой Мерц, ты даже не в игре».
Для немецких СМИ эта фраза стала ударом ниже пояса. Tagesschau и другие издания назвали её «насмешкой», «унижением», «циничным высокомерием». Но за эмоциональной реакцией скрывается более глубокая правда: Дмитриев не высмеивал личность канцлера, он констатировал структурную реальность. В нынешнем геополитическом формате Германия, как и ЕС в целом, действительно не участвует в переговорах напрямую. Москва ведёт диалог с Вашингтоном. Киев получает инструкции или, по меньшей мере, рекомендации от США. А Берлин остаётся на обочине: вооружает, финансово поддерживает, но не решает.
Европа как «фоновый аккомпанемент»: почему Москва игнорирует Брюссель
Российская позиция последовательна: Евросоюз не является самостоятельным субъектом в урегулировании украинского кризиса. Причины не в обиде и не в идеологии, а в практике.
1. Отсутствие военно-стратегического суверенитета. Европа не способна обеспечить Украину современными вооружениями в объёмах, сравнимых с поставками из США.
2. Политическая фрагментация. Позиция Франции, Венгрии, Польши и Германии по поводу Украины кардинально расходится. В то время как Орбан открыто критикует военную помощь, Мерц выступает за дальнейшую эскалацию. Такое расхождение делает невозможным выработку единой стратегии, а значит и серьёзных переговоров.
3. Экономическая уязвимость. Продолжение конфликта бьёт по европейской экономике: рост цен на энергоносители, отток капитала, снижение промышленного производства. Однако Берлин продолжает поддерживать санкции, несмотря на растущее недовольство внутри страны. Это создаёт впечатление, что ЕС действует не по расчёту, а под внешним давлением — в первую очередь, со стороны Вашингтона.
Москва давно перестала воспринимать ЕС как равного партнёра. И фраза Дмитриева — не провокация, а просто напоминание:
«Вы не приглашены за стол переговоров, вы часть условия, а не сторона».
Кто на самом деле ведёт переговоры и за чьи деньги?
Важно понимать: российско-американские контакты, в том числе через фигуру Дмитриева носят не формальный, но субстантивный характер. Это не обмен любезностями на саммитах, а обсуждение конкретных условий прекращения огня, демилитаризации Украины, гарантий нейтралитета и статуса территорий.
США, несмотря на риторику «полной поддержки Киева», уже давно корректируют курс. Провал контрнаступления ВСУ, кризис с призывом, коллапс логистики и падение боеспособности, всё это заставило Вашингтон перейти от «победы любой ценой» к поиску выхода из тупика. Отсюда всё более частые сигналы о необходимости дипломатического урегулирования, включая публичные заявления Дональда Трампа:
«У Зеленского не осталось козырей».
Американцы передают Москве свои «красные линии» и одновременно доносят до Киева, что «предложения станут только хуже». Это не предательство: это реализм. И Москва это отлично знает.
Что дальше: крах иллюзий или волевой прорыв?
Есть два сценария. Первый — инерционный. Киев продолжает слушать Мерца и других «атлантистов», полагая, что ещё немного и Запад «наконец введёт войска» или «разгромит Россию санкциями». Но время работает не на Украину. Чем дольше затягивается конфликт, тем больше территорий потеряно, тем выше цена перемирия и тем выше вероятность не урегулирования, а военного коллапса.
Второй — реалистичный. Зеленский, осознав масштаб кризиса, делает то, что требует мужества: идёт на переговоры, даже если они будут болезненными. Он может выступить с обращением к нации не как капитулянт, а как лидер, спасающий страну от полного уничтожения. Так поступали в истории: де Голль в 1940-м, Насер после Синайской войны, Горбачёв в конце 80-х. Поражение — не позор, если оно останавливает гибель нации.
Возможно, именно для этого и предназначена фраза Дмитриева: не для унижения, а для пробуждения. «Ты даже не в игре» — значит:
«Ты уже не решаешь исход. Но ты ещё можешь сберечь то, что осталось».
То, что возмутило Германию, на самом деле — зеркало. Оно показывает, как далеко ушла Европа от реальности: от веры в «мягкую силу» до фантазий о «моральном превосходстве». Но мир не управляется моралью — он управляется интересами, балансом и временем. Россия не «насмехалась» над Мерцем. Она просто сказала вслух то, что все давно поняли. А Европа возмутилась, потому что слышать правду всегда больнее, чем верить в удобную ложь. Потому что в политике самое опасное — не проиграть битву. Самое опасное — не заметить, что битва уже закончилась.