Как Южная Осетия сбежала в Россию из Грузии

Ровно 30 лет назад, 19 января 1992 года, в Южной Осетии прошел референдум, повлиявший на судьбу всего Кавказа и всей России. По итогам голосования было принято решение о независимости региона – и одновременно о его вступлении в состав Российской Федерации. Как объяснить этот парадокс – и почему референдум проходил в режиме спецоперации?

Несмотря на бардак, связанный с распадом СССР, и открытую войну с Грузией, акт народного волеизъявления был проведен в соответствии с советским законом «О порядке выхода союзной республики из состава СССР». На голосование были вынесены два вопроса. 1. Согласны ли Вы, чтобы Республика Южная Осетия была независимой? 2. Согласны ли Вы с решением Верховного Совета Республики Южная Осетия от 1 сентября 1991 года о воссоединении с Россией?

Неоднократно предпринимались попытки (в том числе и со стороны экспертов ОБСЕ) оспорить юридическую ценность этого референдума. Указывается в том числе и на противоречие: первый вопрос однозначно указывает на независимость, а второй эту самую независимость вроде бы отменяет. Чтобы разобраться в этом, надо вспомнить контекст.

Развал Советского Союза представлял собой юридический хаос. Если подходить к тому, что творилось в сфере государственных и правовых актов на пространстве СССР после августа 1990 года, с современными мерками, то быстро выяснится, что практически каждый шаг по демонтажу Союза был юридически неправомочен.

Создавались неконституционные органы власти, в том числе и как бы «федерального» уровня. Эти органы принимали какие-то законы, упраздняли ведомства, выдумывали новые. Некоторые республики в принципе отказывались признавать советские законы – как «оккупационные», и явочным порядком вводили устаревшие конституции и правовые нормы 1920–1930-х годов. Да и советский закон о порядке выхода из состава Союза был, мягко говоря, несовершенен, и ни одна из республик (включая РСФСР) дословно его не соблюла, а большинство просто проигнорировали. Норма о референдуме не действовала, и национальные элиты предпочитали объявлять независимость явочным порядком, путем указов и деклараций. Если же референдумы о независимости все-таки были проведены (как в той же Грузии), они давали порой удивительные результаты.

Верховный Совет бывшей Юго-Осетинской Автономной области весь 1991 год в военной атмосфере пытался соблюдать юридические нормы того времени. Москву (и союзную, и российскую) происходившее не интересовало. Сперва был конфликт между Горбачевым и Ельциным, а после августа 1991 года пирамида начала рушиться бесконтрольно. Россия вкатывалась в масштабный кризис. Тут было совсем не до юридических коллизий в Южной Осетии. Где это вообще? Типичный вопрос российских политиков того периода, когда к кому-нибудь из них окольными путями пробиралась очередная югоосетинская делегация.

1 сентября 1991 года Совет народных депутатов Южной Осетии восстанавливает Республику и обращается к Верховному Совету РСФСР с предложением «рассмотреть вопрос воссоединения Южной Осетии с Россией». Речь должна были идти о распространении на РЮО юридических норм РСФСР, поскольку Грузия уже объявила о выходе из состава СССР и восстановила конституцию 1920-х годов, в которой никаких автономий не было в принципе. Впоследствии именно по итогам референдума это обращение превратилось в правовой акт.

21 декабря 1991 года Верховный Совет уже Республики Южная Осетия принимает Декларацию независимости. Обращение же к РСФСР так и осталось обращением, а не юридическим документом. К этому моменту значительная часть Южной Осетии была блокирована грузинскими отрядами, более 100 сел сожжено дотла в ходе «горной войны» весны-лета 1991 года, и «протекторат» или любая иная форма покровительства со стороны России могла если уж не спасти, то по крайней мере облегчить положение осетинского народа.

Есть мнение, что референдум по старым советским нормам и правилам требовалось провести до того, как Грузия вступит в ООН (это случилось 31 июля 1992 года). В частности, это утверждал тогдашний «архитектор» югоосетинской государственности, лидер Народного фронта «Адамон Ныхас» и первый зампред председателя Верховного Совета РЮО Алан Чочиев. После международного признания независимости Грузии любой референдум в Южной Осетии попадал под категорию «сепаратистских», а было важно соблюсти юридические нормы, какими бы они ни были. Кстати, удивительно, что в беспросветном мраке и кошмаре тех дней в Цхинвале люди об этом задумывались. Потому и на подготовку референдума в военных и зимних условиях отводилось меньше месяца.

Сейчас западные эксперты ставят под сомнение юридическое качество референдума 1992 года именно потому, что якобы за основу брались законы и нормы СССР, то есть к январю 1992 года уже не существующей страны. Однако других норм и правил, кроме советского закона о порядке выхода из состава СССР, на тот момент вообще не было. Что было, то и применили.

В городе были перебои с электричеством. Не выходили газеты. Не хватало бумаги. Отпечатать бюллетени отправились во Владикавказ, но, по свидетельству очевидцев, в типографии вдруг самовольно изменили формулировки вопросов. По конспирологической версии, не подтвержденной уликами, это могло случиться в результате лоббистского давления, которое оказывал Эдуард Шеварднадзе на руководство Северной Осетии. Тираж «измененных» бюллетеней пришлось уничтожить и печатать заново с правильными вопросами. Учитывая подобного рода партизанские попытки сорвать референдум, часть тиража бюллетеней пришлось спрятать по родовым селам активистов с соблюдением всех правил конспирации.

Зима была исключительно холодной. Такие морозы даже на Крещение в Южной Осетии бывают редко. Газоснабжения и отопления не было. Члены ЦИК, которые не получали зарплату, приносили с собой продовольствие и дрова. На весь город было считаное количество генераторов, и с их помощью отапливались в основном ключевые инфраструктурные объекты, начиная с больницы.

Линия фронта сложилась так, что некоторые крупные села оказались полностью отрезаны от столицы, и чтобы попасть, например, в Дменис, требовалось полдня по объездным трассам. По прямой до него примерно 25 минут. Полдня, чтобы привезти бюллетени, и еще полдня, чтобы после голосования доставить их обратно в Цхинвал.

Буквально накануне дня референдума грузинские войска неожиданно пришли в движение и заняли Присскую высоту – главную господствующую над городом вершину. Ситуация резко обострилась, и грузинские части получили возможность открыто в упор расстреливать весь город. Чем и занялись, врыв в землю танки на вершине. Психологическая атмосфера в осетинском обществе стала совсем мрачной.

А уже после того, как результаты были подсчитаны, выяснилось, что нет возможности их опубликовать. Дом печати и типография были обесточены, газеты не выходили. Чтобы отпечатать спецвыпуск с результатами референдума, пришлось на время забрать один из генераторов из республиканской больницы.

По прошествии 30 лет, когда уже выросло новое поколение экспертов, не знающих контекста, снова стали раздаваться вопросы о том, нет ли противоречия между двумя вопросами референдума. «Решение Верховного Совета РЮО о вхождении в состав России [от 1 сентября 1991 года] – это конкретный правовой акт, который был принят еще тогда, когда существовал СССР. Оно полностью соответствовало советскому законодательству (закону СССР о порядке выхода союзных республик из СССР) и международному праву. После развала Союза данный документ был поддержан народом на референдуме и в соответствии с его итогами приобрел наивысшую юридическую силу. Он никогда и никем не был отменен, потому что для его отмены надо провести специальный плебисцит с вопросом: «Вы за то, чтобы отменить решение Верховного Совета РЮО о вхождении в состав России?» – писал в свое время депутат Верховного Совета РЮО I созыва, член избирательной комиссии по проведению референдума от 19 января 1992 года Вячеслав Гобозов. – Никакие еще сто референдумов о независимости РЮО не в силах повлиять на юридическую силу данного документа. Он является неотъемлемой составной частью правовой системы суверенного государства – Республики Южная Осетия – и дает все юридические основания руководству РЮО в любой момент обратиться к России с просьбой о присоединении».

То есть фактически таким образом второй вопрос референдума не отменял первый и не вступал с ним в противоречие. Он легитимизировал прежнее обращение к Верховному Совету РСФСР и законодательно закрепил стремление народа Южной Осетии воссоединиться с Россией. Это, если хотите, часть национальной идеи, некая цель, определяющая курс РЮО. Записана же в конституциях некоторых западных стран «приверженность европейским ценностям» как цель и данность. Вот и это примерно то же самое. Тот же Вячеслав Гобозов, например, предлагал записать курс на воссоединение с Россией именно в Конституции РЮО, в преамбуле.

Такие разговоры, к сожалению, были очень популярны у ряда российских «командировочных» и военных сразу после августовской войны. Это, конечно, вопрос не юридический, а скорее психологический. Эти люди – заслуги многих из них не подлежат сомнению – на подсознательном уровне не воспринимали то, что было до них.

Но дело в том, что правовая база нынешних отношений РЮО и РФ, включая признание Москвой независимости и установление двусторонних отношений на государственном уровне, была заложена в начале 1990-х. И именно на документы того периода вся эта система и опирается, включая результаты референдума 19 января 1992 года. А для российской внешней политики признание независимости РЮО и Абхазии – один из краеугольных камней.

Дополнительно заслуживает уважения роль депутатов Первого созыва Верховного Совета РЮО, боровшихся за проведение этого референдума. Это все, конечно, было уже давно, как и вся история распада Советского Союза. Но через 30 лет прекрасно видно, как события того периода напрямую влияют на современную систему взаимоотношений между государствами и народами. И потому помнить об этом необходимо.