Царь, Госдума, страна и развал
10 мая 1906 года (по новому стилю) начала работу первая Государственная Дума Российской Империи. Её созыв был во многом обусловлен Первой русской революцией, вынудившей царя и правящие круги пойти навстречу демократическим устремлениям народа.
Дума была не законодательным, а всего лишь законосовещательным органом. Она могла только одобрять предложенные правительством законы и утверждать бюджет. Да и выборы в первый парламент нельзя было назвать свободными. Женщины, многие госслужащие, лица моложе 25 лет и неимущие были лишены избирательного права.
Избрание депутатов было не прямым, а двух- и даже четырехступенчатым, в зависимости от места проживания и принадлежности к тому или иному сословию. Подданные определяли выборщиков, а те уже выбирали депутатов. При этом не соблюдался принцип «один человек — один голос». Так, голос одного помещика был равен 15 голосам крестьян и 45 голосам рабочих.
Неудивительно, что при таком порядке волеизъявления из 448 избранных депутатов оказалось только 18 меньшевиков и 23 социалиста-революционера. Большинство получили вполне лояльные власти «кадеты» и «трудовики», которые вообще не имели утвержденной программы.
Однако даже в такой Думе с самого начала начались настоящие политические бои. За 72 дня своей работы парламент принял 371 запрос о незаконных действиях правительства. Кстати, в какой-то степени депутаты даже добились своего: премьер Илья Горемыкин был отправлен в отставку одновременно с роспуском Думы 22 июля 1906 года, уступив место Петру Столыпину. Также первая Дума принимала требования об амнистии всех политических заключенных, отмене смертной казни и роспуске Госсовета.
Всего через два с половиной месяца работы царь распустил парламент. Мотивировал решение тем, что депутаты решили взять ненадлежащие им полномочия и подстрекали своими речами народ к беспорядкам.
Похожая судьба оказалась и у второй Думы. Только третий созыв смог проработать все полагающиеся законом пять лет. Но к моменту избрания один голос помещика равнялся уже не 45, а 513 голосам рабочих.
Избранная в 1912 году четвертая Дума по своему составу уже полностью устраивала верховную власть и должна была обеспечивать полную стабильность политической системы. Однако история так распорядилась, что до конца своего срока парламент не доработал, он был распущен. Только уже не царем, а Временным правительством. А еще через месяц произошла Октябрьская социалистическая революция.
Какие уроки можно извлечь из истории? В какой-то степени развитие парламентаризма в современной России напоминает опыт царского времени. Первую Госдуму, избранную в 1993 году, буквально разрывало от дебатов. Сейчас мало кто может представить, что железобетонное большинство «Единой России» хоть в чем-то пойдет поперек правительству.
Но разве сложно предположить, что новая Госдума, которую должны избрать в сентябре, сможет побить нынешние рекорды лояльности подавляющего большинства депутатского корпуса?
Эксперт Института инновационного развития, историк Валерий Скурлатов считает, что современный парламентаризм значительно уступает тому, что был в царской России:
- Процесс демократизации Российской Империи начался 17 октября 1905 года. Тогда был издан манифест, который заложил законные основы для парламентаризма. Первую Думу можно считать торжеством демократии. Неслучайно, первая Дума напугала чиновничество, консервативную часть общества. Это при том, что первый состав парламента был вполне оптимальный для власти. Там было много конституционных демократов, которые представляли весьма созидательную и стабилизирующую силу.
«СП»: - Та первая Дума была демократичнее нынешней Госдумы?
- Это действительно так. Причина простая. В то время было больше социальных слоев, которые были самодостаточными и независимыми от государства. Сейчас такого почти не наблюдается. Фактически все социальные слои в современной России зависимы от власти. Можно легко прижать любого олигарха, не говоря уже про средний класс и малый бизнес, которых постоянно кошмарят.
Принципиальная разница между царским временем и нынешним в том, что сегодня практически ни у кого нет экономической самодостаточности. Проще говоря, нет экономической основы для демократии.
В период с 1906 года до начала Первой мировой войны в 1914 году работа парламента в стране оттачивалась, совершенствовалась. Самое главное — была борьба интересов социальных слоев. Ведущую роль при этом играла национальная буржуазия. Подчеркну, не компрадорская, а национально ориентированная. У буржуазии были амбиции, и она их выражала. Мы имели «золотой век» парламентаризма.
Сегодня видим, что буржуазия полностью зависит от власти, а потому не может отстаивать свои права. Если посмотреть на дискуссии, которые шли в Думе при царе, то сейчас подобное сложно представить. Как известно, нынче «парламент не место для дискуссий».
Если брать новейшую историю страны, то что-то похожее на царскую Думу мы имели после первых демократических выборов народных депутатов СССР в 1989 году. С тех пор система парламентаризма постепенно деградировала. После принятия Конституции в 1993 году президент получил слишком большие полномочия.
Более-менее демократической Госдума была еще во время четвертого созыва (2003-07). Но пятый, шестой и нынешний седьмой созыв имеет полное доминирование партии власти «Единая Россия», жесткую вертикаль власти. Конечно, есть и оппозиция, но у нее возможностей становится всё меньше.
В сентябре этого года должны пройти новые выборы. И ощущение, что имена всех будущих депутатов заранее известны. Это вызывает тревогу.
«СП»: - Собственно, а что мешает сформировать сильную оппозицию в Госдуме?
- Всё объясняется экономикой. Представим, что какой-нибудь олигарх или крупный предприниматель захочет вложиться в создание партии. Так ее сразу начнут давить, постоянно проверять, всё закончится очень быстро. Власть взяла курс на планирование и полную предсказуемость политического процесса.
«СП»: - Но у царской Думы не было никаких властных полномочий, тогда даже Конституции не было. Нынешняя Госдума формально может принимать очень важные государственные решения.
- Зато в дореволюционной Думе была свобода дискуссий. У парламента не было прописанных полномочий влиять на исполнительную власть, но та всё-таки прислушивалась. Сейчас полномочия Госдумы прописаны в Основном законе, но на практике они не реализуются.
Разве может парламент сегодня принять закон, который бы шел вразрез с волей правительства и администрации президента? Простой пример — пенсионная реформа. Фактически большинство Госдумы «проштамповало» то, что было решено наверху. И сложно представить, чтобы Госдума выразила общий консолидированный протест исполнительной власти по какому-либо вопросу.
«СП»: - Что мешает многим депутатам прислушиваться не только к мнению «верхов», но и избирателей?
- На мой взгляд, подорвана воля народа в целом. Люди пережили развал СССР, при этом никак не могли ему противостоять. Это серьезная психологическая травма.
У людей фактически вырвали землю из-под ног. Промышленность присвоил компрадорский капитал, который провел деиндустриализацию. Крестьян фактически лишили возможности работать, вместо них появились агрохолдинги, поля захватили рейдеры.
К тому же нет экономически самостоятельных социальных слоев, на которые могли бы опираться независимые депутаты. Нет субъектов, которые могли бы выдвинуть своих кандидатов, поддержать их материально.
Неслучайно большой отклик среди граждан имеют всякие разоблачения коррупции чиновников. Люди просто находят какую-то отдушину в этих разоблачениях. Но мы видим, что и обличение коррупции хотят приравнять к экстремизму.
«СП»: - В ближайшие годы, в какую сторону будет эволюционировать парламентаризм в России?
- Я бы сказал, что нынешняя политическая система не испытывает болезней роста. Скорее, мы наблюдаем болезни умирания. Можно ожидать дальнейшей стагнации, замирания политической активности.
Нет особой надежды даже на смену поколений. Богатства и рычаги управления просто перейдут от отцов к детям, которые продолжат прежнюю линию.
Конечно, есть граждане, которые пытаются говорить о серьезных недостатках политической системы. Но эти люди всё больше воспринимаются как городские сумасшедшие.
Сейчас мы наблюдаем очень печальные тенденции. Должно что-то произойти масштабное, чтобы изменить ситуацию.