Алена Нарвская в 16 лет агитировала за Любовь Соболь, а в 17 в качестве сотрудника избирательного штаба Алексея Навального уже сама занималась координацией волонтеров. В интервью она рассказала, как проходила ее работа и как изменилось ее отношение к оппозиционным проектам.
- Почему вы захотели сейчас рассказать о работе в штабе Навального?
- После истории с московским штабом Навального я надолго ушла из политики из-за обиды и разочарования, но недавно вновь начала этим интересоваться. Недавно я включила один из стримов Леонида Волкова на YouTube, и мне показалась очень занимательной картинка, когда Леонид сидит в хорошо оснащенной и оборудованной студии с последним MacBook, ведет прямую трансляцию, где кадры с улиц российских городов с задержаниями людей, с совершенно зелеными подростками, говорит о том, что они молодцы и нужно продолжать, что "свободная Россия будущего" уже не за горами. Рядом с ним сидит холеный Жданов, который также нахваливает протесты и поддакивает Волкову.
Этот контраст вызвал у меня очень негативные эмоции. Эта картинка, как мне кажется, должна вразумить каждого вменяемого человека, который в следующий раз захочет выйти под эгидой Алексея Навального. То, что сейчас делают Волков и ко, сбежавшие за границу, – это унижение для людей, которых они призывают участвовать в протестах. Почему Волков до сих пор, даже находясь в другой стране, не вышел на улицу, не помитинговал? Почему он ни разу не вышел к консульству с плакатом? Они всегда сидели в стороне. Просто теперь, когда они вещают из другой страны и призывают людей активнее участвовать в политической жизни России и выходить на улицы, это звучит особенно лицемерно.
- Как и когда вы решили заняться политикой?
- Впервые я попала в ФБК, когда Люба Соболь объявила в социальных сетях о наборе волонтеров в свою предвыборную кампанию 2016 года.
Мне тогда было 16 лет, я еще училась в школе. После встречи в "Фонде борьбы с коррупцией" и заполнения анкеты мы начали агитацию в определенных районах Москвы. Но нас не обучили общению с людьми: каких-либо тренингов, подготовки к таким мероприятиям не было, все, что мы делали, происходило "в поле". Мы проводили встречи с жителями во дворах. На этих встречах Люба выглядела человеком, которому некомфортно и который не знает, как общаться со своими сторонниками. Она не может вести простой диалог с людьми, не может быть с ними на одной волне.
Все ее выступления выглядели так, будто она выучила стихотворение и, стоя на стульчике, рассказывает его. Жители на такой встрече понимали, что перед ним стоит не уверенный в завтрашнем дне человек, а очередной представитель оппозиции, который старается собрать голоса. Одной из главных задач в нашей работе было собрать побольше максимально полных персональных данных. Никто не предупредил, что мы собираем данные в поддержку незарегистрированного кандидата.Я совершенно этого не понимала. Я хотела помогать Любе, "потому что она хорошая, потому что она борется за правду". И я не очень понимала этот момент с регистрацией, пока не выяснилось, что партия "Яблоко" не готова ее поддерживать. Мы продержались где-то два – два с половиной месяца. Люба так и не объяснила почему свернула эту кампанию.
- С вами заключали какой-нибудь трудовой договор? И каким способом платили зарплату?
- Было некое согласие о том, что я обязуюсь проводить уличные агитации, были прописаны тезисно мои обязанности. На бумаге все выглядело красиво, но, по сути, я ходила по паркам и дворам, где спрашивала людей, как им живется и какие у них есть проблемы с ЖКХ. Деньги переводили на карту, сумма была минимальной. Если я не ошибаюсь, это был частный перевод средств от физлица.
- Чем вы занимались после остановки той кампании?
- Я пыталась найти в интернете, в социальных сетях сообщества, объединения, сторонников Навального, куда могла бы податься. На тот момент у "Партии прогресса" было молодежное крыло, я посетила пару собраний, но не увидела там цельной аргументации и каких-то определенных действий. Потом, спустя год, со мной связался Николай Касьян, которого я знала по молодежному крылу "Партии прогресса", и предложил работу в предвыборном штабе Алексея Навального. Так я стала сотрудником этого штаба, где проработала шесть месяцев.
На тот момент я верила в Алексея и в то, что он делает правое дело. В 17 лет, заканчивая школу и убегая прямо из штаба на свой собственный выпускной, мне казалось, что мы делаем самое доброе дело. Мной руководила вера в то, что я занимаюсь важной миссией спасения России. Эта безоговорочность и инфантильность поначалу заслоняли собой все. В том числе здравый смысл. Это было выгодно и удобно тем, кто нанял меня на работу.
- Но вы все-таки ушли из проекта Навального. Почему?
- Меня поразило то, что мы боролись против того, подобием чего мы являлись сами. Например, мы боролись против кумовства. Алексей все время говорит о чиновниках, о целых семейных кланах у власти, но, по сути, в штабе Навального происходило то же самое. Правыми руками были его ближайшие друзья, их мнение было негласным правилом существования в штабе, которому надо было беспрекословно следовать. В штабе была достаточно четкая иерархия, с нашим мнением не считались. Внутренние склоки, интриги – все это не соответствовало тем идеалам, за которые мы боролись. Было очень много интриг, недоверия, подозрений. Приходишь каждый день на работу, стараешься, но постоянно встречаешь негатив, недовольство и упреки, что делаешь недостаточно.
- Какие упреки?
- Волков постоянно был недоволен нашей работой, статистикой. Нам надо было постоянно улыбаться и обязательно выставлять красивую картинку в Twitter, чтобы главный штаб мог делать репосты, чтобы у них был материал о работе, которую они могли выдать за свою собственную. От Волкова мы слышали только то, что мы должны делать, никаких слов поддержки в свои редкие визиты в штаб он не говорил. Зато, если ты девушка, которая может стать красивым дополнением для картинки в Twitter, ты обязательно должна сфотографироваться с ним и счастливо улыбаться от того, что стоишь рядом с Леонидом Волковым. Такой прессинг ради прекрасной России будущего шел вразрез с тем, за что мы боролись. Волков живет в своем мире, где в 2018-м на агитацию за Навального выходили десятки тысяч волонтеров. Он панически боялся столкнуться с реальностью, думаю, с этим связаны его редкие визиты в штаб – он не мог увидеть, что штаб пустой. То ли он панически боялся Алексея, то ли сам пугался того несоответствия реальности с той, которую сам создал. Отступить от заранее намеченного результата, я думаю, в его картине мира невозможно.
- А что вы ранее назвали интригами?
- Например, у нас был Дмитрий Волов, который, как выяснилось со временем, был стукачом Ивана Жданова. Он старался следить за нами, узнавать про то, чем мы занимаемся не только в рабочее время. Ни публичная, ни внутренняя критика была не допустима. Недовольство теми, кто нами руководит, не принималось. Я не могла представить, что можно рассказать кому-нибудь, что происходит в штабе на самом деле. Первые месяцы я закрылась в себе. У меня была большая обида на Алексея и его команду. Они назвали меня предателем, когда узнали, что я ходила на мероприятие с Ксенией Собчак.
Мне было интересно послушать о ее кампании, я не была ее сторонницей. Потом во время разговора с друзьями я узнала, что ходят разговоры, что я ушла из штаба потому, что мне предложили работу у Собчак. Нас манили и привлекали идеей спасения России, хотя спасать надо было нас, от тех, кто этой сектой управлял. Я собиралась учиться за границей, и одной из причин, почему я в итоге осталась в России, была работа у Алексея Навального и идея спасения России. Один раз я находилась в разбитом эмоциональном состоянии, и в сердцах сказала, что, наверное, лучше бы я уехала, чем работала в таких условиях. Это услышала Аня Литвиненко, она очень обиделась на меня и сказала подумать о своих словах. Причем я не критиковала кого то, просто эмоционально высказалась. Но даже это задело Аню Литвиненко, которая на тот момент была самым лояльным сотрудником штаба. Не представляю себе, что сказал бы Леонид Волков, если бы услышал меня.
- Можете вспомнить как проходил рабочий день в штабе? Обычный или какой-то особенно напряженный.
- Когда мы в очередной агитационный день едва набирали 50 человек по всей Москве, а затем включали стрим Волкова или читали его Twitter, где он называл совсем другое количество человек, гораздо завышенное. Такое несоответствие его слов нашей реальности мы наблюдали каждый день. Это было в порядке вещей, это была ложь, в которой мы жили и работали каждый день. Да и сейчас, я уверена, он сидит и рисует свои точки сам.
- Расскажите о работе в дни протестных митингов? Как она строилась, координировалась?
- Когда утром 12 июня 2017-го мы пришли в штаб, то надеялись пойти на митинг и быть рядом с людьми, которых мы к этому митингу готовили, но нам было сказано даже не мечтать об этом. Я чуть не плакала от обиды, ведь митинг был согласован. Потом нам дали установку остаться в штабе и отправлять всех людей, которые будут приходить, на Тверскую. Нам сказали, что и так юристов не хватает, и если мы попадемся, то некому будет нас вытаскивать. Я помню чувство стыда, которое испытывала, когда модерировала общий чат. Мы просили писать о проблемах и задержаниях в личные сообщения или в специальные группы помощи задержанным, но некоторые такие сообщения проскакивали. Мы их удаляли, чтобы не вызывать панику у остальных. Волонтерам, которые писали мне личные сообщения, я не знала, что ответить, отвечала общими фразами. Я не знала, чем им помочь.
- Вы помните обещание Алексея Навального добиться в ЕСПЧ компенсации каждому оштрафованному участнику митинга в 10 тысяч евро? Что можете сказать о результате?
- Да, тогда откликнулось много людей. Эта бравада была, безусловно, направлена на то, чтобы как можно больше людей вышли на улицы. Мы очень многого хотели от людей, но взамен эти люди, особенно молодежь, не получали ничего, в том числе элементарных рекомендаций по безопасности. Нам нужна была от них безусловная готовность выходить в дождь и снег. Нам нужно было, чтобы они расходовали себя в соответствии с идеями, которые мы продвигали. Тогда я сама не понимала, насколько это радикально и насколько противоречит хорошим идеям.
- Расскажите о трудовых условиях уже в штабе Навального? Был ли трудовой договор?
- Со мной заключили договор ГПХ, а платил мне фонд "Пятое время года". Зарплата была 30 тысяч рублей. Поначалу базовые человеческие условия соблюдались, например, у нас было два выходных подряд, в субботу и воскресенье. Но по мере наступления осени и разгара кампании у нас остался один плавающий выходной. Один мог выпасть на понедельник, а второй – на следующее воскресенье, и мы работали 12 дней подряд. Мы начинали работать в 10 утра, а заканчивать должны были в 20.18, но часто приходилось задерживаться до 22.00 или 23.00.
- Платили ли зарплату вовремя?
- Задержки зарплаты были каждый месяц, минимум на неделю. Когда мы спрашивали, почему задерживают, нам отвечали, что у штаба не хватает денег, поступает все меньше и меньше переводов, люди теряют интерес к кампании и нам надо работать больше. Хотя я и мои коллеги догадывались, что сотрудники ФБК получают зарплату вовремя. Еще мы были очень возмущены, когда узнали, что у сотрудников "Фонда борьбы с коррупцией" нормированный график и они работают в комфортных условиях, а не как мы – сегодня в штабе, а завтра в подворотне. Но мы даже не пытались отстоять свои права, потому что понимали, что это заведомо провальная идея. Хотя работали на износ. Я, например, приезжала в штаб, даже когда болела, потому что боялась потерять уважение своих коллег. Будучи в постоянном стрессе и под прицелом "большого брата" ФБК, я боялась разочаровать их. Меня как сотрудника штаба нередко спрашивали волонтеры, чем мы на самом деле занимаемся, как нам платят, на чем зарабатывает Алексей, и ни на один из этих вопросов я не получила ответ. Эту информацию скрывали даже от меня, человека, который находился внутри коллектива. Если бы нечего было скрывать, нам бы рассказали все, как есть.
- Насколько активно рядовые сотрудники и волонтеры общались и взаимодействовали со знаменитыми соратниками Навального? Любовь Соболь, Илья Яшин, Владимир Милов, Руслан Шаведдинов работали в штабе?
- Визиты представителей ФБК в штаб всегда вызывали ажиотаж. Мы готовились к ним как к встрече с высокопоставленным лицом. У нас не было ощущения, что приедет друг или соратник. Когда Люба Соболь приезжала в штаб, то просила организовать отдельный вход. Она была готова встретиться со сторонниками или волонтерами, провести семинар, но не была готова пройти через тот же вход, через который каждый день заходили в штаб мы. Я думаю, она боялась физического контакта, она всегда избегала людей. На единственной встрече, на которую Яшин пришел в штаб Навального, где было очень много молодых волонтеров и агитаторов, он вел себя высокомерно. Яшин считал, что все должны были пасть ниц и слушать "великого последователя дел Бориса Ефимыча". Яшин – это вечное посмешище, плачущий мальчик, вспоминающий о лучших временах. Сам по себе он не представляет собой ценности ни как политик, ни как человек. Он является придатком современной оппозиционной машины. Милов создает вокруг своей персоны образ очень образованного человека, с уклоном в экономику. При этом в одну из наших встреч в штабе, которую он вел, кто-то из волонтеров, глубоко разбирающийся в экономических вопросах, осмелился переспорить Милова. Столкнувшись с валидным мнением и не сумев провести с волонтером диалог, у Милова началась истерика, он "поплыл" и не нашел, что ответить. В связи с этим встреча достаточно быстро завершилась. Является ли Милов действительно специалистом и человеком, разбирающимся в своем деле, а не очередным говорящим ртом Навального, – большой вопрос. Руслан Шаведдинов поднимался с низов до своей должности. Он обязан этим во многом Кире Ярмыш.
- Как вы сейчас относитесь к самому Алексею Навальному?
- Меня раздражает его инфантилизм. Я пришла в полное негодование, когда узнала, что он ведет прямую трансляцию на Twitch, который совсем, по моему мнению, не соответствует образу серьезного политика. Потому что есть определенные вещи, которые человек не должен делать, будучи кандидатом в президенты. Ты не можешь вести трансляции идиотской игры, если собираешься стать следующим президентом России. Я думаю, что основная проблема Алексея Навального в людях, которых он собрал вокруг себя. Люди в ближайшем окружении Навального, особенно Леонид Волков, делают все, чтобы у него ничего не получилось. Я общалась с ним всего один раз, когда у нас была фотосессия для брошюр. Он показался мне очень растерянным человеком, который не знает куда ему идти и ему нужна поддержка, правая рука. Этой рукой он выбрал Леонида Волкова, но это очень плохой выбор. Волков только отталкивает сторонников и всех адекватных людей. Думаю, он замешан в не очень приятных и не очень честных вещах. Как координатор, являющийся лицом штаба, я должна была как-то отводить от себя вопросы волонтеров о самом Навальном, потому что ответов на них не было. У нас не было четкого ответа, почему не было программы. Были различные отговорки: "Алексей над этим работает", "команда над этим работает". Волонтеры были в растерянности.
- Как вы оцениваете последние шаги руководства ФБК? Что вы думаете об "Умном голосовании"?
- "Умное голосование" – это измена своим принципам. Это выбор, который удобно делать, когда что-то идет не так. У Алексея была определенная позиция, он призывал людей поступать определенным образом, но не сработало, поэтому все переметнулись на другую сторону и начали следовать "умному голосованию". Мне кажется это неправильным, так не должно быть – людей дурят, всячески призывают к каким-то акциям, действиям, делать выбор во имя секты. Мне не нравится вот эта попытка манипуляции, заставить меня, как потенциального сторонника, что-то делать. Я свободный человек. Мне не нравится происходящее в стране, но я не хочу в принципе голосовать за кого-то, кто мне не нравится. Я не увидела достаточной мотивации в словах Алексея и его команды, почему я должна так делать. Мне кажется, что единственная цель у всего этого – не результат, а подбивание людей на действия, которые им удобны и выгодны в определенный момент.
- Если бы вы сейчас, встретили себя семнадцатилетнюю, вы бы отговорили себя от работы в штабе Навального?
- Думаю, нет. Это был очень тяжелый опыт, но я благодарна ему, поскольку я увидела, как на самом деле обстоят дела на оппозиционной кухне. С меня слетели розовые очки, и я поняла, как устроена главная оппозиционная машина в России и какие люди стоят за этим.
- А если завтра вам предложат работу волонтером в кампании человека от ФБК, вы пойдете?
- Мне интересно, изменилось ли там что-то с годами, но я не думаю, что Любовь Соболь стала более человеколюбивой или что Волков изменил своим вождистским настроениям, поэтому больше никогда в эту историю я не полезу.