Батькины сказки: как появился миф об особых отношениях Китая и Белоруссии
Китайское присутствие и влияние в Белоруссии в последнее время стало предметом повышенного внимания. На фоне кризиса в этой постсоветской республике от Китая почему-то ждут имперского поведения – попыток закрепить Белоруссию в своей сфере влияния и защитить ее от влияния извне. Эти преувеличенные ожидания – во многом результат белорусской внешнеполитической пропаганды 2000–2010-х годов. Белоруссия уже на протяжении многих лет создает видимость того, что ее связи с КНР намного крепче, чем они есть на самом деле. Делается это для того, чтобы Минск чувствовал себя увереннее, выстраивая диалог с Россией и Евросоюзом. Впрочем, реальных успехов на этом направлении Белоруссия так и не добилась. Тем не менее миф о превращении Республики Беларусь едва ли не в ключевого китайского сателлита получил определенное распространение в нашей стране. Сами с усами: происходящее в Белоруссии вызвано внутренними причинами, а не внешними Когда нынешний белорусский кризис только начинался, ряд отечественных публицистов приписал китайцам организацию ареста в Белоруссии 33 следовавших транзитом сотрудников российской охранной фирмы. Потом, правда, китайская версия этой истории быстро забылась, и речь пошла о спецоперации украинских спецслужб. А после разгонов белорусских оппозиционеров силовиками поползли слухи о том, что проявлять невиданную прежде жестокость им приказали некие китайские советники. Утверждалось также, что китайцы играют ключевую роль в управлении белорусским интернетом. Некоторые российские авторы и вовсе утверждают, что Пекин оказывает на Минск куда большее влияние, чем Москва. Обращалось внимание на то, что Си Цзиньпин стал первым иностранным лидером, поздравившим Александра Лукашенко с переизбранием. Припомнили и то, что Лукашенко регулярно посещает китайские объекты в республике. В реальности о наличии у КНР мощной базы влияния и вообще о готовности Пекина вести активную политику на белорусском направлении едва ли может идти речь. Никакого особого интереса к «завоеванию» Белоруссии Пекин никогда не проявлял. Китайцы использовали возникавшие перед ними в Белоруссии возможности для бизнеса и скупки технологий. То же самое они делали и в некоторых других странах Центральной и Восточной Европы. Например, в Венгрии и Сербии, где у власти находятся дружественные КНР правительства. Неплохой уровень отношений с Пекином и распространенный миф о сильном китайском интересе к Белоруссии являются главным образом заслугой Лукашенко. С определенного момента белорусский лидер стал видеть в КНР жизненно необходимого «третьего партнера», позволяющего снизить зависимость от России и Евросоюза. Далекий Китай выглядит альтернативой двум большим соседям, рассматривавшим Белоруссию как объект геополитической борьбы и неоднозначно относившимся к выстроенному Лукашенко политическому режиму. Белорусский «поворот на Восток» стал заметен с середины нулевых и хорошо прослеживается по ежегодным посланиям президента Национальному собранию. В послании 2006 года Лукашенко, не уделявший до того Китаю особого внимания, упоминал его даже чаще, чем Россию, назвав «главным приоритетом восточного вектора» внешней политики. С тех пор «прокитайская» риторика Лукашенко только нарастала. В прошлогоднем послании он и вовсе заявил, что «Китайская Народная Республика – важнейший стратегический партнер», а Белоруссия – «крепчайшая нить в полотне Шелкового пути». Подобная ориентация малой страны, зажатой между двумя великими державами, на третью силу – очень распространенный сюжет в мировой политике. Поведение Белоруссии типично для государства, отчаянно борющегося за суверенитет. Столь же типичны и попытки Лукашенко преувеличивать уровень достигнутого партнерства с Китаем. В 2000-е Белоруссия настойчиво пыталась вступить в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). Идея не встретила понимания ни в Москве, ни в Пекине, и Минску пришлось довольствоваться статусом наблюдателя. В 2014 году отношения Республики Беларусь и КНР были официально повышены до уровня «всеобъемлющего стратегического партнерства». В своих обращениях к китайскому лидеру Лукашенко называет его «дорогой друг». Что мешает развиваться белорусской экономике и как она связана с субсидиями из Москвы Целям демонстрации геополитической независимости Минска от Москвы служили, очевидно, и совместные с КНР проекты в военно-технической сфере. Самым крупным и значимым с военно-политической точки зрения из них было развертывание в Белоруссии по лицензии тяжелой реактивной системы залпового огня «Полонез» – локализованной версии китайской ракетной системы A200 с дальностью стрельбы 300 км. В КНР закупались и другие виды вооружения и военной техники, включая легкие бронеавтомобили, армейский автотранспорт, военное и полицейское снаряжение и даже лимузины «Хунци» для приема парадов. Сама Белоруссия в этой сфере могла предложить Китаю немногое: за время пребывания в составе СССР республика не обзавелась собственным производством готовой военной техники. Но на ее территории находился важнейший советский производитель многоосных шасси высокой проходимости (Минский завод колесных тягачей, МЗКТ). Имелся и ряд производств военной электроники, специализированного программного обеспечения, отдельных агрегатов. Все то, что представляло интерес для китайцев, белорусы им передали без остатка, порой вызывая раздражение Москвы. Наибольшее значение имела практически полная передача МЗКТ технологий производства многоосных шасси для монтажа ракетного оружия. В результате Китай смог наладить самостоятельное производство мобильных комплексов межконтинентальных баллистических ракет и ряда других видов военной техники. Но к настоящему времени потенциал белорусского военно-технического экспорта в КНР, похоже, в основном исчерпан. Что касается экономики, то, несмотря на все многолетние усилия Минска по «поворачиванию на Восток», в 2019 году Китай замыкал тройку главных внешнеторговых партнеров Белоруссии, пропустив вперед не только Россию, но и Украину. На КНР приходилось лишь 6,1% белорусского товарооборота (на Россию – 49,7%). При этом белорусский экспорт в Китай составил лишь около $720 млн, а импорт – $3,6 млрд. Самым быстро растущим компонентом белорусского экспорта в КНР в прошлом году была сельхозпродукция (рост на 60%, до $131,5 млн). Доля Китая в белорусском экспорте и вовсе оставалась незначительной все последние годы, не превышая 3% в прошедшем десятилетии (у России – около 38–51%). Разумеется, определенные искажения в цифры может вносить фактор Евразийского союза, который представляет собой единую таможенную территорию. Но эти искажения едва ли очень велики. Вместе с тем импорт китайской продукции в Белоруссию в 2000–2010-е годы, в отличие от экспорта, действительно рос высокими темпами. В 2000-м КНР поставляла в Белоруссию товаров лишь на $47,7 млн, а в 2018-м – уже на $3,2 млрд. Экспорт за тот же период вырос с $136 до $482 млн, при этом доля Китая в белорусском экспорте лишь упала с 1,9 % до 1,4%. Таким образом, диверсифицировать свою внешнюю торговлю за счет КНР Белоруссия так и не смогла в силу отсутствия массовой продукции, востребованной китайским рынком, и географической удаленности. Почему новый язык китайской дипломатии звучит так грубо Белорусское руководство пытается обойти естественные ограничения для сотрудничества, предлагая Китаю свой транзитный потенциал. В 2019 году по маршруту Китай–Европа–Китай через Белоруссию прошли 432 тысячи контейнеров (рост на 23% к прошлому году). Китайские планы предполагают повышение количества транзитных контейнеров до 1 млн к 2025 году, но с учетом текущего кризиса эти планы могут подвергнуться корректировке. При этом китайский сухопутный транзит через Белоруссию в любом случае упирается в Польшу – ключевого американского союзника в Европе. Поэтому судьба этого транзита всецело зависит от заинтересованности и доброй воли Варшавы, а не от того, какое правительство сидит в Минске. Особенно настойчиво Белоруссия предлагала себя КНР в качестве точки входа китайской промышленности на рынок ЕАЭС. Эта политика начала приносить результаты в 2018 году, когда объем поступивших в страну китайских инвестиций вырос вдвое. Китай стал третьим по значению инвестором в Белоруссию после России и кипрского офшора, правда, со значительным отрывом. При этом в структуре китайских прямых инвестиций в 2010-е годы доминировали долговые инструменты – в 2015-м их доля составляла 49,3%, в 2016-м – 63,5%, в 2017-м – 71,2%. Очевидно, китайские инвесторы учитывают проблемы с защитой частной собственности в Белоруссии. С привлечением китайских средств была начата реализация проектов аккумуляторного завода «Волат» в Брестской области, автомобильного производства в китайско-белорусском индустриальном парке «Великий камень» в Минской области, строительство ряда производств бытовой техники и другие проекты. В минувшем декабре белорусский министр иностранных дел Владимир Макей заявлял, что с 2013 года общий объем кредитной поддержки китайских банков и правительства составил $4,5 млрд. Всего в Белоруссии реализуются 30 китайских инвестиционных и инфраструктурных проектов. Крупнейший из них – индустриальный парк «Великий камень», где заявленный объем инвестиций составляет $1,17 млрд, а фактически на весну 2020 года было внесено менее $300 млн. Среди резидентов парка – немало производителей электроники, электромеханического оборудования и программного обеспечения, при этом представлены подразделения крупных китайских военно-промышленных конгломератов CASC и CETC. Производство автомобилей Geely Atlas NL3 Виктор Драчев/ТАСС Работает совместное автомобильное производство – предприятие «Белджи», созданное с привлечением кредита китайской Geely в $160 млн. Предполагается, что завод будет осуществлять сборку китайских автомобилей (в перспективе – до 120 тысяч в год) с нарастающим уровнем локализации. Важным является проект строительства Нежинского ГОКа под Любанью стоимостью $2 млрд, который реализуется российской компанией «Славкалий» Михаила Гуцериева с привлечением кредита Банка развития Китая (предполагается, что выпускаемые предприятием калийные удобрения будут главным образом поставляться в КНР). Китайскими компаниями осуществлен ряд относительно крупных проектов в области недвижимости в Минске и других городах Белоруссии. Тем не менее, по данным Белстата, в 2019 году Китай вообще не фигурировал в числе крупных инвесторов в реальный сектор белорусской экономики (в отличие, например, от Украины, на которую приходилось 3,7% вложений). В этот же период на Россию пришлось 45,1% от общего объема пришедших в страну инвестиций. Таким образом, и в инвестиционной сфере существенной диверсификации сотрудничества за счет Пекина Минску достигнуть не удалось. Мотором экономического роста китайские инвестиции не стали. Актуален ли белорусский вопрос? Во время нынешнего белорусского кризиса Китай продемонстрировал ровно ту же модель поведения, что и в прочих случаях, когда страна из числа его партнеров столкнулась с угрозой цветной революции. Пекин выразил поддержку главе государства, китайский МИД выступил с обычным заявлением о недопустимости вмешательства во внутренние дела страны и подчеркнул готовность и далее развивать китайско-белорусские отношения. В Совете Безопасности ООН Китай поддержал российскую точку зрения о том, что политическая ситуация в Белоруссии – ее внутреннее дело, а не предмет для международного разбирательства. В китайских СМИ белорусский кризис комментируется главным образом как новый этап в противостоянии России и Запада, без особого подчеркивания китайской роли. Скорее всего, Пекин и далее будет формировать подход к белорусской ситуации, исходя главным образом из контекста своего взаимодействия с Россией. В случае падения нынешнего белорусского режима КНР займется выстраиванием отношений с новыми властями, стремясь обеспечить защиту своих вложений и тут же забыв о Лукашенко. При сохранении Лукашенко у власти прежний курс на сотрудничество продолжится с поправкой на возросшие политические риски для инвестиций. Автор – заведующий сектором международных военно-политических и военно-экономических проблем ЦКЕМИ НИУ ВШЭ