«Атлантико»: Будь то нападение на комиссариат в Шапиньи или меры против второй волны коронавируса, за последнее время мы видим все новые примеры неудач правительства. У них одни и те же корни? И как широка несостоятельность властей? Фредерик Фара: К вопросу упадка следует подходить с осторожностью, и я не стал бы заходить на поле сложной социологии в этом вопросе. Всем очевидно, что одного лишь усиления аппарата безопасности недостаточно. Многие правительства пытались усилить свой законодательный арсенал в этой сфере, но так и не получили удовлетворительного решения. В любом случае, я не эксперт в этой области. Что касается правоохранительных органов, их условия работы ухудшились. В 2019 году следственная комиссия Национального собрания составила тревожный доклад о «задачах и средствах сил безопасности». Каждый четвертый комиссариат находится в обветшалом состоянии. Проведенное комиссией исследование показало, что 70% из 13 000 опрошенных полицейских и жандармов недовольны местом работы. По оценкам, на ремонт зданий требуется более миллиарда евро. Расходы на экипировку тоже были урезаны, в связи с чем сотрудники не были должным образом защищены. Имеющаяся у жандармерии колесная бронетехника по большей части отжила свое, пробег некоторых из до сих пор используемых машин превышает 200 000 км. Сейчас полицейским приходится намного чаще работать сверхурочно, что связано с 20% сокращением штата с 2007 года. Из всего этого можно сделать вывод о том, что полицейские, как и медики и многие другие службы столкнулись с сокращениями и реорганизацией, что оказывает давление на сотрудников. Во главе угла ставятся цифры, бухгалтерский подход. То же самое касается и так называемой второй волны коронавируса. Ситуация в больницах с точки зрения оборудования и персонала практически не улучшилась. Возможности не были расширены, а персонал истощен. У этой сложной ситуации в госсекторе одни и те же корни: сокращение бюджетного финансирования. В 2017 году был обнародован доклад о изменении расходов на здравоохранение с 1950 года. Цитирую: «За 30 лет доля больничных услуг в потреблении медицинских товаров и услуг сокращается, практически вернувшись к уровню 1950 года (46% в 2005 году)». Выставленные экономические императивы расшатывают положение госслужб, а государство проводит в высшей степени спорную экономическую политику, которая не смогла активизировать экономическую деятельность. Налоговая политика Макрона стала оглушительным провалом. Эдуар Юссон: Я бы провел грань между двумя упомянутыми вами неудачами. Политика борьбы с covid-19 была во всех своих аспектах провалом правительства. Неспособность правильно проанализировать пришедшие из Китая сведения в декабре и январе. Отсутствие тестов и масок в начале эпидемии. Нежелание использовать лечение, которое доказало свою эффективность везде, где применялось: сочетание гидроксихлорохина и антибиотика для остановки развития заболевания на ранней стадии. Неспособность защитить пожилых граждан. Отказ от задействования армии в развертке полевых госпиталей. Неиспользование имеющихся в частной больничной сфере коек. Неспособность остановить давно запланированное бюрократией упразднение койко-мест, несмотря на весеннюю переполненность больниц. Сегодня же мы видим настоящую панику, хотя второй волны нет: больницы и реанимационный отделения все еще принимают меньше людей, чем выписывают. Правительству следовало еще весной понять, что covid-19 — эпидемия слабой интенсивности, которая тяжело ударяет в первую очередь по пожилым людям. Я понимаю большую осторожность в том случае, если мы не знаем, с чем имеем дело, но сейчас ограничительные меры становятся катастрофой для экономики, одержимость коронавирусом отвлекает внимание от других болезней, а молодежи и активному населению приходится иметь дело с мерами, которые призваны предотвратить распространение болезни, хотя та всерьез угрожает лишь пожилым. В нападении на комиссариат Шампиньи в свою очередь нельзя винить одно лишь правительство. Речь идет о начавшемся десять лет назад процессе, который с тех пор лишь обостряется. Николя Саркози обещал навести порядок после волнений 2005 года, но все предпринятые в годы его президентства усилия были подорваны непрерывным иммиграционным потоком. При его преемниках ситуация только ухудшилась. Нельзя ассимилировать иммигрантское население, если оно постоянно растет. Новая иммиграция идет в ущерб ассимиляции более давних иммигрантов. Мы видим коллективный провал всего политического класса, которого поддерживают в этом промышленники и интеллектуалы. - Эммануэль Макрон стоит у истоков этого явления или же ускорил его после избрания? Фредерик Фара: Я не вижу ничего нового ни в позиции Макрона (презрительное отношение части французской элиты), ни в его идеях по сравнению с предшественниками. От прошлых президентов Франции его отличает разве что более молодой возраст. Что касается всего остального, мы констатируем принятие европейских и финансовых ограничений, которые государство добровольно поставило перед собой с 1983 года: свободное движение капиталов, приватизации, единая валюта, потеря торговой политики, конец государственных монополий, европейские бюджетные правила, изменение характера госслужб, одержимость бухгалтерскими и управленческими вопросами. Все это оставило место лишь для контроля над государственными расходами, налоговых подарков 10% самых богатых граждан, усиления гибкости рынка труда, поспешной пенсионной реформы на несправедливой и непонятной основе, сокращения мест в больницах и повсеместного распространения бухгалтерско-управленческой логики. Позднее Макрон совершил жалкую попытку поправить свой имидж с помощью непоследовательных инноваций, «нации стартапов» и продвижения фигуры предпринимателя, которое было еще в 1980-х годах. После Саркози и Олланда мы видим очередного президента, который не мог найти ответ на социальный кризис «желтых жилетов» и санитарный кризис. Президенство Макрона становится очередным тревожным свидетельством упадка наших госструктур. Эдуар Юссон: Эммануэль Макрон — это воплощение огромной энергии на службе политической пустоты. Он смог покорить политическую элиту, которая была в смятении после неудач Саркози и Олланда. Макрон был заместителем госсекретаря Елисейского дворца и министром экономики при Олланде. То есть, было понятно, что он не будет хватать звезд с неба, но, когда Франсуа Фийон (François Fillon) говорил, что тот станет вторым Олландом, его никто не принимал всерьез. Все эти люди сели в лужу, когда получили плевки в лицо: катастрофические меры во время кризиса «желтых жилетов», фиаско пенсионной реформы, ужасная политика против covid-19. То, что многие соратники Макрона в прошлом работали со Стросс-Каном и не отличаются особой компетентностью, только усиливает впечатление страшного упадка руководства. - В исторической перспективе, куда уходят корни упадка государства? Как велика в этом роль французской технократии? Фредерик Фара: Эта система, которую я называю «фальшивым государством», уходит корнями в начало 1980-х годов, на которое пришлись следующие перемены: отказ от политического и экономического волюнтаризма в угоду европейским ограничениям, формирование чрезвычайно выгодных для капитала юридических и налоговых рамок, в частности гнусности под названием «свободное движение капиталов», к которому так стремились левые, изменения в образовании элиты и постепенный отход от общих интересов. Утверждение финансовой технократии в значительной мере связано с весом Министерства экономики и финансов. Оно и связанные с ним структуры сыграли большую роль в этих переменах. Французская технократия стала все больше поддерживать либеральные идеи и определять курс экономической политики вроде борьбы с инфляцией после резкого поворота в 1983 году. Утверждение этой технократии стало настоящим ударом для демократии и политики. Обещания элиты обернулись страшным провалом: свободное движение капиталов, так называемая счастливая глобализация, единая валюта, продвижение конкуренции с известными последствиями для энергетики и транспорта. Мы видим пугающий итог проведенных высшей администрацией экономических преобразований. Эдуар Юссон: Технократия — всего лишь инструмент. Суть вопроса заключается в кризисе правых и левых. У левых — из-за присоединения к Маастрихту, у правых — из-за принятия массовой иммиграции. Все это полностью парализовало политическую игру. Левые могли бы справиться с активной иммиграцией, если бы существовала подходящая для формирования низкоквалифицированных рабочих мест валюта. Правые могли бы добиться успеха с единой валютой, если бы сократили огромные расходы на иммиграцию, которые не дают нам остаться в рамках пакта стабильности. Стоит отметить двойной провал Саркози и Олланда. Первый допустил лишь один просчет, но тот оказался роковым: иммиграционный контроль. Второй мог бы добиться успеха своей политики, если бы не существовало ограничений со стороны евро. Нужно выбирать: европейская интеграция осуществляется в ущерб интеграции иностранцев. А массовая иммиграция идет в ущерб евро. - Возможен ли худший сценарий с крахом и недееспособностью государства? — Мы все четче наблюдаем крах руководящего класса. «Республиканцы» разваливаются. Соцпартия практически перестала существовать. Три года парламентской деятельности показали пределы возможностей большинства, у представителей которого нет политического образования. Как, впрочем, и хорошего образования в целом. Перед нами последствия уничтожения школы с 1960-х годов: мы расплачиваемся за план Ланжевена-Валлона, реформу Аби, демагогию в годы Миттерана, 30 лет педагогических опытов. Кризис «желтых жилетов» стал порывом последних поколений, которые получили должное образование. Кстати, именно поэтому некоторые представители «желтых жилетов» разносили в пух и прах чиновников и депутатов большинства на телевидении в ноябре-декабре 2018 года. Школьный аттестат 1970-х годов является более надежной гарантией хорошего образования, чем многие дипломы вузов 2000-х годов. Вы правы, нам грозит крах, скорее, не государства как такового, а исчерпавшего идеи и воображение политического класса. Как бы то ни было, в случае серьезного внешнего шока, от переизбрания Дональда Трампа до ужесточения позиции Китая или риска терактов с подачи Турции, можно представить себе приход к власти нового поколения, новой группы руководителей. Фредерик Фара (Frédéric Farah), профессор экономических и социальных наук. Эдуар Юссон (Edouard Husson), преподаватель, историк, директор Франко-немецкого института европейских дел при Университете Сержи-Понтуаз.
