«Чтобы квота не пропадала, человека делят на три части». Daily Storm поговорил с блогером, бросившим вызов «ритуальной мафии»
Материалы о сфере ритуальных услуг обернулись для Daily Storm обысками в редакции, журналист «Медузы» Иван Голунов, интересовавшийся этой темой, стал жертвой подброса наркотиков, а одиозная НКО «Верум», пытавшаяся устроить революцию в похоронной отрасли, прекратила свое существование. Спустя год после задержания Голунова предприниматель Андрей Дейнеко создал блог под названием «Смертельно опасно», в котором начал рассказывать о тайнах ритуального бизнеса. Daily Storm поговорил с блогером о том, откуда он берет информацию для сюжетов и не боится ли за свое будущее. Ролики с разоблачением столичных ритуальщиков начали появляться в социальных сетях проекта «Смертельно опасно» с августа 2020 года. Первый выпуск был посвящен реконструкции Бутовского кладбища, проект которой московские чиновники начали обсуждать еще в 2015 году. В ролике под названием «Мэрия Москвы подняла четыре миллиарда на мертвых москвичах!» по кладбищу идет русый мужчина в сером пиджаке и кроссовках. Это Андрей Дейнеко. Он с трудом протискивается мимо покосившихся могильных оградок, которые стоят вплотную друг к другу. «Как вы думаете? На что это больше похоже? На некрополь или свалку человеческих тел, присыпанных землей? В 2020 году так нельзя скотину хоронить, как здесь людей хоронят», — так Дейнеко описывал результаты реконструкции кладбища в Бутово. Сюжет второго видео Дейнеко связан с Перепечинским кладбищем, где, помимо прочего, хоронят российских «Джонов Доу» — мертвых бездомных, которых так и не удалось идентифицировать. «Вы не представляете, какой запах тут стоит. Тела находятся на поверхности, [от земли до них] всего 20 сантиметров. Прикрывают труп, который находится в целлофановом пакете», — делился впечатлениями блогер. До момента нашей беседы с Андреем Дейнеко он записал всего пять роликов в рамках проекта «Смертельно опасно». Активисту удалось запечатлеть факт возможного вымогательства взятки у мужчины, который хотел похоронить своего родственника. Также блогер проник в помещение, где, предположительно, хранилась «черная касса» ритуальщиков — деньги, нелегально собранные с родственников усопших. Мы связались с Андреем Дейнеко, чтобы узнать, кто он такой и почему заинтересовался сферой ритуальных услуг. Мужчина согласился встретиться с корреспондентом Daily Storm в одном из столичных кафе. — Когда вы впервые столкнулись со сферой ритуальных услуг? — Начиналось все довольно прозаично. Год назад я стал президентом Ассоциации похоронной отрасли. Это НКО, которая занимается правовыми вопросами. Открыл ее, так как мои знакомые уже занимались ритуальным бизнесом. И у них постоянно возникали какие-то проблемы. Наглядная ситуация: родственник усопшего купил могильную плиту не у ГБУ, а у частника. Приезжает человек на кладбище в день похорон, а ему говорят, мол, якобы с документами непорядок: лопата не указана в инвентаре или оградка выходит за пределы участка. Я промониторил рынок и понял, что ниша достаточно свободная и клиенты будут всегда, к сожалению. То же ГБУ «Центр мемориальных услуг» (ЦМУ) тратит 70 миллионов рублей на консультацию граждан. Поэтому я и захотел сделать правовую организацию. Открыли ее в августе, спустя несколько месяцев после скандала с Иваном Голуновым. Отчасти его история послужила мотивацией. — Но в своем первом ролике вы говорили, что у вас ушел из жизни близкий человек. — Зрители, наверное, меня не поняли бы, если бы я, как вам сейчас, подробно рассказывал о мотивации, поэтому я посоветовался со знакомыми и решил зайти с личного опыта. Он действительно был. Как частное лицо я столкнулся с ритуальщиками, когда хоронил бабушку. Потом умерла мама. Тогда характер отношений на кладбище был бытовым. Сказали заплатить — ну и заплатил. Когда ты не знаешь, что есть расценки, которые регулируются законом, руководствуешься принципом «пришел в магазин, не нравится — не покупаешь». — В какой именно момент вы решили завести видеоблог? — Я не думал, что стану блогером. Мой первый ролик был снят в начале лета 2020 года, про Бутовское кладбище. В 2016 году кладбище реконструировали. Был хороший проект, рассчитанный в том числе на маломобильных граждан. Для них проложили дорожки между оград. В результате прихожу, а там дорожки эти раскапывают. Освобождают место под захоронения, несмотря на то что на территории оно и так было. Я решил снять видео с коптера, чтобы сделать фотоотчет для контрольных органов. Первое время я занимался в основном оформлением жалоб. Когда поднял коптер, понял, что получается хорошая картинка, которую можно подать в виде наглядной истории. Тогда же открыли кладбища после карантина для общего доступа. — Была ли какая-то реакция на ваш первый ролик? — Когда сняли Бутово, ко мне начали обращаться люди. Женщина вышла на меня с историей про захоронение безродных на Перепечинском кладбище. Она там родственницу искала. Мы приехали на место и увидели, что там не то что дорожек нет, там по могилам ходить надо, чтобы родственника найти. Безродных хоронят с нарушением норм, на маленькой глубине. В одну могилу кладут по несколько человек, друг на друга. Чтобы не занимать место, после захоронения их эксгумируют и отправляют на сожжение. У них вроде как есть определенные квоты для этого. Один из сотрудников мне рассказал такую вещь: чтобы не заниматься лишним трудом и не выкапывать всех, копатели эксгумируют только те тела, которые находятся на поверхности. Но чтобы выполнить норму, человека делят на три части. Таким образом сохраняется количество сожжений. На эту работу, вроде, в качестве наказания отправляют сотрудников. — Вы верите в эту историю? — Мне сложно сказать, это все со слов сотрудников кладбища опять же. К этому делу надо привлекать прокуратуру. — В одном из выпусков вы показали зрителям «черную кассу» кладбища (место, где хранятся деньги, которые не подлежат официальному учету). Как вам удается попадать в такие места и кто вам передает такую информацию? — Мне пишут кладбищенские. Люди, работающие на кладбищах, тоже устали от сложившейся ситуации. Тому же копщику на Митинском кладбище нужно сдать 150 тысяч рублей в месяц только для того, чтобы его допустили до работы. Это как минимум пять тысяч рублей в день. Поэтому работники и берут взятки, те же 12 тысяч рублей за вырытую могилу. А родственники усопших оказываются в такой ситуации, что должны платить эти деньги. Либо получат могилу только через неделю или через месяц. Как повезет. — Часто ли вам приходят сообщения о нарушениях? — Я 12 дней был в Турции и телефон там отключил на время. Вернулся в Москву, включил сотовый, и мне сразу посыпался шквал сообщений. Десятки. Видимо, одному номер дал, а он пошел по сарафанному радио. Мне готовы дать даже черную бухгалтерию, и я понимаю, что это уже серьезные вещи. — Вам уже поступали угрозы? — После первого выпуска по Бутово у меня наутро была куча звонков. Какие-то заказы из магазинов пошли, заявки на кредиты и так далее. Короче, первые три дня меня заваливали спамом. Понятно, что это было предупреждение. Якобы мой личный телефон уже известен, хотя его в открытом доступе нет. Наш YouTube-канал уже получил предупреждение за то, что мы раскрыли персональные данные людей. Мне кажется, что это гэбэушники просто подали жалобу. Потом ко мне в офис пришел какой-то чувак, предлагавший сотрудничество. Похож на провокатора, говорил про какие-то «незаконные методы» возврата долгов, но у меня стояла камера, и в конце концов разговор перешел на какую-то бредятину. Он даже не мог объяснить, является ли его контора юридическим лицом или нет. Вот мы рассказали про получение взятки гробовщиками, и вроде как брать на время действительно перестали, а это 10 миллионов рублей в день минимум. Я прекрасно понимаю, что разобраться со мной будет дешевле. Возможно, ко мне не подослали людей, потому что не знают, откуда у меня ноги растут. Конечно, я закончил юридический, круг общения широкий: есть люди из прокуратуры, из других органов, есть знакомые, которые даже Сердюкова принимали. Понятно, что не все в критической ситуации помогут, так что больше надеюсь на медийную поддержку. — А чем вы занимались до того, как связались с ритуальной сферой? — Раньше — строительным бизнесом. Например, строил в Саларьево метрополитен. Тогда 60% экскаваторной техники, которая поднимала грунт, принадлежала мне. Бизнес продал в 2016 году. Какое-то время вообще ничем не занимался, потом начал друзьям помогать. Я позиционирую себя как антикризисный управляющий, помогаю людям с убыточным бизнесом. Но сейчас времени остается на это дело меньше, потому что в основном занимаюсь блогом. — Вам кто-то помогает с ним? Возможно, есть какая-то команда? — Нет. Поначалу я вообще набирал людей на «Авито», искал свадебных операторов. Тогда же выяснил, что на кладбища их часто приглашают снимать похороны. А дальше через общих знакомых нашел ребят, которые занимаются съемками. Постоянного состава нет, кто-то меняется. А текстовку пишу сам — по образованию я юрист по коммерческому праву, проходил риторику. Знаю, как писать заявления, и тут действую по такому же принципу. — В своих роликах вы часто вступаете в прямой конфликт с сотрудниками кладбища, с теми же охранниками. Как реагирует на это команда? Она подготовлена к съемкам в стрессовых ситуациях? — Меня на многих кладбищах уже знают в лицо. Поэтому все внимание приковано ко мне. Хорошо, что из-за пандемии можно ходить в маске. Но иногда я просто беру и срываю ее. Кладбище сразу приостанавливает свою торговлю. Непосредственно свою, не частников. Начинается шорох. Как-то раз мы приехали на Митинское кладбище, и на нас вызвали полицейских. Администрация кладбища пожаловалась на то, что мы якобы закладки делаем. Приехал опер, который подошел к нам и сказал, что все будет нормально, только на камеру его снимать не надо. В общем, отнесся к ситуации с пониманием. И так бывает очень часто, сотрудники перестают себя вести агрессивно, когда начальство за ними не наблюдает. — Есть уже какие-то планы на будущее? — Я сейчас обзваниваю руководителей частных похоронных предприятий, чтобы собрать средства на антимонопольных юристов. Хочу сделать революцию на этом рынке. Раньше, когда я приходил с такими предложениями к частным бизнесменам, меня не слушали, но сейчас уже все знают. По сути, от медийной части я уже все получил и могу возвращаться к бумажной работе. Но учитывая, что люди доверились мне и хотят видеть на экране, мне сложно морально остановиться и не делать то, чем я занимаюсь.
