Откуда берутся изгои? Отрывок из романа о буллинге в школе «54 минуты. У всех есть причины бояться мальчика с ружьем»

Тема травли — одна из самых сложных, болезненных и важных в дискуссии о подростках. С каждым годом ее обсуждают все активнее и громче: о буллинге пишут статьи, снимают документальные фильмы, делают полезные проекты, а теперь еще и пишут книги. Марике Нийкамп написала книгу «54 минуты. У всех есть причины бояться мальчика с ружьем», которая пытается ответить на вопросы: откуда берутся изгои, к чему может привести буллинг и почему подростки направляют оружие против своих одноклассников? Отем и Тайлер потеряли мать в страшной автокатастрофе. Их отец топит горе в алкоголе, дети предоставлены сами себе и справляются с потерей, как могут. Отем с головой ушла в балет: мама была известной танцовщицей и мечтала, что дочь пойдет по ее стопам. А Тайлер, наоборот, замкнулся в своем горе и презрении к миру. Точкой невозврата для него стало отчисление из школы. Он вернулся, чтобы отомстить всем, кто хоть как то его обидел. В запертом актовом зале Тайлер с оружием в руках против всей школы. Он хочет наказать этот мир. И особенно свою сестру. Young-adult роман «54 минуты» стал очень популярным на Западе, а теперь выходит и на русском языке. Выпускает его издательство «Бомбора», предисловие к книге написала психолог благотворительного фонда помощи детям-сиротам «Здесь и сейчас» Елена Кандыбина. С разрешения издательства CJ публикует отрывок из романа. Слова Аши тронули мне душу. Сильв не понимает, что танцы — это больше чем мечта, больше чем карьера, — это мое сердце. Аша это понимает. Хотелось бы мне узнать о ней больше, о ее музыке. Прежде чем я успеваю спросить, мы оказываемся в проходе. Меня окружают другие ученики. С каждым шагом давка все сильнее. В меня вдавливаются рюкзаки, меня толкают плечом. Я не понимаю, почему никто не выходит из аудитории. Здесь слишком много народу. Пальцы мои сжимаются вокруг шармов на браслете — серебряная балетная туфелька и венецианская маска ручной работы, которую мама когда-то привезла из Италии. Зеленая эмаль на маске поблекла, и кромки поцарапались, но знакомые формы успокаивают и помогают вернуть равновесие. Все преходяще. Аша пожимает плечами и улыбается. — Удачи на пробах, — говорит она и ввинчивается в толпу. И уходит. В конце концов, все уходят. Я делаю шаг назад и жду, когда толпа пройдет мимо. Здесь у меня нет друзей, кроме Сильв, нет семьи, кроме брата, который исчез, и отца, который меня презирает. Только танцы помогают мне жить. Они освободят меня. И я не позволю никому встать у меня на пути. Перед нами трек. После очередного круга настроение у Криса улучшается. Он всегда это умел — сбрасывать свои тревоги, как зимнее пальто. — Пора бежать. Повеселимся, Сардж? — Командир! — хмыкаю я. Он подмигивает и делает стремительный рывок, словно только что не пробежал целую милю. А мне остается лишь смотреть ему в спину. Ну, конечно, он же стайер, так что еще и половины своей нормы не пробежал. Но он лишь подчеркнул, как до смешного медленно сегодня бегаю я. Все изменится прямо сейчас. Пробегая мимо тренера, я легонько киваю ему, и он нажимает кнопку на секундомере. Я прибавляю темп. Эту стратегию мы выработали в прошлом сезоне — тренировки строили так, чтобы я могла поддерживать стабильный темп на бо́льшем этапе гонки и сохранять силы для финального спринта. Все вокруг меня исчезает. Исчезают мысли о Мэтте и Трейси. Жгучая боль в икрах. Мучительное беспокойство из-за необходимости проводить тренировки молодых офицеров. Исчезает все, кроме каденции моих ступней и холодного ветра на щеках. Когда бегу, я наконец-то обретаю способность дышать. Я пересекаю финишную черту и оглядываюсь, чтобы увидеть ухмылку тренера. Трибуны вокруг трека тонут в белой дымке. На ступеньках у финишной черты кто-то нацарапал на дереве: «Мы творим историю». Губы расплываются в улыбке. Эти три слова — вклад тренера Линдта в девиз нашей школы. Его воскресное мотивационное выступление. И это работает, потому что мы уже сотворили историю и будем выступать в чемпионате штата седьмой год подряд. Это моя команда. Я принадлежу ей. Здесь и сейчас мы едины. ТОМАС Документы ничего не прояснили. Я сую папку обратно и захлопываю ящик. Все бесполезно. Смешно. Просто глупо. Тайлера восстановили, и сестра моя в ужасе, но я не знаю почему. И я абсолютно ничего не могу сделать, чтобы ей стало легче. — Может, пропустим и остальные уроки? — Фарид стоит, прислонившись к двери. Нога его направлена к креслу для посетителей. Уголком своей папки он стряхивает пушинку с лица. — Ненавижу понедельники. Я из брата-защитника снова превращаюсь в самого печально известного ученика старшей школы Оппортьюнити. Эта роль налезает как разношенная перчатка. — Мы все такие, приятель. Понедельники хуже всего. Но как же мой имидж крутого парня? Если я не буду страдать вместе с вами, это погубит мою репутацию. — Да брось, признай честно. Ты просто боишься, что Трентон нажалуется твоему деду. Да что он может сделать? Отшлепать тебя за прогулы? Ты же знаешь, старику нет дела. Я потягиваюсь: — Полагаю, да. На самом деле я боюсь. Когда появился Фарид, я был любимым плохим парнем Оппортьюнити. Никто этого не говорил, но я полагал, что все просто ослеплены моим блеском. В этом году сомнительную честь мы разделили с Фаридом, и только он знает, как я топчусь на границе. День без наказания — день без солнечного света. Или без радуги. Или без котят и всего такого. Но я делаю уроки. Я получаю потрясающе хорошие оценки. Мы с директором Трентон пришли к соглашению: я не нарушаю правил чрезмерно и не пропускаю уроки. Меня не ловят на проделках — например, на проникновении в школьный архив — даже ради моей сестры, хотя она стоит любого риска. Я веду себя прилично, и Трентон не звонит деду. Нет, я не боюсь его гнева или разочарования. Я уже на целую голову выше его, и он меня больше не пугает. Я боюсь, что он скажет Мама́. А я не хочу, чтобы она помнила меня таким. СИЛЬВ Я сжимаю ладонь Отем, возвращаясь на место и пытаясь рассмотреть, что происходит у двери. Отем ненавидит, когда мы касаемся друг друга на людях, но в последние месяцы только она удерживает меня на плаву. Она так мечтает покинуть Оппортьюнити! А когда она уедет, сердце мое разорвется. Хотелось бы мне тоже уехать. Хотелось бы мне остаться. Ученики вокруг меня не движутся. Шум постепенно стихает. Что-то не так. Что происходит? Нас заперли! Двери заперты. Одна из девушек-чирлидеров ворчит, что сейчас не время для шуток. Чуть в стороне от нее нервно смеется девочка-новичок. В конце каждого прохода ученики толпятся у двойных дверей, всегда распахнутых, а сейчас закрытых. Мы заперты. Звонит звонок. Двери слева от меня открываются. В люминесцентном свете коридора видна одинокая фигура. На мгновение кажется, что это мой брат-близнец. И все это — очередной способ доказать, что он самый не интересующийся и самый интересный ученик Оппортьюнити. Он устроил очередной розыгрыш — запер нас всех. Когда-то я тоже заперла его. Один раз. Но из-под черной вязаной шапочки выбиваются светлые пряди. Странно, что я замечаю первыми именно их — непокорные светлые волосы, обрамляющие слишком знакомое лицо. И с ним приходят воспоминания. Злобная усмешка. Волчий взгляд. Нервный шепот вокруг — возможно, порождение моей фантазии. Не сейчас. Не сегодня. Нет, пожалуйста. Мне хватает секунды, чтобы узнать его поднятую руку. Наверху все замирают. Взгляды устремляются к тени в дверном проеме. Я слышу слово «оружие». Оно прокатывается вокруг меня, и все замирают в молчании. Я не ощущаю ни паники, ни шока. Только чувство поражения. Вот и все. — Директор Трентон, у меня есть вопрос. Фигура наставляет оружие на нее, палец лежит на курке. Выстрел. Ещё почитать по теме «Дети выбрали смешную, как им казалось, мишень»: травля глазами учителей Школьная травля настолько распространена потому, что наше общество крайне терпимо к насилию Больше половины российских школьников сталкиваются с травлей